Во время обсуждения условий контракта, я не выдерживаю.
— Извините, — мой голос звучит тихо, но четко в наступившей тишине. Все взгляды обращаются ко мне. Всеволод поднимает бровь, но не останавливает. — В пункте семь два, на мой взгляд, заложен риск. Неочевидный, но критичный. При определенных колебаниях рынка...
Я излагаю свою точку зрения. Кратко, по делу, без эмоций. В кабинете повисает тишина. Партнеры смотрят на меня с недоумением, потом на Всеволода.
Он не смотрит на них. Он смотрит на меня. И на его губах появляется та самая редкая, опасная улыбка.
— Моя помощница недавно спасла меня от весьма... неприятных финансовых потерь, — говорит он, и его голос звучит ровно, но в нем слышится сталь. — Я привык прислушиваться к ее мнению. Предлагаю внести правки.
Его взгляд, брошенный на партнеров, не допускает возражений. Правки вносят.
После встречи, в лифте, он молчит. Я сточу, чувствуя, как дрожат колени. Переступила ли я черту?
Лифт останавливается на нашем этаже. Двери открываются. Прежде чем выйти, он поворачивается ко мне.
— В следующий раз, — произносит он тихо, — говори сразу. Не жди. Твое мнение стоит дороже, чем их комфорт.
И он уходит, оставив меня стоять в пустом лифте с бешено колотящимся сердцем и чувством головокружительной, запретной победы.
Он начинает доверять мне больше. Слишком много. Я получаю доступ к электронной почте, к некоторым его личным файлам. Я вижу, как устроена его империя изнутри. Вижу ее силу и ее уязвимые места. Знание обрушивается на меня лавиной, и я тону в нем, с восторгом и ужасом.
Вечером я натыкаюсь на папку с пометкой «Прошлое». Старые сканы документов, фотографии. Любопытство оказывается сильнее страха. Я открываю ее.
И вижу его. Молодого, лет двадцати. На фото он стоит рядом с пожилым, суровым мужчиной, лицо которого — более престарелый и жесткая копия его собственного. Отцом. В глазах молодого Всеволода — не детская любовь, а холодная, вымученная покорность и... ненависть. Следующие фото — он один, в бедной комнате общежития, с старыми учебниками. Потом — первые сделки, жесткие, почти жестокие. История его восхождения. Одинокого, кровавого.
Я захлопываю папку, как будто обожглась. Я увидела слишком. Увидела ту трещину, из которой вырос лед в его душе.
Он застает меня за этим. Входит в кабинет без звука и видит меня за своим компьютером, с открытой папкой. Я замираю, ожидая взрыва ярости, унижения, чего угодно.
Он подходит. Смотрит на экран. Потом на меня. Его лицо — каменная маска.
— Любопытство — опасная черта, — произносит он ровно.
— Прости, — я отвожу взгляд, готовясь к худшему.
— Не извиняйся, — он закрывает папку. Его движения резки. — Ты хотела знать, кто я? Теперь ты знаешь. Я — продукт ненависти и амбиций. Я построил себя сам из ничего. И я никому не позволю это разрушить. Понятно?
— Понятно, — шепчу я.
— Хорошо, — он поворачивается к уходить, но останавливается в дверях. Не оборачиваясь, говорит: — Тот мальчик на фото... он умер давно. Не ищи его. Его нет.
Он уходит. Я остаюсь сидеть в темноте, сжавшись в комок. Я увидела его боль. Его самую большую уязвимость. И теперь он никогда мне этого не простит. Или... это был очередной тест? Проверка на прочность? Проверка моей лояльности?
На следующее утро он ведет себя как ни в чем не бывало. Холоден, собран, деловит. Но за завтраком он вдруг говорит:
— Сегодня летим в Прагу. На переговоры по чешским активам. Готовься. Поедешь со мной.
— Я... — я не понимаю. После вчерашнего...
— Я сказал, готовься, — он отрезает, и в его голосе снова слышится привычный приказной тон. Но что-то в его глазах говорит о другом. О том, что вчерашнее не забыто. А зачтено. Как экзамен, который я невольно сдала.
Он спас мой дом.
А теперь он показал мне свою самую страшную тайну и... оставил в живых. Я не знаю, что это — высшая степень доверия или самая изощренная ловушка. Но я уже не могу выбраться. Я не хочу выбираться.
20 глава
20 глава
Пражский аэропорт встречает нас промозглым ветром и серым небом. Я иду за Всеволодом по коридору бизнес-зала, чувствуя себя чуждой этой спешке, этим чужим лицам. Он движется быстро и уверенно, не оглядываясь, но я знаю — он чувствует мое присутствие за спиной. Как часовой чувствует свою смену.
Нас встречает черный Mercedes с тонированными стеклами. Водитель — тот самый, что был в тот первый день. Он почти незаметно кивает мне, и в его взгляде я читаю нечто новое — не просто безразличие, а сдержанное уважение. Слухи о моей новой роли дошли и до него.
Мы едем в отель. Молчание в салоне не давит, а гудит напряжением. Всеволод просматривает документы, я смотрю в окно на проплывающие готические фасады. Моя сумка с ноутбуком и распечатками лежит между нами, как символ моего нового статуса. Я больше не пустое место. Я — его оружие, и я должна быть заточенной.
Отель — старинный, роскошный, с видом на Карлов мост. Нас проводят в смежные номера-люкс. Дверь между ними закрыта. Я остаюсь одна в огромной комнате с высокими потолками и темной старинной мебелью.
Через час раздается тихий стук в соединительную дверь. Я открываю. Он стоит на пороге, уже без пиджака, с расстегнутым воротником рубашки.
— Готовься, — говорит он коротко. — Встреча через сорок минут в моем номере. Придут местные партнеры. Будь готова.
— К чему? — уточняю я, чувствуя, как подкатывает знакомое нервное возбуждение.
— Ко всему, — в его глазах мелькает знакомый холодный огонек. — Они попытаются давить. Использовать мой приезд. Я хочу, чтобы ты видела их слабые места в реальном времени. И сигнализировала мне.
— Как? — я не понимаю.
Он достает из кармана маленький беспроводной вибратор, похожий на пульт для презентаций.
— Короткий сигнал — я затягиваю паузу, даю им говорить дальше. Два сигнала — я прерываю, меняю тему. Длинный — я иду в атаку. Понятно?
Я беру в руки холодный пластиковый прибор. Он кажется невероятно тяжелым.
— Понятно.
— Хорошо, — он поворачивается к уходить, но останавливается. — И, Дарья... Не подведи меня.
Его взгляд говорит красноречивее слов. Это не просьба.
Сорок минут спустя я сижу в кресле в углу его номера, заставленного антикварной мебелью. Я — «ассистентка, ведущая записи». Никто не смотрит в мою сторону. Партнеры — два солидных немца и хитрый, как лис, чех — все внимание отдают Всеволоду.