— Допустим, я помогу вам. Остановлю снос. Что я получу взамен? — его взгляд поднимается и впивается в меня. Он смотрит на меня так, будто я не человек, а лот на аукционе, и он оценивает мою стоимость. — Что вы можете предложить мне такого, что будет иметь для меня хоть какую-то ценность?

Я замираю. У меня нет денег. Нет связей. Нет ничего, кроме этого старого дома и…

— Я… Я готова на все, — выдыхаю я, и сама слышу, как это звучит глупо и отчаянно.

Евсеев усмехается. Тихо, беззвучно. Только уголки его губ чуть подрагивают.

— «Всё» — это очень размытое понятие. Мне нужна конкретика. Вы пришли ко мне не за благотворительностью? Нет. Вы пришли заключать сделку. Так предложите мне свои условия.

Мой разум лихорадочно работает. Что я могу? Что я умею? Я могу переводить тексты, печь пироги с яблоками, знаю наизусть пол-Евгения Онегина... Бесполезно. Все бесполезно.

— Я могу работать на вас. Отдавать всю зарплату. Всю жизнь. Я… хорошо готовлю. Могу убирать. Что угодно!

Всеволод смотрит на меня еще несколько секунд, и в его глазах загорается какой-то странный, хищный огонек. Он поднимается с кресла. Он высокий, очень высокий. Его фигура заслоняет свет от окна.

— Нет, — говорит он тихо, подходя ко мне. — Ваша работа, ваша уборка… это не имеет для меня никакой ценности.

Он останавливается в двух шагах от меня. Я чувствую исходящий от него холод и запах дорогого парфюма с нотками кожи и чего-то древесного.

— Вы хотите, чтобы я спас ваш дом? Спас вашу бабушку? — его голос теперь звучит почти интимно, но от этого еще страшнее. — Вы хотите, чтобы я вступил в войну с Яковлевым из-за вас?

Я не могу пошевелиться, не могу отвести взгляд. Я просто киваю, загипнотизированная его внезапной близостью.

— Тогда вот мои условия, — он говорит это так просто, будто обсуждает погоду. — Дом будет стоять. Ваша бабушка получит свой покой. А вы… вы становитесь моей. Полностью. Безоговорочно. Вы делаете то, что я скажу. Идете туда, куда я скажу. Вы принадлежите мне. Ваша свобода в обмен на ее спокойную смерть. Это сделка?

В ушах звенит. Комната плывет. Я смотрю на него, пытаясь понять, не ослышалась ли я. Всеволод не шутит. В его глазах — та самая цена, которую он назвал. И он ждет моего ответа.

Пятнадцать минут истекли.

4 глава

Его слова висят в воздухе, тяжелые и нереальные, как дым после взрыва. «Это сделка?» Звон в ушах нарастает, превращаясь в оглушительный гул. Комната с панорамными окнами, ковер, в который проваливаются каблуки, его пронзительный взгляд — все плывет, как в дурном сне.

Я ищу в глазах Всеволода насмешку, шутку, хоть каплю сомнения. Но вижу только холодную, беспристрастную уверенность. Он не монстр. Он бизнесмен, оценивающий актив. И в данный момент я для него — самый странный и, видимо, самый желанный актив.

Мое молчание затягивается. Евсеев не торопит, давая мне утонуть в ледяной воде этого осознания, нагнетая панику тикающими в голове секундами. Где-то там, за этими стенами из стекла и стали, бульдозеры Яковлева уже прогревают моторы. Я почти физически слышу их зловещий рык. Где-то в комнате, пропахшей ромашкой, угасает моя бабушка. Ее тихое, прерывистое дыхание звучит в ушах громче любого шума. А здесь, в стерильной тишине, я решаю, смогу ли я стать вещью.

— Я… — мой голос срывается на шепот. Сглатываю ком в горле, он колючий, как стекло, и пробую снова, заставляя слова звучать тверже. — Я не понимаю. Что значит «стать вашей»? Что именно я должна буду делать?

В его глазах мелькает что-то вроде удовлетворения хищника, увидевшего, что добыча принимает правила игры. Ему нравится, что я не падаю в истерике, а запрашиваю спецификации. Как к договору на поставку товара, а не продаже души.

— Все достаточно просто, — Всеволод медленно прохаживается по кабинету, его пальцы скользят по спинке кожаного кресла. — Вы переезжаете ко мне. Выполняете мои просьбы. Сопровождаете меня на мероприятиях, когда это потребуется. Вы находитесь в полном моем распоряжении на срок, который я определю. Ваша личная жизнь прекращается. Ваши желания и потребности вторичны по отношению к моим. Вы — моя собственность. Взамен ваш дом остается неприкосновенным. Ваша бабушка получает лучший паллиативный уход, который можно купить за деньги. Это исчерпывающе?

От его спокойного, разложенного по полочкам, бесчеловечно логичного объяснения в животе начинает сосать холодной пустотой. Это не порыв сумасшедшего. Это продуманный, взвешенный план. Он обдумывал это. Взвешивал мою стоимость.

— А если я откажусь? — выдыхаю я, уже зная ответ.

Он останавливается напротив меня. Слишком близко. Снова этот давящий, холодный парфюм.

— Тогда ровно в восемь утра завтрашнего дня техника Яковлева начинает работу. И вы наблюдаете, как рушатся стены, в которых выросли. Или… вы пытаетесь вынести оттуда свою бабушку. Я почти уверен, что это убьет ее. Так что ваш отказ равносилен убийству. Вы готовы взять на себя эту ответственность, Дарья?

Удар ниже пояса. Грязно, цинично и безжалостно эффективно. Всеволод берет мой самый большой страх и превращает его в свое главное оружие. В глазах темнеет. Я чувствую, как подкашиваются ноги, и едва не хватаюсь за край его стола, чтобы удержаться.

Евсеев наблюдает за моей слабостью с тем же научным интересом.

— У меня нет выбора, — шепчу я.

— У нас всегда есть выбор, — парирует он. — Просто некоторые варианты неприемлемы. Вы выбираете меньшее из зол. Как и я, впрочем.

В его последних словах звучит едва уловимая нота чего-то человеческого, но у меня нет сил это анализировать.

Я закрываю глаза и вижу лицо бабушки. Ее тихую улыбку. Я слышу скрип ступенек под ногами. Чувствую запах старой книги, которую она читала мне в детстве.

Открываю глаза и отвечаю.

— Хорошо. — Это не слово. Это выдох. Звук капитуляции. — Я согласна.

Евсеев кивает, будто только что заключил очередную сделку на миллион. Ни тени торжества, лишь удовлетворение от эффективно проделанной работы.

— Разумный выбор. Ожидайте моего звонка сегодня вечером. Обсудим детали. Алиса проводит вас.

Всеволод поворачивается к столу, к своему моноблоку. Наш разговор окончен. Пятнадцать минут истекли давно. А моя жизнь только что резко разделилась на «до» и «после». И «после» выглядит темным и пугающим.

Алиса входит бесшумно, как будто стоит за дверью все это время. Ее лицо не выражает ровным счетом ничего, когда она ведет меня обратно через опенспейс, к лифтам. Десятки глаз с любопытством и безразличием скользят по мне. Диковинка. Новая игрушка босса.