Мы едем недолго. Машина останавливается у подъезда современного элитного дома. Водитель выходит, открывает мне дверь.

— Поднимитесь на двадцатый этаж. Ключ от квартиры, — он протягивает мне электронный ключ-карту. — Вас встретят.

Каждый шаг механический. Роскошный лифт, быстрый подъем, тихий этаж с одной-единственной дверью. Я прикладываю карту к замку. Щелчок.

Дверь открывается. В просторной белоснежной прихожей стоит женщина лет сорока в строгом сером костюме и белых перчатках. Ее лицо абсолютно бесстрастно.

— Дарья Дмитриевна, я Элеонора, управляющая резиденцией Евсеева. Проходите, я покажу вам ваши апартаменты и ознакомлю с правилами.

Апартаменты. Резиденция. Звучит так же чуждо, как и все происходящее.

Она проводит меня по огромной квартире-пентхаусу. Все выдержано в стиле хай-тек: холодный металл, стекло, глянец, дорогие и строгие материалы. Ничего лишнего, ничего уютного. Это не дом. Это дизайнерский объект, клетка из стекла и бетона.

— Это ваша спальня, — Элеонора открывает дверь в комнату с панорамным окном и огромной кроватью. — Гардеробная уже заполнена одеждой и всем необходимым согласно указаниям Евсеева. Ваш телефон будет заменен на новый с единственным подключенным номером. Ваши личные вещи будут доставлены позже.

Она говорит ровным, лишенным эмоций голосом, как экскурсовод в музее.

— Каковы… правила? — наконец выдавливаю я.

— Вы не покидаете апартаменты без сопровождения или прямого разрешения Евсеева. Вы готовы к его приезду в любое время суток. Вы выполняете все его просьбы незамедлительно. Ваше общение с внешним миром будет ограничено и контролироваться. Вопросы?

У меня нет вопросов. Есть только леденящее душу понимание. Это не метафора. Это настоящее, физическое заточение.

Элеонора удаляется, оставляя меня одну посреди чужой, холодной роскоши.

Я подхожу к окну. Отсюда с двадцатого этажа, город красивый, далекий и абсолютно безразличный. Где-то там мой дом. Моя бабушка.

В кармане звонит мой старый телефон. Я вздрагиваю. НЕИЗВЕСТНЫЙ НОМЕР. Сердце падает. Яковлев? Журналист?

Я принимаю вызов.

— Алло?

В трубке на секунду повисает молчание, а затем раздается низкий, знакомый уже голос.

— Довольны своими новыми апартаментами? — спрашивает Всеволод. В его голосе слышится легкая, едва уловимая усталость, но не тепло.

— Вы… Вы обещали остановить снос, — шепчу я, игнорируя его вопрос.

— Техника Яковлева уже уехала с вашей улицы. К вашей бабушке приставлена моя личная сиделка с медицинским образованием. Обещание выполнено. Теперь ваша очередь, Дарья. Скоро приеду, подписать договор.

Он кладет трубку.

Я медленно опускаюсь на пол перед огромным окном, обхватывая колени руками. Снаружи зажигаются огни вечернего города. Он прекрасен.

А я сижу в золотой клетке и не могу сдержать рыданий.

6 глава

Дорогие читатели, кому интересна книга. Кто читает с удовольствием, прошу пожалуйста поставить «мне нравится» и добавить книгу в библиотеку

Буду очень признательна!

Я сижу на холодном глянцевом полу, обхватив колени, и смотрю, как за окном зажигаются огни. Они такие яркие, такие живые, а у меня внутри — мертвая, ледяная пустота. Рыдания отступают, оставляя после себя лишь острую, режущую боль под ребрами и странное, отрешенное спокойствие. Я выплакала все, что могла. Теперь осталась только реальность. Жестокая, неоспоримая реальность золотой клетки.

В кармане снова вибрирует телефон. На этот раз смс. От Элеоноры. Точный, безличный текст, как военное предписание: «Ужин будет подан через двадцать минут. Всеволод Сергеевич будет через час. Вам следует подготовиться».

«Подготовиться». Что это значит? Надеть одну из тех дорогих вещей, что висят в гардеробной? Сделать макияж? Притвориться, что я не та, кем была еще сегодня утром?

Я поднимаюсь с пола. Ноги ватные, но слушаются. Иду в спальню, включаю свет — яркий, холодный, безжалостный — и впервые действительно смотрю на свое новое убежище-тюрьму. Все идеально. Слишком идеально. Ни пылинки, ни морщинки на покрывале, не случайно брошенной вещи. Как будто здесь никто и не жил. Как будто я — первая.

Открываю гардеробную. Полки ломятся от одежды. Платья, блузки, брюки — все моего размера, все дорогих марок, все в его вкусе: сдержанные, строгие, элегантные. Ничего яркого, ничего простого. Он не просто купил меня. Он уже переодел меня в подходящую для себя, даже не видя.

Выбираю самое простое — длинное черное платье из мягкого трикотажа. Оно облегает фигуру, но не кричаще. Выгляжу в нем… признаться красиво. Стираю следы слез с лица, расчесываю волосы. В зеркале на меня смотрит незнакомка с большими, пустыми глазами.

Ровно через двадцать минут выхожу из комнаты. Запах еды доносится из глубины пентхауса. Я иду на него, как зомби. Столовая — еще одно помещение с панорамным окном. Деревянный стол на десять персон, но сервирован только для одной. Для меня.

Элеонора появляется бесшумно.

— Всеволод Сергеевич просил передать, что вы должны поужинать. Вам нужно силы.

Еда выглядит безупречно: запеченное филе лосося с овощами. Но когда я подношу первую вилку ко рту, вкус кажется безвкусным, как бумага. Я ем механически, потому что меня заставили. Потому что это приказ.

С каждой минутой ожидание становится все невыносимее. Я слышу каждый тик огромных напольных часов в гостиной. Сердце сжимается в комок всякий раз, когда лифт издает мягкий звон на этаже. Но это не он.

И вот — новый звук. Глухой щелчок электронного замка на входной двери. Воздух в квартире меняется, наполняется напряжением и той самой, знакомой по кабинету, ледяной энергией.

Шаги. Твердые, уверенные, громко отдающиеся в тишине пустых коридоров. Он идет сюда.

Я замираю с вилкой в руке, не в силах пошевелиться. Сердце колотится где-то в горле, бешено и беспомощно.

Всеволод появляется в дверном проеме столовой. Он снял пиджак, расстегнул воротник белоснежной рубашки. Он выглядит… уставшим. И от этого еще более опасным. Его взгляд скользит по мне, по тарелке, оценивая, проверяя.

— Я вижу, Элеонора позаботилась о вас, — произносит он. Его голос глухо звучит в тишине столовой.

Я молчу. Просто смотрю на него, не в силах выдавить ни звука.

Евсеев подходит к столу, берет со стула бутылку виски и наливает себе в тяжелый бокал, не предлагая мне. Делает глоток. Смотрит на меня поверх бокала.

— Ну что, Дарья? Как вам ваша новая жизнь? — в его голосе слышится легкая, язвительная нотка.

Во мне что-то обрывается. Вся собранность, весь страх куда-то уходят. Остается только голая, обожженная нервозность.

— А что я должна чувствовать? — срывается у меня. Голос дрожит, но в нем есть и сталь. — Благодарность? Вы купили меня, как вещь. Поселили в золотую клетку. И теперь ждете, что я буду петь?

Всеволод медленно ставит бокал. Его глаза сужаются. В них вспыхивает тот самый хищный огонек, который я уже видела в кабинете. Он делает шаг ко мне. Потом еще один. Он приближается, и я невольно откидываюсь на спинку стула.