Я не жду ее ответа, зная, что каждая лишняя секунда, проведенная в этой комнате, на секунду приближает меня к тому, чтобы моя сила воли сдалась.

АРИЯ

Через два часа после того, как Габриэле покинул мою комнату, я лежала в своей постели, не в силах уснуть. Сексуальная неудовлетворенность, смешанная с раздражением, заставляет мое тело быть на грани.

Наверное, я не должна была удивляться, когда он вышел из моей комнаты - он держал дистанцию с той ночи, когда мы дурачились. Мы не то чтобы прямо говорили, что это будет продолжаться, но мне казалось, что это подразумевалось. Очевидно, я ошибалась.

Не в силах больше терпеть разочарование, я сбрасываю с себя одеяло и сажусь прямо в кровати. Затем я вспоминаю свою блестящую идею, высказанную сегодня, и решаю привести свой план в действие. Сначала я снимаю трусики, так что на мне остается только футболка. Затем я открываю ящик тумбочки и достаю свой вибратор, кладу его на кровать рядом с собой. И наконец, я беру с тумбочки телефон и набираю сообщение Габриэле.

Кажется, в моей комнате что-то происходит. Проверь камеры.

Отложив телефон, я ложусь поверх одеяла, широко раздвигаю ноги и ввожу вибратор между ног. Когда я щелкаю переключателем и вибрация начинается именно там, где мне нужно, я стону.

Не знаю как, но я знаю, что он смотрит. Я словно чувствую, как его взгляд блуждает по моему телу, любуясь им с огромного расстояния.

Мне не нужно много времени, чтобы довести себя до исступления. Когда я уже не могу больше терпеть, мои ноги сжимаются вокруг моей руки и ярко-розовой части механизма, и я кричу, выгибая спину, когда моя кульминация проносится через меня.

Я лежу, задыхаясь и обессиленная.

Но вместо эйфории, которую я должна была бы испытывать, только горькое разочарование и досада, потому что нет ни сообщения, ни стука в дверь, ничего.

Может быть, Габриэле действительно покончил со мной после одного раза?

На следующее утро за завтраком я не позволяю себе взглянуть на стол Витале, чтобы украдкой увидеть Габриэле. Может, у меня и не так много гордости, но она у меня есть.

Я размазываю вилкой яичницу по тарелке, когда рядом со мной садится мой кузен и правая рука брата, Джованни.

— Привет, кузина, как дела?

Он обхватывает меня рукой и притягивает к себе.

— Привет, Джио. Неплохо.

Мне нравится мой кузен, но он в первую очередь предан Марселло.

— Привыкаешь к жизни в кампусе? — спрашивает он, прежде чем запихнуть в рот немного каши.

— Лучше, чем дома.

И это правда. По крайней мере, здесь у меня есть некоторая свобода и я знаю, где мне место.

В этот момент мой брат и Мира садятся напротив нас. Идеально. Я могу втянуть отца в наш утренний разговор, не показывая этого.

Несколько минут мы вчетвером болтаем ни о чем конкретном. Я не хочу быть слишком очевидной. Затем я перевожу разговор на отца.

— Папин день рождения был бы в следующем месяце, — говорю я.

Вилка Марселло останавливается на полпути ко рту. Мира берет меня за руку, думая, что я расстроена из-за этого. Я не уверена в том, что чувствую по этому поводу. У нас были сложные отношения.

— Только не говори мне, что ты скучаешь по нему.

Марселло скептически поднимает бровь.

Мы оба знаем, что наш отец не был святым. Более того, он был немного ненормальным засранцем. Особенно по отношению к маме.

— Не скучаю по нему как таковому. — Я пожимаю плечами. — Просто в последнее время я много думаю о нем. — Я протягиваю руку к своему ожерелью. — Это все, что у меня осталось от него. Странно, когда люди умирают, их просто... нет.

Чувство вины покрывает мои внутренности, как смола. Ненавижу, когда приходится притворяться и врать брату. Иногда он сводит меня с ума - ну, может быть, очень часто, - но я ему верна. Поэтому я напоминаю себе, что именно из-за него я все это делаю. Потому что, если бы эта фотография вышла наружу, все выглядело бы так, будто глава другой семьи обманул его и совратил его младшую сестру, настроив ее против него. Все решат, что пришло их время нанести удар.

А я не могу нести за это ответственность. Я должна защитить своего брата.

— Может, и так, но без него нам будет лучше, — говорит Марселло.

Мира бросает на него раздраженный взгляд, затем обращает свое внимание на меня. — Это нормально, что ты думаешь о нем, ведь скоро его день рождения.

— Наверное, да. — Я смотрю на брата. — Папа оставил тебе что-нибудь?

Я стараюсь, чтобы мой голос был как можно более ровным и невинным.

— Только кучу беспорядка, который нужно убрать. Марселло возвращается к завтраку.

— Это кажется странным, — говорю я, надеясь, что это не вызовет у него подозрений.

— Ничего странного. Все равно все переходит ко мне как к главе семьи. Мама, конечно, сохраняет дома и все, что лежит на их личных банковских счетах, но все, что связано с бизнесом, автоматически переходит ко мне. Неужели ты думала, что он оставит для меня какую-нибудь милую записку в своем завещании?

Марселло разражается мрачным смехом, и они с Джио встречаются взглядами, прежде чем его смех быстро стихает. — Ни за что.

Думаю, это ответ на мой вопрос о том, передал ли мой отец USB и записку. Не думаю, что мой брат стал бы уточнять, если бы передал, но он сказал бы что-то вроде: — Тебе не о чем беспокоиться.

Придется поставить в известность Габриэле, чего мне не хотелось бы после вчерашнего. Я не могу с уверенностью сказать, что он видел мое маленькое представление, но ощущение отказа еще не прошло.

Я разберусь с этим сегодня вечером. Сегодня я намерена выбросить Габриэле из головы и сосредоточиться на занятиях.

Это была хорошая попытка, думаю я, покидая свой первый класс и направляясь в другой конец кампуса на следующий. Выкинуть Габриэле из головы во время урока оказалось невозможно, но на следующий я настроена решительно.

Следующий урок у нас с Бьянкой не совместный, поэтому, поболтав с ней несколько минут у дверей класса, мы прощаемся и расходимся в разные стороны. Я прохожу мимо распахнутого дверного проема, когда меня дергают в сторону и затаскивают в комнату. Рука зажимает мне рот, прежде чем я успеваю закричать, и я прижимаюсь спиной к чьей-то твердой груди. Дверь передо мной пинком закрывается большой обутой ногой. Я дергаюсь, но полоса на моей груди затягивается.

— Тебе понравилось дразнить меня своим маленьким спектаклем прошлой ночью?

Габриэле. Я мгновенно замираю в его объятиях, и он закрывает мне рот рукой.

— Ты знала, что я наблюдал за тобой? Смотрел, как ты теребишь вибратором свою мокрую киску? Ты хоть представляешь, как я напрягался, глядя на это?

Единственный мой ответ - быстрый глоток воздуха, вызванный его словами, и учащенный пульс.

— Я так сильно дрочил свой член на это прошлой ночью и снова сегодня утром. Возможно, мне следовало бы поблагодарить тебя, но ты была плохой девочкой, dolcezza. Мне казалось, я ясно дал понять, что киска моя. Ты моя. Пока я не заставлю тебя кончить или не скажу, чтобы ты сама кончила, ты не освободишься. И сейчас ты получишь урок.

Мои соски напряглись в лифчике, и я почти застонала от обещания, прозвучавшего в его словах.

Он кружит меня, и я понимаю, что мы находимся в большом шкафу для одежды. Не говоря ни слова и не отрывая от меня взгляда, он расстегивает ремень.

Вот дерьмо. Он что, собирается отшлепать меня им или что-то в этом роде? Я тяжело сглатываю. Позволю ли я ему? Да, черт возьми, если он этого хочет. Может, мне понравится. У меня такое чувство, что скорее всего понравится.

Освободив ремень от штанов, он стоит, прижав его к боку. — Ты доверяешь мне?