Часа через два он уверился, что идея дурацкая, потому ей так легко и поделились, и с разочарованием отодвинул от себя планшет. И обнаружил напротив Хмарь, которая с печальным видом ковыряла что-то в своем планшете. Вот же он увлекся ерундой! Даже не заметил, когда она пришла.

Хмарь выглядела печальной, под глазами у нее залегли тени. Даже ее вечно торчащие волосы сегодня никуда не стремились. Что она делала, понять было нельзя, и Оба заподозрил, что ничего.

Он пригляделся и понял, что первое впечатление было правильным: она поднимала из планшета и сразу опускала обратно какую-то из предпоследних версий своих тканей. Никакой осмысленности в ее действиях не наблюдалось.

Оба знал, что Хмарь с Рицем крепко поссорились из-за их демарша с Маршем, если это предприятие можно было так назвать. Он порадовался, что такое дерьмо в этот раз происходит не с ним, но Хмарь так фонила несчастьем, что радость его угасла. Вроде не с ним, но как будто с ним.

Рица он с пятницы не видел, но о ссоре слышал от Олич и Баклана, и, честно говоря, Рица он отлично понимал. Он и сам бы так поступил. А, может, попробовать объяснить? Гиблое дело, конечно, но Хмарь ему когда-то помогла, и он об этом помнил.

Оба снял очки, положил их на стол и кашлянул, привлекая к себе внимание. Хмарь подняла на него глаза.

— Что?

— Что ты делаешь? — светски спросил Оба.

— Руки занимаю. Хотела еще обкатать идею, на которую мне дали доступ, но что-то мозга никакого. Проклятая сессия.

— Точно сессия? — вступил на тонкий лед Оба.

Хмарь ухмыльнулась.

— Я вижу, ты в курсе. Нет, не только сессия. Мой сердечный друг вырвал мне печень и мозг.

— Хорошо, что не сердце.

— Сердце тоже. Но его не так жалко. Все равно от него одни проблемы. Забавно, что буквально год назад я уговаривала тебя на него не обижаться, потому что он такой какой есть. Ты, я смотрю, научился. А я разучилась.

На глазах у нее выступили слезы. Вот этого Оба стерпеть уже не мог. Он понятия не имел, что надо делать с плачущими женщинами. Желательно было откатить Хмарь к предыдущей версии — к неплачущей. Либо отложить разговор.

— У меня есть что тебе сказать. Но если тебе надо плакать, то я лучше потом.

Хмарь сглотнула и поджала губы.

— Ничего я не плачу.

«Ага, это просто дождь, — подумал Оба. — В помещении».

Но острить было не время, стоило попробовать донести мысль.

— Ну давай, — сняла очки Хмарь. — Говори. Отомсти мне. Скажи, он такой какой есть, и ты с ним ничего не сделаешь.

— Нет, — мотнул головой Оба. — Это вообще не он. Не в нем дело. Вернее, тут так. Всю эту историю он затеял из-за тебя, чтоб от тебя отстали. Тут ты не сомневайся: он тебя любит. На Марша он плевать хотел, просто использовал как полигон, чтобы время совсем зря не пропадало.

Хмарь, разумеется, услышала совершенно не то.

— Вот! Ключевая фраза — использовал как полигон.

Но Обу было так просто не сбить. Он сердито мотнул головой и объяснил всю логическую цепочку: Рицу надо было решить проблему с Маршем и решить ее быстро, пока тот не двинулся головой. Делать всё это надо было до Нового года, потому что потом длинные каникулы, и что бы произошло за это время, неизвестно.

Решение они колхозили на коленке, никакой уверенности в том, что оно сработает, у них не было. Проблем они ждали, хотя и не этих. Вероятность того, что Маршу от их аппарата только поплохеет, была велика. Поплохело в результате отношениям безопасников внутри Технотрека, так что считай, повезло. Но предвидеть такой удачный расклад они не могли.

— Я не понимаю! — всплеснула руками Хмарь. — Как это связано с тем, что меня сбросили с паровоза? Вы даже Диму взяли, а меня нет! Который вообще не органик!

Ага, вот это отношение Оба мог понять.

— Хмарь, прости, но мы вообще такие. У нас у всех сильно ниже чувствительность, чем у тебя. И нам норм. Риц тебя не позвал с самого начала, потому что предвидел неприятности при тестировании. Ну не получилось бы позвать тебя на разработку, а потом не пустить на тест. Насчет того, что Маршу оторвет голову, мы, конечно, шутили, но в каждой шутке только доля шутки. Нельзя было тебе там присутствовать.

— Почему? Почему я не могу нести ответственность вместе со всеми? Я что, котик? Я такой же органик, как и вы!

Оба помотал головой. Вот же непонятно, как обойти этот момент. Ладно, скажем прямо.

— Потому что в последующей разборке ты была бы слабым звеном.

— Потому что Марш изначально украл мой фрагмент?

— Нет! — возмутился Оба. — Это тут вообще не причем. Ты бы переживала за Марша, за нас и имела бы виноватый вид! Мы и так чудом проскочили с нашими деяниями! Но с нами трудно иметь дело. Мы все вчетвером сидели с мордами лопатой, включая Марша, между прочим. Он был признан участником и чуть ли не виновником подпольной акции! Но в серой зоне трудно что-то навесить на людей, если они не испытывают никакой вины. А ты бы испытывала! И я не знаю, как бы разыгрались эти карты, если б ты там была.

— Блин, — выдохнула Хмарь. — Это потому что я девочка?

— Нет! Потому что ты это ты. Если бы ты была такой же бессердечной тварью, как Ртуть, мы бы тебя взяли.

— Мне надо научиться быть бессердечной тварью?

— Лучше не надо.

— Я ведь правильно понимаю, что Риц, когда плел мне, что он все осознал, и в следующий раз поступит так же? — внезапно просекла она главное.

Это была не та мысль, которую хотел донести Оба, но отрицать такое мнение было бы трудно. Он хотел малодушно заверить ее, что нет, или сказать, что не знает, но решил, что тут рубить хвост надо сразу.

— Да. При всех своих недостатках он неплохо просчитывает риски. Команда, которая выехала в пятницу, была подобрана идеально. Я оценил. И Димино присутствие было кстати. Смена органического поражения на термический ожог была бы все равно успехом, но гораздо менее зрелищным. А так чистая рожа этого чувака говорила сама за себя. Ничто не взбадривает людей так, как понятная демонстрация.

— Ладно, — выдохнула Хмарь. — Эту логику я понимаю. Но мне-то что теперь делать? До конца жизни ощущать себя слабым звеном?

— Ну это я не знаю, — прищурился Оба. Он чувствовал себя выжатым как лимон. Нелегко разговаривать с обиженными женщинами. — Я бы не стал. Каждое звено становится слабым в своих обстоятельствах. Я тебя уверяю, если б надо было кого-то очаровывать, Риц меня бы не взял. А прихватил бы Баклана и тебя, более того, потащил бы за ногу, если бы вы упирались.

Оба не стал добавлять, что пропустить движ вокруг истории с Маршем мог только глухой, слепой и ленивый. Риц переделанного Демона даже в корпус принес, чтоб опробовать на своих. Сам-то Оба сумел вовремя сесть проекту на хвост, а то был бы не у дел. Но потом вспомнил, что завесу молчания вокруг Хмари Риц отстроил специально. И то тайна бы не продержалась больше недели, а ровно столько им и понадобилось. В любом случае такие подробности никому бы не помогли.

Хмарь смотрела в стол и молчала. Оба мучительно соображал, не сделал ли он хуже, но хотя бы она не собиралась больше плакать. Добавить ему было нечего.

— Скажи, — наконец собралась она с духом. — А тебе-то это почему понятно? Ты с чего такой умный?

— Я не умный, — ухмыльнулся Оба. — Просто некоторым вещам меня учили. А этим летом в нашей штаб-квартире устроили марш-бросок по сбору команд. Не то чтобы я сильно разобрался, как строить коллектив, но я точно знаю, чего можно ждать от меня. И скажу по секрету — ничего хорошего!

Он состроил Хмарь страшную рожу. Она засмеялась. Вот теперь Оба чувствовал, что гроза прошла стороной. Вряд ли Хмарь что-то поняла, на это он и не рассчитывал, но ему удалось загрузить ее новой точкой зрения. Пока она будет ее переваривать, может, и отойдет.

Можно было бы переходить к более безопасным темам, и Оба мучительно соображал, на что бы переключиться. Но проблема решилась сама собой — дверь скрипнула, вошел Гелий.

Хмарь и Оба обрадовались: старый профессор в последнее время своим обществом никого не баловал. В проекте, которым он занимался, никто из студентов не участвовал, а работой инкубатора в этом семестре профессор интересовался номинально.