Собственно, «партию войны» в парламенте можно с таким же успехом обозвать «партией ускоренного размножения», а «партию мира» — «партией ограничения рождаемости». Для местной политики и экономики это неразрывно связанные понятия.

Волны в этом смысле оказались идеальной когтеточкой, вокруг которой на время даже объединились партия войны и партия мира. Волны позволяли одновременно сохранить хорошие отношения с соседями, сохранить боеспособной армию и спасти страну от голода и разгула бандитизма. В любое другое время можно было выполнить только две из этих трёх задач.

Хотя… не совсем. Был ещё один способ — чисто технически не менее эффективный, чем Волны. Заставить детишек драться насмерть не с монстрами, а друг с другом. При этом тоже снижается численность, повышается уровень… ну и соседям совершенно наплевать. Одна из девушек рассказала мне, что раньше практиковали и это тоже — но появление большого количества зверолюдей, привыкших к убийству себе подобных, и при этом крайне недовольных властями, приводило к регулярным мятежам. Результатом одного из таких восстаний, переросшего в гражданскую войну, стал откол Шилдфридена. После этого эксперименты со смертельными учениями прекратили — тем более что надобность в них значительно уменьшилась. Когда нелюдских страны стало две, у них появилась возможность «точить когти» друг о друга, и частота конфликтов с человеческими государствами значительно уменьшилась.

Так что Джаралис опасался, что появление Героя на Волне Силтвельта может эту идиллию как-то испортить. И в общем-то не без оснований опасался. Я определённо не собирался ждать, пока пять или шесть дивизий «сточатся» о монстров, уменьшившись в численности на порядок, а выжившие повысят свой уровень. Я понимал, что здесь это традиционный способ оптимизации вооружённых сил — разменять количество на качество. Но всё это выглядит мило и бодро лишь до тех пор, пока ты восседаешь в кабинете за тысячи стадий от линии фронта, двигая медные фигурки по карте. Пока не слышишь криков умирающих детей, которых ты рационально записал в расходный материал. Пока не видишь, как льётся их кровь.

Я собирался решить вопрос максимально быстро и эффективно — и Джаралис это чуял, потому и беспокоился.

— Теперь в этом больше необходимости не будет, — попытался я его успокоить. — Биофабрика, добытая Лан… Героем Копья, многократно увеличит урожаи и позволит стабильно содержать большую армию, не бросая её в бой.

Джаралис фыркнул.

— Во-первых, с чего вы взяли, что Мелромарк с нами поделится таким стратегическим ресурсом? Или вы предлагаете закупать у него продовольствие на регулярной основе? Поставить себя в зависимость от главного врага?

— Мелромарк не поделится, но Герой Копья — да. Его уговоры я беру на себя.

— Вот если сможете уговорить за оставшиеся три дня — я отзову возражения и выскажусь в парламенте за то, чтобы разрешить вам участвовать в отражении Волны. До тех пор это пустые слова.

— Не пытайся мне овёс за пшеницу продать, кот. Как ты собираешься запретить мне участвовать в Волне, если я Герой и у меня на руке Щит? Меня туда перебросит, когда она начнётся, хочу я этого или нет. Выслать меня из страны ты не осмелишься, даже если бы я тебе это позволил. Или ты думаешь, что когда с небес хлынут монстры, я буду спокойно есть виноград и смотреть, как вокруг гибнут верящие в меня люди?

Джаралис немного опешил, но быстро нашёл ответ:

— Вы можете сражаться со младшими монстрами, но к боссу не суйтесь. В нужный момент мы его накроем церемониальной магией. Будет обидно, если и вас зацепит.

— То есть воевать с мелочью, пока Волна расширится на целую провинцию? Ваша армия ведь подойдёт далеко не сразу…

— Да! — рявкнул Джаралис. — Именно на целую провинцию! Мне нужно столько врагов, чтобы потом их можно было выбивать неделями! И вам это тоже нужно, потому что только так будет в безопасности ваш любимый Мелромарк! Уж не знаю, чем вас очаровала страна, где вас считают за дьявола… но я прагматик и готов принять и это.

— Сделаем вот что, — сказал я после некоторого размышления, когда Джаралис был уже готов взорваться (привычки Угвэя заразительны). — На эту Волну я пойду в полных силах, и возьму с собой несколько ваших летописцев, которые запишут весь бой в хрустальные шары, чтобы вы могли его подать так, как вам это будет выгодно. А после Волны — предъявим ультиматум Мелромарку — военная безопасность в обмен на продовольственную безопасность. И если он — или трое Героев — не согласятся, тогда я не только дам добро на войну, но и сам приму в ней посильное участие.

Разъярённый взгляд Джаралиса сменился на удивлённый. Такого он не ожидал. Но через несколько секунд с пониманием кивнул.

— Вы очень сильно доверяете Трём Убийцам, — констатировал он. — Ума не приложу, что вас могло связывать в прошлом, в том мире… но это что-то крайне важное. Вы согласились на это, только потому, что уверены — исполнять обещание не понадобится. Проблема в том, что я не доверяю ни им, ни вам. Если они окажутся менее щедрыми или менее лояльными вам, чем вы думаете, кто помешает вам просто отказаться от сегодняшних слов и заявить, что вы войну не поддерживаете? Мне нужны гарантии. Парламенту тоже.

— Будут вам гарантии. Я сегодня выступлю перед народом Силтвельта — в столице лично, для других городов — в записи. И пообещаю ему эту сделку. Подчёркиваю, не войну, не мир, а именно сделку, определяющую условия как войны, так и мира. После этого у меня уже не будет возможности сдать назад.

В оставшиеся три дня до Волны мне следовало обучиться на паладина Церкви Щита. Конечно, полный курс усвоить за такое время было нереально — в самом простом варианте обучение занимало год. Но даже два или три простейших умения могли сильно изменить расклад сил на поле боя, которое мне предстояло посетить. Выдайте крестьянину копьё и научите его тыкать остриём куда-то примерно в сторону врага. Воином он от этого не станет, но в то же время станет раз в десять опаснее, чем крестьянин без копья.

— Прежде всего вы должны понимать, — обратился ко мне паладин-наставник, — то, что я сейчас скажу, не является магической теорией, и ни в коей мере не описывает того, что в действительности происходит в тонком мире. Это лишь аналогия, простейшее сравнение для таких профанов, как вы и я. Как это работает в действительности, мне неизвестно, маги поумнее нас с вами в академиях не одну сотню томов расписали хитрыми формулами, от одного взгляда на которые у меня голова кружится. Я рыцарь, я служу Богу своим мечом, да простит меня Щит. Мне этой простой аналогии достаточно.

— Ну раз вам достаточно, то мне — и подавно, — усмехнулся я. Для той эпохи, откуда я явился, даже рыцари были высокой технологией будущего. — Я вас внимательно слушаю.

— Представим себе процесс сотворения заклинания как написание изречения на бумаге. Для этого вам понадобятся чернила, бумага и знание того изречения, что вы собираетесь написать. Мана — чернила, роль белой бумаги же исполняет мировой эфир. Тогда стихийная принадлежность вашей магии — это цвет чернил. Святая магия — это белый цвет, содержащий в себе все цвета, собранные вместе — изначальный «цвет» господней благодати, изливаемой на этот мир. Магия же проклятий — напротив, цвет чёрный, то есть отсутствие всякого цвета. Вы можете писать чёрным по белому, но писать белым по белому нельзя — надпись не будет видна. Магическое ядро — это цветное стекло. Оно фильтрует изначальную благодать, оставляя один «цвет», одну стихию, которой уже можно, так сказать, «писать», чтобы заклинания были видны.

— А всестихийное ядро в таком случае…

— Призма, что сохраняет все цвета, но разделяет их, предоставляя владельцу целый набор разных «чернил». Лично у вас же нет ни цветного стекла, ни призмы. Ваше тело наполнено изначальным «белым цветом».

— Тогда ремесленная и оружейная магия в этой аналогии…

— Всякий предмет имеет определённую стихийную склонность, свой «цвет», более или менее выраженный, но всяко отличный от белого. Поэтому по нему можно, условно говоря, «писать белой краской» — она всё равно будет выделяться. Стихийную магию на предметы тоже можно применять — «надпись» будет «видна» любым цветом, кроме его собственного.