— Ты Санечка сначала пробейся наверх через частокол этих самых Тархановых, да и сумей убедить старперов из Политбюро в своей правоте. Не исчезни бесследно или не окажись в сумасшедшем доме на своем пути к Старой Площади. Потом после того, как ты сумеешь убедить этих дедов, которые, кстати, будут преданно Горбачеву в рот смотреть и не мешать ему разрушать страну пока он их всех на пенсию не выкинет, надо будет вдохнуть хоть чуть-чуть энергии в их окаменевшие от склероза мозги и побудить к мало-мало осмысленным действиям. Но и этого совершенно недостаточно. Мало знать то, что и как не надо делать. Надо еще и знать, как поступить правильно. Какие меры нужно принять, чтобы избежать катастрофы. Ты знаешь такие меры? Я, например нет. Думаю, что на самом верху о них тоже имеют самое смутное представление. Исходя из всего того, что выше сказала я шансы на успех такого предприятия на мой взгляд равны нулю.

— Да-а. Невеселая картинка вырисовывается, невеселая, — протянул я, а затем продолжил, — что же теперь вообще ничего не предпринимать? Ты же, однако пытаешься с моей помощью в меру наших скромных сил изменить будущее в лучшую сторону. А следовательно, не бездействуешь.

— Ну сравнил наш очень невысокий уровень, на котором мы пытаемся действовать, вмешиваясь лишь в судьбы отдельных людей с эпохальной задачей спасения СССР. Пытаться нашими слабыми силами решить эту задачу все равно, что пытаться голыми руками остановить сход снежной лавины в горах. У нас там в 21 веке пользовались популярностью произведения про попаданцев в поздний СССР, которые путем различных ухищрений сумели получить доступ к уху генсека и генсек, следуя их мудрым советам, основанным на после знании в самые кратчайшие сроки, спасал СССР. Но даже в том времени, в котором я прожила свою первую жизнь, подобные опусы никто не воспринимал всерьез. Ты как раз должен понимать, что к таким историческим событиям как грядущий распад СССР и крах мировой социалистической системы приводят сложные социальные процессы, в которых бывают задействованы миллионы и миллионы людей и не то, что предотвратить, но и понять сущность этих процессов никакой гениальный попаданец будет не в состоянии. Может вообще случиться так, что деятельность такого человека приведет к еще более тяжким последствиям чем это было в истории, развивавшейся без его вмешательства. Об таком варианте событий почему-то не задумывался ни один из авторов этих опусов, которые были весьма и весьма многочисленны.

— Но тем не менее раз появлялись такие книги и их читали, и они пользовались если судить по твоим словам популярностью значит многие люди все же жалели о распаде СССР и о той жизни, которая была в нем. Значит не так все плохо сейчас у нас, и в перспективе может быть все же лучше, чем там в ближайшем будущем в котором нет СССР и Советской власти. Может быть, не стоит отказываться от той системы, которая существует сейчас у нас, а постепенно улучшать ее? — попробовал возразить я Заварзиной.

— Никто не говорит, что у нас сейчас здесь все однозначно плохо. Сказать так это сморозить глупость. А насчет улучшать…Ты знаешь, что и как надо улучшать и самое главное в какой пропорции? Не приведут ли твои попытки улучшить, что-либо, наоборот, к ухудшению или даже к поломке того, что ты хотел улучшить? Знаешь ли ты общество, в котором живешь? Понимаешь ли правильно интересы и желания всех социальных групп, из которых оно состоит? Имеются ли в твоем распоряжении приемы и методы правильного и эффективного воздействия как на все общество в целом, так и на отдельные его группы и институты? Боюсь, что этого всего нет ни у меня, ни у тебя, ни у тех, кто сидит повыше и думает, что он чем-то рулит и на что-то влияет. Великое заблуждение Саша считать, что история в конечном итоге развивается согласно нашим хотелкам.

— А ты Заварзина оказывается ярая последовательница Льва Толстого и его взглядов на историю! Так что же ты предлагаешь делать?

— Ничего я не предлагаю. Вернее, предлагаю просто жить. И по возможности помогать хорошим людям таким, например, как твой дядя. Ну и готовиться потихоньку к наступлению грядущих сложных времен. А у тебя Саша есть иные предложения?

Иных предложений у меня не было. Пока во всяком случае. Я не мог не признавать наличия какой-то беспощадной правоты в словах Заварзиной, но в то же время мысль о том, что совсем скоро все то, что я считал вечным и неизменным к чему привык с самого детства исчезнет, канет в лету, а взамен придет какая-то новая совсем непривычная жизнь, с ее новыми правилами и законами, согласно которым будет в порядке вещей то, что вчерашний офицер госбезопасности сегодня без каких-либо видимых угрызений совести служит вору в законе и так же ревностно выполняет его приказы и поручения как вчера он выполнял приказы и поручения своего начальства в КГБ, такая мысль не могла не пугать и порождать желание хоть как-то если не противодействовать наступлению этих новых, да, что говорить весьма страшноватых времен то хотя бы задержать на время их наступление. Но увы слова Заварзиной и доводы, с помощью которых она легко разбивала мои возражения и предложения служили для меня каждый раз неким аналогом холодного душа. Чисто логически я всякий раз не мог не признавать ее правоты, но вот в душе я по-прежнему был с нею не согласен.

Вот и на этот раз исчерпав свои возражения я решил напоследок слегка уязвить Юлию.

— Что же Заварзина, остается лишь “теория малых дел”? Реакционная кстати теория. Капитулянтская. Недостойная истинного марксиста.

Юля лишь пожала плечами и сказала в ответ:

— Очень тебе поможет твой марксизм годика так через три-четыре. И я согласна, что может быть мои предложения выглядят не очень солидно. Так в чем дело? Предложи свое лучшее. Но пока ничего путного от тебя я не услышала. А раз так лучше мои “малые дела” чем полное отсутствие всяких дел и один пустой треп взамен. Ты все равно вот прямо сейчас неограниченный доступ к Черненко не получишь. Да и даже если бы получил, то уже поздно. Дедушке сейчас не до решения глобальных задач. Он на тот свет вовсю собирается, ему жить осталось до марта. А мои “малые дела” Санечка не такие уж и простые. Попробуй сделай их, когда у тебя под ногами всякие Тархановы болтаются.

На этом наш разговор на высокие темы завершился. Я решил, что нам стоит заняться более приятным чем словесные баталии делом. Заварзина правда попыталась для вида оказать слабое сопротивление моим намерениям, но быстро уступила моему натиску и остаток вечера мы с ней провели в постели.

В один из дней в середине ноября дядя Герман сказал мне по телефону:

— Вот что Сашок ты будешь свободен в ближайшую субботу во второй половине дня? Ты и твоя Юлия?

— Ну в субботу у меня будет семинар на второй паре, а потом да я свободен. Хотел правда домой в Старо Петровск рвануть по раньше. А то давно уже не был там. Боюсь, что если так будет дальше, то родители начнут забывать, как я выгляжу, — ответил я ему, — а что касается Юлии то в универе в субботу у нее точно ничего нет, есть вроде пара уроков в школе, но я могу узнать по подробнее, когда они будут.

— Узнай будь добр. Надо бы вам к шестнадцати ноль-ноль в субботу встретится со мной. Помнишь я говорил тебе об одном серьезном человеке, который может помочь в деле с Тархановым?

— Конечно помню!

— Ну так вот, этот человек согласен встретится и переговорить с вами. Присутствие Юлии Сергеевны на этой встрече обязательно. Я договорился с ним на субботу. Так что очень желательно, чтобы вы к этому времени были совершенно свободны. Человек этот хоть и в возрасте, но очень серьезный. Если кто и может чем-то помочь во всей этой ситуации, то только он. Усек Сашок? Так что поездку домой к родителям тебе придется отложить.

— Хорошо понял. Поговорю с Юлией…

В субботу ровно в шестнадцать часов я с Заварзиной стоял на троллейбусной остановке возле дома, где жил дядя Герман. Ждать его пришлось не долго. Не успели мы подойти на остановку как показалась желтая “копейка” моего родственника. Машина затормозила возле остановки, дядя Герман высунул голову в окно и коротко сказал: