За ужином жена дяди долго внимательно смотрела на Заварзину, а потом вздохнув сказала ей:

— Уж прости меня, я баба простая и к тебе по-простому скажу. Ты девочка видная красивая, выходи за Сашку замуж. Он вон как на тебя смотрит, глаз не отводит. Выходи. Бабий век он не долог, поверь уж мне. Да и Сашке оболтусу пора жениться. Парень то он хороший. О тебе заботится будет.

— Тетя! — возмущенно вскинулся я, но Юля придержала меня своей рукой и улыбнувшись ответила Анне Петровне:

— Спасибо за совет. Я подумаю. Мне Санечка тоже очень нравится.

Прощаясь в прихожей с моими родственниками, она обратилась к дяде Герману:

— Спасибо вам Герман Валентинович, за все, что вы сделали для нас.

Мы вышли на улицу и двинулись по направлению к остановке троллейбуса. Некоторое время мы шли молча, а затем я спросил Юлю:

— И как тебе мои родственники? Какое о себе впечатление оставили?

— Очень простые и хорошие люди. С ними очень комфортно. А твой дядя Герман, видимо действительно настоящий “честный мент”. — ответила мне Юля.

— А насчет замужества ты правду сказала?

— Правду Санечка. Но ты должен и меня понять. Со мной у тебя может быть не самая простая жизнь. Если она вообще возможна эта наша совместная жизнь.

Уже смеркалось, когда мы подошли к троллейбусной остановке. На ней стояло несколько человек. Один из них показался мне смутно знакомым. Я пригляделся и вдруг узнал Машеньку Елизарову. Тут она обернулась и увидела меня с Юлей, идущих вместе и держащихся за руки. Она будто оцепенела. Лицо ее исказила горестная гримаса она громко всхлипнула и побежала прочь с остановки.

Я посмотрел на Заварзину. На ее лице появилось страдальческое выражение. Она вырвала свою руку из моей и произнесла тихим голосом:

— Ну вот. Зачем мы пошли здесь? Обидели Машу. Теперь она лишилась последней надежды. Похоже я способна приносить людям, которые мне не сделали ничего плохого одни несчастья…

…В один из октябрьских уже ненастных дней я, проведя занятия вышел из здания исторического факультета и быстро пошел по направлению к остановке. При выходе со двора ко мне подошел видимо поджидавший меня человек, средних лет, одетый в светлый плащ и мягкую шляпу. Он полез во внутренний карман плаща достал из него удостоверение в красной обложке и спросил меня:

— Александр Николаевич Солдатов если не ошибаюсь?

— Да это я, — недоуменно ответил ему я, — а с кем имею честь?

— Капитан Комитета Государственной безопасности Тарханов Виктор Михайлович. У меня к вам разговор. Пройдемте со мной в машину. — И он показал рукой на припаркованную совсем рядом у входа во двор факультета синюю “тройку”.

Тарханов приоткрыл мне дверцу автомобиля, я, согнувшись пролез во внутрь и уселся на переднее сиденье справа от водителя. Капитан внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Ну что же Александр Николаевич приступим. Вы не догадываетесь зачем понадобились мне?

Я пожал плечами и ответил:

— Понятия не имею. Это ведь я вам понадобился, а не вы мне. Так что не знаю.

— И предположений никаких не имеете?

— Капитан мы не в студии “Что, Где, Когда?”. Если у вас есть конкретное дело или даже претензии ко мне, то извольте изложить их четко и ясно. Мне некогда играть с вами в угадайку.

— Претензии, — ухмыльнулся Тарханов, — если бы у моей организации, в которой я имею честь служить, возникли бы к вам Александр Николаевич, какие-либо претензии то поверьте мне мы разговаривали бы не здесь и не так. Так что речь о претензиях не идет. Пока во всяком случае. А возникнут они или же нет во многом зависит от результатов нашего разговора. Так что советую вам быть искренним со мной.

— Слушайте капитан, — я повернулся к Тарханову, — не надо нагонять жути. Я вам не мальчик. Если у вас есть дело ко мне, то изложите его суть. Я не собираюсь ломать себе голову в напрасных попытках отгадать то, что вам потребовалось от меня. А ваши дешевые приемы на меня никак не действуют. Лично мне совершенно не ясно и не известно, что за нужда во мне возникла у столь солидной организации, которую вы сейчас представляете. Ближе к телу как говорил Ги де Мопассан! Если вы думаете, что при виде вашего удостоверения я буду икать и мочиться от страха то крупно ошибаетесь. Я в некоем роде сам имею отношение к КГБ.

— Да, конечно. В некоем роде имеете. Служили срочную в погранвойсках. Уволились старшим сержантом если я не ошибаюсь.

— Ну то, что вы перед встречей со мной изучили мою биографию меня не удивляет. Удивляет меня то, что я так и не могу понять зачем вообще понадобилась эта встреча, да еще в таком антураже.

— Хорошо. Ближе к телу так ближе к телу мой начитанный собеседник, — Тарханов улыбнулся, продолжая ощупывать мое лицо своими глазами, — майор милиции Герман Валентинович Астахов — это ваш родственник?

— Да это мой двоюродный дядя по матери, а в чем дело?

— Вот о вашем этом родственнике, а еще вернее о некоторых обстоятельствах, связанных с его профессиональной деятельностью, я и хочу поговорить с вами. Нечего, наверное, напоминать вам, что я жду от вас максимальной искренности и честности в ответах на вопросы, которые я собираюсь задать вам.

Я поморщился и ответил Тарханову:

— Капитан, я вижу вы обратились не по адресу. Если вы рассчитываете добыть от меня какие-либо компрометирующие материалы на майора Астахова, то вы напрасно поджидали меня здесь столько времени, да еще в такую непогоду и напрасно начали этот разговор. Я кроме того, что являюсь родственником майора Астахова, служу как вы, наверное, уже установили не в милиции и не под его началом. Я всего лишь аспирант второго года обучения кафедры Новой и Новейшей истории Величанского государственного университета. К профессиональной деятельности майора Астахова не имел и не имею никакого отношения. Разговоров с ним о его служебных делах никогда не вел и вести не собираюсь. Да и вряд ли майор Астахов будет посвящать в них меня. Совершенно постороннего человека хотя и близкого родственника. Мы вообще встречаемся не сказать, что часто. К тому же у майора Астахова слишком мало свободного времени, чтобы точить со мной лясы. Еще раз повторю вам вы обратились не по адресу.

— Ну что вы так разнервничались Александр Николаевич, знаете ли, когда человек понапрасну нервничает это может свидетельствовать в том числе о его не очень чистой совести, — произнеся эти слова Тарханов вновь ухмыльнулся.

— Я совершенно спокоен и даже не думаю нервничать. Просто жду не дождусь, когда вы прекратите ходить вокруг да около, говорить не понятными намеками и наконец соизволите перейти не посредственно к делу. А то знаете у меня сегодня еще много дел и если у вас нет ко мне ничего конкретного, то я бы с вашего соизволения прервал бы это наше с вами малопродуктивное общение и пошел бы по своим делам. А то знаете я даже не успел сегодня пообедать! — и я взялся за ручку двери намереваясь открыть ее дабы выйти из автомобиля.

— Не спешите, Александр Николаевич, я думаю не задержу вас надолго. Особенно если наш разговор пойдет в том русле, которое запланировал я. И пообедать вы успеете, предприятия общепита работают у нас допоздна. В крайнем случае вас покормит ваша подружка Заварзина. Ведь покормит же? Не даст, так сказать, погибнуть голодной смертью молодому дарованию и одной из надежд советской исторической науки.

— Вот мои отношения с Заварзиной вас совершенно не касаются капитан!

— Как знать, как знать! Особенно если передать на рассмотрение общественности дело об аморальном поведении члена КПСС Солдатова Александра Николаевича. Тут и вашей подружке может не поздоровиться. Вы же любовники насколько я знаю. Вы так, пожалуй, и из аспирантуры вылететь можете.

— Так капитан я пошел. Мне надоело выслушивать ваши инсинуации.

— Сидеть! — голос Тарханова лязгнул металлом, — пойдете вы только тогда, когда я отпущу вас. А это зависит и от результата нашего с вами разговора. Так что не советую Александр Николаевич злить меня.