Последним на кафедру зашел Пашкевич. Он как-то бережно взял Заварзину за локоть бережно развернул ее к нам лицом и сказал каким-то бархатным голосом:

— Вот дорогие коллеги. Прошу любить и жаловать. Это Юлия Сергеевна Заварзина. Наш новый ассистент и смею надеется в не далеком будущем аспирант. Кстати, Юлия Сергеевна была, пожалуй, лучшей студенткой на своем курсе. До сих пор не могу забыть какую роскошный реферат по аграрной политике Кромвеля она доложила на студенческом научном обществе. Ко всему прочему Юлия Сергеевна прекрасно владеет иностранными языками. Очень ценное приобретение для нашей кафедры. Очень ценное. Так, что прошу ее всем любить и никому не обижать.

При этих словах я увидел, как доцент Ермакова состроила очень недовольную гримасу. Впрочем, помимо обычной женской ревности, возможно, причиной этого являлось то, что ее муж профессор Аркадий Емельянович Ермаков был известным ловеласом и семейная лодка супругов Ермаковых из-за этого весьма часто попадала в свирепые бури.

Пашкевич сел на председательское место оглядел присутствующих и сказал одну из своих коронных фраз: - Итак дорогие коллеги приступим. Знаете, когда я учился в МГУ... далее последовала очередная байка из студенческой юности профессора. Заседание началось.

После этого заседания я пересекался с Заварзиной не так, чтобы часто. Оказывается, Юльку взяли на кафедру не на полную ставку, она, кроме того, сеяла разумное, доброе вечное в роли учителя истории и обществоведения в одной из общеобразовательных школ. Все это мне было решительно не понятно. Красивая, эффектная женщина, да еще из номенклатурной семьи вместо того, чтобы окрутить сынка какого - ни будь партбосса или даже дипломата и потом жить припеваючи, работала рядовой училкой в рядовой школе и к тому же намеревалась грызть гранит науки. Я определил это для себя как загадку и естественно, что у меня возникло желание попытаться разгадать ее. Настолько не логичным и не правильным казалось мне поведение Заварзиной.

Надо сказать, что Юлия с первого дня своей работы на нашей кафедре, насколько я мог заметить, стала вести со всеми ровно с определенной долей доброжелательности. При этом она близко ни с кем не сходилась, всегда держала себя несколько обособленно, но при этом ни в малейшей степени ни демонстрировала ни высокомерия, ни зазнайства, которые можно было бы ожидать от нее учитывая и ее происхождение и ее внешние данные. Ей с самого начала очень благоволил Пашкевич, однако она вела с ним, как и с остальными коллегами совершенно ровно, как видно соблазн воспользоваться ролью любимицы Заведующего кафедрой и поиметь от этого определенные выгоды миновал ее. Слушая ее выступления на заседаниях кафедры, я не раз убеждался, что Юлия Сергеевна вопреки моим первоначальным предубеждениям против нее, девушка далеко не глупая.

Все это лишь разжигало мой интерес и желание разгадать эту загадку. Но и, кроме того, естественно молодому не женатому парню не могла не нравиться такая роскошная девушка, какой была Юлия. Я решил при первой возможности попытаться познакомится с ней поближе. И такой случай скоро представился.

Вечером в пятницу 30 декабря 1983 года весь личный состав кафедры Новой и новейшей истории собрался на традиционный междусобойчик дабы отметить наступающий Новый год. Зачетная сессия большей частью уже завершилась, следующий день практически для всех работников кафедры был свободным, а посему единогласно было решено коллективно расслабиться и коллективно же проводить старый год.

Вначале пока на мероприятии присутствовал Пашкевич все (особенно молодежь) вели себя несколько скованно. Дмитрий Олегович последние несколько лет после перенесенного инфаркта заделался ярым трезвенником и врагом зеленого змия, хотя злые языки и утверждали, что в прежние более счастливые для себя времена Пашкевич был совсем не дурак по части как выпивки, так и женского пола.

Однако теперь шеф не стал нагнетать обстановку понимая, что праздник есть праздник и, что к тому же ничто так не сплачивает коллектив как совместно проведенная пьянка. Он пригубил вина, поел немного салата, еще раз поздравил родной коллектив с наступающим праздником и откланялся. Вслед за ним вскоре потянулись на выход и другие возрастные коллеги. Впрочем, профессор Ермаков был совсем не против, по его словам, “задержаться еще на полчасика, чтобы лучше пообщаться с молодежью”, но быстро сник под грозным взглядом своей супруги и так же поспешно засобирался на выход.

В итоге на кафедре остались одни аспиранты и ассистенты, включая парочку моложавых доцентов и старших преподавателей.

Я подумал, что лучше момента для попытки сближения с Юлией, пожалуй, в ближайшее время может не представиться. Поэтому, не теряя времени пересел на освободившееся рядом с ней место и попытался с ходу завязать светский разговор, благо алкоголь уже немного всем ударил в голову и развязал языки.

Мы выпивали, закусывали и вели вполне себе милую беседу. Наконец Юлия решила, что ей хватит и засобиралась домой. Я, естественно, как настоящий джентльмен не мог допустить, что бы такая прекрасная девушка шла домой одна, в темноте быть может, подвергая свою жизнь и здоровье возможному риску.

- Ну, что вы, Александр Николаевич, какой риск? - возражала мне Заварзина. - я живу совсем рядом в паре остановок отсюда, уверяю вас, что я доберусь до дома безо всякого риска в полной целости и сохранности.

- Юлия Сергеевна, Юлечка не возражайте мне. Если с вами, что ни будь случится коллеги мне этого не простят, а уж я себе тем более. Так, что я просто обязан вас проводить до дома. Считайте это поручение мне от лица всей кафедры. Верно товарищи? - продолжал настаивать я.

- Верно, верно - раздались в ответ нестройные и не вполне трезвые голоса. А доцент Самошников вообще погрозил мне пальцем и заявил, что призовет на мою голову все кары небесные и земные, ежели с нашей несравненной Юлией Сергеевной, что ни будь произойдет нехорошее, когда она в одиночестве будет возвращаться домой.

Я немедленно поддержал Самошникова и жалобным голосом спросил у Юлии не ужели она до такой степени не любит меня, что допускает пусть даже и теоретическую, но все же возможность обрушения на мою несчастную голову этих самых кар.

- Ну что вы, Александр, я конечно совсем не желаю этих самых кар, да еще на такую светлую голову какой без сомнения является ваша! - ответила мне Заварзина.

Юлия действительно жила совсем не далеко от нашего факультета. Весь путь до ее дома занял времени менее 20 минут. Притормозив у подъезда, я попытался сделать этакий проникновенно - жалостливый взгляд после чего спросил:

- Юленька, золотко, у тебя не найдется чашечка кофе способная согреть несчастного и совершенно замерзшего аспиранта.

- Во-первых, Александр я что-то не припоминаю, когда мы с вами успели выпить на брудершафт. Во - вторых, Юленька и золотко звучит невероятно слащаво и пошло так что лучше называйте меня Юлия Сергеевна или на крайний случай просто по имени безо всяких уменьшительно - ласкательных. И кроме того кофе на ночь очень вредно для здоровья даже для молодых и замерзших аспирантов. Может вызвать бессонницу и несбыточные мечты. Это, в-третьих. Я ясно выразилась товарищ несчастный и замерзший аспирант? - ответила мне Заварзина.

- Да уж. Ясно и понятно. Ну извините меня дикого и не отёсанного - ответил я.

- Извиняю. Вы Александр, наверное, в курсе моей репутации. Я как вам должно быть известно имею репутацию совершенно законченной стервы. И честно сказать, репутации надо соответствовать. А если вам не хватает женской ласки, то обратите внимание на Машеньку Елизарову. Она, по-моему, совсем не против пригласить вас чашечку кофе, причем даже не на одну.

Машенька Елизарова была лаборанткой на нашей кафедре. Это была молодая слегка полноватая, но не лишенная миловидности девица, которая уже достаточно долгое время настойчиво строила мне глазки.

- Красивой женщине совсем не обязательно быть законченной стервой - пробурчал я и мы расстались.