Заварзина ничего не ответила мне на это. Она быстро завела машину и стала выезжать со двора. Вновь началось петляние по темным тропам и форсирование огромных луж. Наконец мы выехали на едва освещенную улицу и тут Юля прибавила скорость. По как мы ехали в полумраке по ней нам попалось навстречу всего пара человек. Один из них был явно пьяный мужик, который вышагивал вихляющей походкой по проезжей части. Заварзина едва не врезалась в него избежав столкновения буквально в последнюю секунду. Я услышал, как она выругалась сквозь зубы.

Наш автомобиль выехал на гораздо лучше освещённую Пролетарскую, и Юля помчалась по направлению к мосту. Дождь распугал и тех не многочисленных прохожих, которых мы видели, когда ехали сюда иногда нам попадались навстречу ярко освещенные полупустые троллейбусы и автобусы и лишь изредка мелькали припозднившиеся прохожие. Городские улицы выглядели все пустыннее и пустыннее, наступившая ночь и непогода делали свое дело загоняя людей в их жилища.

Не доезжая совсем чуть-чуть до моста, Юля вдруг резко затормозила и остановила машину. Я с недоумением посмотрел на нее:

— В чем дело? Что мы стали?

Она опять не удосужилась ответить мне на мой вопрос, а вместо этого открыла дверь и вылезла на улицу. Я, хмыкнув вылез вслед за ней, обошел машину и встал рядом. Юля молча напряженно всматривалась вниз, в сторону лесополосы, протянувшейся вдоль реки.

— Она где-то там, — наконец прервала свое молчание Заварзина и вытянула руку в сторону леса. — Маша там, в лесу, — повторила она еще раз.

— Нет Юль, я все понимаю у тебя есть определенные способности, но, честно говоря, мне кажется, что вот именно сейчас ты ошибаешься, — попробовал возразить ей я. Но Заварзина будто меня не слышала. Она вновь вернулась на водительское место, порылась в бардачке, достала из него фонарь, зажгла его и ничего не говоря мне стала спускаться по насыпи вниз.

— Ну и где мы будем искать ее в это лесу? — запоздало крикнул я ей в след и чертыхнувшись последовал за ней.

Спуск по склону насыпи оказался еще тем развлечением. Ноги постоянно скользили, темнота мешала разглядеть тропинку в общем ежесекундно я рисковал свалиться под откос и, чего доброго, вывихнуть или даже сломать себе руку или ногу. Заварзиной безусловно было легче на спуске ведь в ее руках был зажженный фонарь, который освещал ей дорогу.

Наконец мы преодолели этот проклятый скользкий спуск и быстро зашагали по направлению к близким деревьям. Подойдя к ним, Юля остановилась и повернувшись ко мне лицом произнесла:

— Она совсем рядом. И ей угрожает большая опасность, нельзя терять ни секунды.

В принципе я уже был готов поверить во все что угодно. Все происходящее выглядело чрезвычайно сюрреалистично. Юля постояло несколько секунд в течение которых она вновь напряженно вглядывалась в лес, а затем начала продираться через кустарник, росший на самой опушке. Мне не оставалось ничего другого как последовать прямо за ней.

В лесу было еще темнее, рассеянный свет редких фонарей, стоящих по обочинам дороги и вовсе не доходил сюда. Идти было трудно, ноги постоянно цеплялись за корни деревьев, ветки норовили хлестнуть по лицу с них к тому же когда их задевали сыпались струйки дождевой воды. Однако Заварзина подсвечивая себе дорогу фонарем шла вперед очень уверенно. Мы медленно продвигались по лесополосе, растущей вдоль реки удаляясь все дальше и дальше от моста.

Вдруг Юля резко остановилась и не подвижно застыла. Она зачем-то выключила фонарь, и мы оказались в густой и промозглой осенней тьме.

— Тише, Саша, — обратилась она ко мне, — ты слышишь?

Я прислушался, но в начале не уловил ничего кроме шороха ветвей, который производили налетавшие порывы ветра. Но мало по малу мой слух стал улавливать раздающиеся откуда-то сбоку поближе к реке некие звуки, напоминавшие собой то ли кряхтение то ли сопение.

— Она там, Маша там, — прошептала мне Юля, — похоже с ней еще кто-то.

Я тихо подошел к Юле, забрал из ее рук фонарь и осторожно практически бес шумно двинулся в сторону раздающихся странных звуков. Обогнув дерево, я оказался перед зарослями мелкого кустарника. Приглядевшись, я заметил возле них размытую человеческую фигуру, которая наклонилась над каким-то лежащим на земле предметом с неясными очертаниями. Я подошел еще поближе включил фонарь направил луч света на наклонившегося человека и громко сказал:

— А что ты тут делаешь ночью черт немытый? Краденное прячешь?

Мои слова произвели прямо-таки сногсшибательное воздействие на неизвестного. Он как-то нелепо подпрыгнул, затем повалился на бок. Пару секунд он с сопением копошился на земле, затем вновь поднялся на ноги и как-то скособочившись ломая кустарник с шумом исчез из моего поля зрения. Я направил луч фонаря на предмет, лежащий на земле, и увидел, что это человек. Подойдя на пару шагов поближе, я осветил лицо лежащего и убедился, что передо мной находилась женщина с залитым кровью лицом. Я подошел к ней вплотную и обнаружил что у нее не только залито кровью лицо. Вся одежда на ней была практически полностью растерзана, юбка задрана почти до самого пояса. Я сел на корточки и посветил на лицо лежащей. Сомнений у меня не осталось. Несмотря на кровь я узнал ее. Это была Маша Елизарова.

За моим плечом раздался голос Заварзиной.

— Это она? Маша? Она жива? Скажи Саша она жива?

— Подожди не мешай! — ответил ей я и начал искать пульс на шее Маши, — ага теплая еще, — бормотал я себе под нос, — вот, есть, есть пульс! Живая!

— Саша надо немедленно вызвать Скорую помощь! Хотя, что это я несу. Какая тут “Скорая”. Надо немедленно везти ее в больницу. Тут рядом больница. Имени Семашко.

— Понял, не дурак. — ответил ей я, — надо сначала донести ее до машины.

Я взял Машу на руки и поднял с земли. Юля лихорадочным движением подняла лежащий фонарь и пошла немного с боку, чтобы лучше осветить мне дорогу.

Нести Елизарову учитывая погоду и скользкий грунт под ногами было довольно не просто. К тому же девушкой она была довольно тяжелой.

Юля добралась до машины первой. Она мигом распахнула заднюю дверцу я, подойдя нагнувшись посадил Машу на заднее сиденье, а сам сел рядом, чтобы поддерживать ее. Юля запрыгнула на водительское место и стала заводить автомобиль. Мотор чихал, чихал и не хотел заводиться. Наконец чихание сменилось ровным урчанием, и “шестерка” тронулась с места…

Была уже глубокая ночь, а я с Юлей все еще находился в отделении милиции. Меня продолжал опрашивать долговязый не молодой старший лейтенант, который никак не мог взять в толк почему мы остановились у моста и за каким таким делом пошли в лесопосадку. Честно говоря, и мне достаточно трудно было объяснить мотивы нашего с Юлей поступка тем более, что правду говорить я естественно не собирался. Хорошо еще, что из приемного покоя больницы я догадался позвонить дяде Герману и сейчас с нетерпением ждал его появления надеясь на то, что он как-то сумеет вытащить нас из этой щекотливой ситуации. Заварзина сидела в коридоре и ждала своей очереди на опрос.

Наконец дверь в комнату открылась и вошел дядя Герман с недовольным лицом. Старлей суетливо вскочил со стула, дядя Герман махнул рукой и спросил у него:

— Свидетель?

— Так точно товарищ майор. Опрашиваю.

— Ладно иди пока покури. Я с ним тут сам побеседую. И женщину позови сюда.

Старлей вышел из комнаты, дядя Герман неторопливо уселся на его место. Зашла Заварзина. Он молча кивнул ей на свободный стул рядом со мной. Юля села. Дядя Герман закурил подвинул к себе пепельницу внимательно посмотрел на нас и сказал:

Ну-с голубки, рассказывайте в какой-такой блудняк вы встряли на этот раз?

Дядя Герман внимательно выслушал мой с Юлией рассказ о происшедших событиях, задумчиво помолчал выстукивая одновременно что-то бравурное пальцами по столешнице.

— Ну что ребятки, — сказал он наконец, — с одной стороны вас вроде как наградить требуется за спасение жизни вашей коллеги этой как ее Елизаровой Марии, а с другой стороны вы сегодня очень сильно рисковали.