— Что это? По-моему, ты несешь какую-то ахинею. Выражайся яснее Солдатов. Мне некогда разгадывать твои ребусы. У меня сегодня еще полно дел.
— Опять кого-то спасать будешь? — решил сострить я. Но Заварзина в ответ переменилась в лице, глаза ее сузились, и она тихим, шипящим голосом, в котором слышалось очень сильное раздражение, произнесла:
— А вот это тебя совсем не касается Сашенька. Это не твое дело. Советую тебе больше помалкивать. — и она предприняла попытку встать со скамейки.
— Подожди! — я схватил ее за руку. — Объясни мне, что с тобой такое случилось из-за чего ты стала практически другим человеком? Знаешь, что больше всего удивило Гордеева? То, что ты училкой в школе подрабатываешь. Он даже не поверил в это сначала. Посчитал сначала, что я про кого-то другого ему рассказываю. Про другую Юльку. Мол понять не может как это ты в школе училкой оказалась?
— Как, как. Много твой Ярик понимает. Он до сих пор, по сути, большой ребенок. Ему с Ленкой повезло только. Золото баба. Он за ней как за каменной стеной. А то бы сгинул по доброте то своей душевной. А в колхозе случилась у меня, Сашок, внематочная беременность, и кровотечение. В общем пока везли в больницу я уже практически концы отдала. А потом на столе остановка сердца на три минуты. Еле запустили обратно. А после того, как очухалась выяснилось, что у меня еще и нарушения памяти имеются по типу амнезии. В общем лежу я в реанимации и думаю, погуляла ты Юлечка знатно, пора и за ум браться. А то так не долго и в ящик сыграть. Вот и вся причина перемен во мне. В жизни есть вещи поинтереснее гулянок, мужиков и поисков мужа-дипломата. Тем более, что как ни ищи почти гарантированно на козла нарвешься, типа Вадика. — Лицо Заварзиной исказила брезгливая гримаса.
— А способности к ясновидению у тебя после клинической смерти проявились? — спросил я, — как у героя Кинга?
— Не знаю, — пожала плечами Заварзина, — может быть они и у меня прежней имелись, да я на них внимания не обращала. Я же говорю у меня амнезия была. Я кое-что так до сих пор не вспомнила.
— Гордеев еще рассказывал, как он с тобой в общаге на праздновании экватора пересекся.
И что? Ну было такое дело. Там то какой криминал ты отыскал?
— Не криминал, а так одну небольшую странность.
— Какую? Честное слово Солдатов от твоих загадок у меня голова вот, вот лопнет. Говори яснее.
— А то. Ярик сказал, что когда он общался с тобой тогда, то у него возникло чувство, что он общается не с Юлькой девчонкой 20 лет отроду, а с хорошо так пожившей женщиной минимум раза в два старше. Он так и сказал мол понял, что от прежней Юльки ничего не осталось.
— Мало ли, что ему тогда с пьяных глаз привиделось. Он тогда так тогда так назюзюкался, что прямо стоять не мог. Его Ленка еле, еле утащила на себе практически перла. А потом, Саша, все люди по-разному взрослеют. Иные сразу как вот я, а иные до пенсии детьми остаются как твой приятель Гордеев, например. У тебя все?
— Практически да, — ответил я Юлии.
— Ну ладно собиратель досье, надеюсь я удовлетворила тебя своими ответами, и ты больше не будешь заниматься всякими глупостями, а займешься наконец каким — ни будь полезным и для себя, и для общества делом. Если ты не против я пошла. Провожать меня не надо. — Юлия поднялась со скамейки.
— Слушай, Заварзина, а ты не боишься, что я могу рассказать всем о том случае? — спросил ее я.
— Не боюсь, — она фыркнула, ты, конечно, наглец каких поискать надо, но явно не дурак. Все. Мне пора. До встречи!
— Еще вещий сон приснится, и, если помощь понадобиться заходи. Всегда к твоим услугам. Чем смогу, помогу. — Сказал я на прощание.
Юлия как-то неопределенно кивнула головой в ответ на эти слова. Кивок этот можно было истолковать двояко. И как “посмотрим” и как “отстань”.
* * *
Несколько дней спустя, под вечер, я сидел в своей комнате в общежитии и сражался в шахматы со своим соседом Левкой Фридманом. Игра у Левки сегодня не шла. Так-то он шахматист очень неслабый и мне обычно приходилось прикладывать очень значительные усилия, чтобы выиграть у него хотя бы один раз, но сегодня с ним что-то произошло, и он позорно сдавал мне третью партию подряд.
Левка сопел, ерошил волосы, курил одну за другой сигареты. В комнате можно уже было, что называется вешать топор. На Левкином лице было написано выражение жгучей досады. Проигрывать мой визави явно не любил.
Наконец я в третий раз подряд поставил ему мат и откинувшись на спинку стула снисходительно сказал:
— Все Лев! Три ноль! Признавай себя побежденным. Сегодня не твой день. Эх жаль, что мы играем на интерес, а не на деньги, а то я сегодня озолотился бы!
— Сашок, ну давай еще одну, — заныл Фридман, — дай мне хотя бы размочить счет!
— Ага, а не боишься, что будет четыре ноль?
— Нет, нет тебе просто везет сегодня. Ты же всегда объективно играл хуже меня! — и Лев принялся расставлять фигуры на доске по — новой.
В разгар этого его увлекательного занятия в дверь постучали. Мы практически хором воскликнули:
— Войдите!
Дверь открылась, и я увидел возникшее на лице Фридмана выражение крайнего удивления, переходящее в настоящую оторопь. Его рот приоткрылся и мне вдруг показалось, что еще не много и я услышу стук упавшей на пол его нижней челюсти.
В комнату вошла Заварзина. На это раз она выглядела настоящей секс-бомбой. На ней был надет короткий белый сарафан значительно выше коленей так, что на всеобщий обзор выставлялась пара совершенно роскошных женских ног, на ее плечи волнами спускалась густая грива волос соломенного цвета, все это в сочетании с выразительными голубыми глазами и изящными чертами лица производило совершенно потрясающее впечатление. Все же, приходя на кафедру Заварзина выглядела куда менее вызывающе. Если бы она появилась на работе в таком виде, то боюсь, что бедолагу Пашкевича мог посетить повторный инфаркт и кто его знает, может быть вместе с инсультом.
— Здравствуйте, мальчики! Здравствуйте Александр! — произнесла она, переступив порог. — У вас тут можно топор повесить! — поморщившись добавила Юлия.
— Здравствуйте, Юлия Сергеевна! — С энтузиазмом в голосе произнес я, — Какими судьбами в наших палестинах! Вы часом адресом не ошиблись? Что вы могли позабыть в жалкой берлоге несчастных бедных аспирантов?
— Ну, ну Александр не прибедняйтесь. Не такие вы уж и несчастные. А адресом я не ошиблась. Мне нужны вы. И по срочному делу.
Я немедленно изобразил на лице глубокую задумчивость. Мол по какому такому делу мое скромное жилище посетила такая красавица? Потом хлопнул себя ладонью по лбу и произнес:
— Вы, Юлия Сергеевна видимо хотите обсудить со мной некоторые аспекты выполнения того задания, которое дал нам совсем недавно наш глубокоуважаемый и многомудрый заведующий кафедрой. Я не ошибся?
Нет Александр, вы не ошиблись. Именно некоторые аспекты я и пришла обсудить с вами. — улыбнулась в ответ Заварзина.
— Нет ничего проще. Сейчас мы с вами организуем краткий коллоквиум. Лева будь другом побудь в коридоре или у соседей примерно четверть часа. Пока я с Юлией Сергеевной буду обсуждать некоторые рабочие моменты.
Фридман потерянно мотнул головой и направился к двери. Когда он вышел в коридор я поднялся со своего места, закрыл за ним дверь, повернулся к Заварзиной и сказал ей:
— Садись, вот сюда на Левкино место. Что опять стряслось? Новый вещий сон приснился?
Глава 5
Заварзина прошла в комнату, села на предложенный мною стул, закинула нога за ногу и с любопытством огляделась по сторонам.
— Да, давно я уже не была в общаге уже совсем отвыкла от вида этих стен и этих коридоров, — промолвила она, — а ты Саша делишь эти хоромы на двоих, с тем молодым человеком, который вышел от сюда с до нельзя смущенным видом?
— Это Лева Фридман, аспирант с Химфака. И не смущенный он вовсе. А ослепленный. Не каждый день к нам такие сексапильные красотки заходят! Ослепнешь по неволе от твоего вида! — ответил я. — Ну что? Кого на этот раз спасать будем? Надеюсь на этот раз обойдемся без мордобоя?