— Залезайте!

Оказавшись в автомобиле, я не преминул спросить дядю Германа:

— А куда и к кому мы, собственно говоря, едем?

— Едем мы не далеко на Пушкинскую. А к кому… К одному серьезному человеку. Я с ним познакомился три года назад. Гараж у него подломили. Машину угнали. Ну я за три дня ее нашел. Так и познакомились. Пенсионер он какого-то там значения. Про звание не спрашивай не знаю. Но полагаю не ниже полковника. А служил он в органах, сам понимаешь в каких. Причем начал свою службу еще в двадцатых годах, еще при Дзержинском и на самой Лубянке. Вот такой это человек. Очень он способностями Юлии Сергеевны заинтересовался. Прямо весь загорелся. Хочет ее как можно скорее увидеть.

— А не выйдет ли, что мы, так сказать, попадем из огня да прямо в полымя? — спросил я дядю Германа.

Он только пожал плечами, а затем обернувшись сказал:

— Опять убийство у нас Сашок. И вновь на моей земле. И почерк тот же самый.

— Кто убит на этот раз? — встрепенулась Заварзина.

— Женщина. 27 лет. Оглушена ударом по голове, затем затащена в кусты, изнасилована и задушена. Вся одежда на ней в клочья. В Старом парке это произошло четыре дня назад. И опять ни свидетелей, ни зацепок ничего. Непонятно как, кого и где искать. Такие вот дела. Так что правы вы оказались Юлия Сергеевна. Правы, к сожалению. Маньяк это.

Юлия ничего не ответила на эти слова дяди Германа. Мы вскоре свернули на Пушкинскую и въехали в просторный двор пятиэтажного дома “сталинской постройки”. Дядя Герман остановил свою “копейку” возле второго подъезда и коротко произнес:

— Все приехали. Теперь на третий этаж. Четырнадцатая квартира.

Мы поднялись на третий этаж и остановились перед дверью, на которой висела цифра 14. Дядя Герман решительно дважды нажал на кнопку звонка. В прихожей раздались шаги, щелкнул замок, дверь приоткрылась и из-за нее раздался вполне себе бодрый ни разу ни стариковский (я бы даже сказал моложавый) голос спросивший:

— Герман Валентинович это вы?

— Я Павел Трофимович. Я. Пришел как условились. И гостей с собой привел.

Цепочка откинулась, дверь отворилась, и я увидел стоящего на пороге пожилого мужчину, с густой седой шевелюрой, тонкими усиками и внимательным цепким взглядом. На вид ему можно было дать не больше семидесяти лет.

— Проходите и раздевайтесь, — произнес он.

Мы вошли в прихожую, сняли верхнюю одежду, разместив ее на вешалке. Хозяин, еще раз окинув нас своим внимательным взглядом сказал:

— Одевайте тапочки и проходите в зал, усаживайтесь за стол. Чай, кофе?

Я пожал плечами, а Заварзина в свою очередь сказала:

— Кофе если можно.

— Одну минуту! — и он скрылся на кухне.

Мы прошли в зал и расселись за столом, на котором стояла две вазы с печеньем и конфетами. Вскоре появился, и хозяин, который нес турку со свежезаваренным кофе.

— Настоящий бразильский, — сказал он, разливая ароматную жидкость по чашкам.

Когда он закончил, дядя Герман откашлялся и представил нас хозяину:

— Вот Павел Трофимович — это мой племянник Александр, а это Юлия Сергеевна Заварзина о которой я вам уже говорил и которая помогла нам, надо сказать весьма необычным способом в расследовании некоторых сложных дел. А это Павел Трофимович Дмитриев так сказать ветеран.

— Да, да, ветеран. Органов ВЧК-ОГПУ. — улыбнувшись произнес Павел Трофимович. Но сначала ни слова о делах. Пьем кофе. А потом уже обсудим ваши проблемы, которые как сказал мне Герман Валентинович есть у вас и которые привели в конечном итоге ко мне.

Когда мы закончили пить кофе Павел Трофимович сразу приступил к делу:

— Так, уважаемая Юлия Сергеевна, насколько мне известно вы являетесь дочерью покойного Сергея Никитовича Заварзина. Я не ошибаюсь?

Юлия молча утвердительно кивнула головой.

— Хорошо. Герман Валентинович рассказал мне кое-что о ваших необычных способностях, благодаря которым удалось изобличить нескольких опасных преступников. Чтобы у вас не возникало недоуменных вопросов расскажу не много о себе. В пределах допустимого, конечно. В органах я фактически с 1925 года. На протяжении нескольких лет я служил в отделе ОГПУ, которым руководил Глеб Иванович Бокий. Слыхали о таком?

— Да, — ответила Заварзина, — и с большим интересом поглядела на Дмитриева.

— Ну и хорошо. Отдел этот занимался вопросами криптографии, но не только. При нем существовала специальная группа, целью которой было изучение разного рода паранормальных способностей, которыми может обладать человек, само собой поиск таких людей с последующим их привлечением к оперативно-розыскной работе. Я принимал некоторое участие в ее деятельности. Нечего говорить, что работа этой группы была полностью засекречена и то, что я говорю вам сейчас до сих пор является государственной тайной. Надеюсь, что вы понимаете возможные последствия, которые наступят в случае, если вы допустите ее разглашение?

Мы с Юлией молча и практически синхронно кивнули головами. Потом я спросил Дмитриева:

— Павел Трофимович. Простите, а сколько вам лет?

— В следующем году будет уже восемьдесят. Но маразмом я пока вроде бы не страдаю.

— Надо же, — смущенно пробормотал я, — а на вид я вам больше семидесяти не дал бы.

Павел Трофимович пожал плечами и сказал:

— Видимо хорошая генетика. В у меня в роду и по отцовской, да и по материнской линии имеется не мало долгожителей. И что самое главное жили по девяносто с лишним лет безо всякого маразма и деменции. Но это в принципе не так интересно. Гораздо интереснее необычные способности Юлии Сергеевны. Из рассказа Германа Валентиновича я понял, что вы Юлия Сергеевна видите нечто вроде вещих снов. Я не ошибаюсь?

— Не совсем так, — ответила Заварзина, — я имею в виду, что не вижу именно сны о том, что должно произойти в будущем, да еще и во всех подробностях. Скорее можно сказать, что когда я просыпаюсь я уже знаю, что и когда должно произойти причем во всех деталях.

— Ага. Хорошо. А это касается только преступлений или же и всякого рода бытовых вещей тоже. И главное, как часто это бывает? Как часто вы видите эти своего рода “вещие сны”?

— В общем не очень часто. Какой-то регулярности в их появлении я установить не берусь, — помедлив сказала Юлия.

— А расскажите, как вы сумели определить местонахождение вашей коллеги Елизаровой, кажется? Герман Валентинович рассказывал об этом как о настоящем чуде. Будто бы вы чуть ли не заранее знали где и в каком месте находится эта ваша коллега, попавшая в руки маньяка.

— Вы говорите как капитан Тарханов. Он даже пытался предъявить мне и Саше обвинение, что мы подстроили всю эту историю с Елизаровой.

Павел Трофимович махнул рукой и произнес извиняющимся тоном:

— Простите меня старика если ненароком обидел вас. Нет конечно никаких обвинений я вам не предъявляю. Просто не удачно выразился. Мне бы хотелось услышать рассказ об этом происшествии из первых уст.

— Ну я мало, что могу сказать, — произнеся это Юля развела руками, — для меня самой эта способность, ее появление было целым открытием. Ничего подобного до этого дня у меня не было. А как я определила местонахождение Маши и то, что ей угрожает опасность, я право не знаю. Как человек вообще чувствует надвигающуюся опасность? В отношении себя или своих близких. А ведь он зачастую чувствует. Вот, что-то подобное ощущала, и я на этот раз. Только мощнее, конкретнее и предметнее. Сначала у меня появилось четкое ощущение большой опасности, которая угрожает Маше. Причем опасности смертельной. Мне удалось уговорить Сашу поехать со мной вместе к ней домой. Когда мы не застали ее дома у меня уже не было никаких сомнений, в том, что, если не принять срочных мер произойдет несчастье. Это было очень мощное чувство оно буквально вело меня. Извините Павел Трофимович, но мне трудно описать это состояние. Ничего подобного раньше я не испытывала и мне просто-напросто не хватает слов, — Заварзина еще раз развела руками.

— Интересно, интересно! — Дмитриев прямо-таки излучал всем своим видом заинтересованность в словах Юлии, — и что же это вот чувство или ощущение и помогло вам найти место, где преступник собирался лишить жизни эту вашу Елизарову?