Что было дальше — описывать бессмысленно. Война всегда одинакова: грохот, крики, дым, кровь на снегу. Казаки, увидев танки, поднялись в атаку с тем самым исступлённым криком, от которого стынет кровь в жилах. Австрийцы, ещё минуту назад уверенные в своей победе, теперь метались между деревьев, пытаясь спастись от стальных чудовищ, выползших из леса.

Когда всё закончилось, я стоял посреди поляны и смотрел на результаты своего решения. Два танка получили пробоины, но оставались на ходу. Казаки собирали раненых — и своих, и чужих. Хорунжий, тот самый, что предупредил меня о самовольной вылазке, сидел на снегу и тупо смотрел на свою простреленную руку, будто не понимая, как это произошло.

И только тогда, когда основные силы подошли к нам, когда началась обычная после боя суета — разведка, укрепление позиций, похороны погибших — только тогда я позволил себе задуматься о последствиях. Я нарушил приказ. Я повёл людей в бой без санкции сверху. Я, возможно, разрушил чьи-то хитрые политические комбинации.

Но когда ко мне подошёл сотник Платов и молча протянул флягу с чем-то горячим и обжигающим, я понял — здесь, на этом клочке земли, заваленном снегом и гильзами, никакие штабные игры не имели значения. Здесь существовала только одна правда: мы выиграли этот бой. А значит, всё остальное можно было отложить на потом.

Танкисты и казаки смешались в одну толпу, передавая друг другу трофейный шнапс и куски чёрного хлеба. Кто-то затянул песню — тихую, грубую, совсем непарадную. Я прислонился к броне своего «Тура» и закрыл глаза.

Где-то далеко, в тёплых кабинетах, уже писались гневные донесения. Но здесь, на передовой, среди людей, которые доверяли мне свою жизнь, я чувствовал себя на своём месте. А всё остальное… Всё остальное подождёт.

— Ваше императорское высочество, у меня есть к вам предложение.

С такой фразы начинался наш долгий разговор с Александром Александровичем, который прибыл на линию фронта после удачного наступления в Карпатах. На том фронте началась так называемая «активная оборона», предполагающая не только сидение в постоянной защите, но и резкие нападения на позиции противника для того, чтобы беспокоить его порядки.

К представителю августейшего семейства я прибыл не с очередной технической инновацией, которая должна была поменять состояние на застоявшемся фронте, но с совсем другой военной инновацией, применение которой расцвело уже во времена Второй мировой войны — войска коллаборантов.

Сомневаюсь, что существует такой человек, который ни разу не слышал о таком феномене Великой Отечественной войны, как войска предателей из Русской Освободительной Армии или менее известных, но не менее жестоких Комитете Освобождения Народов России или же войсках под руководством преступного атамана Краснова. Всех их объединяло происхождение из народов, проживавших ранее на территориях Советского Союза. Фактически, они повернули оружие против своей Родины в преступном пособничестве нацистам.

Впрочем, как бы мы ни относились к коллаборационистам, но стоит отдать немцам должное — они смогли в совершенстве развить идею, основы которой ещё были заложены в своё время самым известнейшим из уроженцев острова Корсика. Казалось бы, ничего в этом сложного нет: собрать пленных, готовых сражаться против правительства своей страны, поставить в их главе наиболее лояльных себе офицеров, выдать достаточное количество вооружения из своих складов и бросать их либо в атаку на позиции врага, либо отправлять на подавление повстанцев, которые неминуемо возникнут во время продвижения.

— Вы предлагаете набрать отдельные полки из чехов, венгров, словаков и пустить их сражаться против власти Габсбургов? — великий князь посмотрел на меня с удивлением, листая свежие страницы, прикреплённые в отдельный план. — Звучит достаточно странно, князь. Почему вы решили, что такие люди решатся пойти под нашу власть?

— Именно. — я кивнул, сделав лёгкий поклон. — Можно предложить вполне осязаемую награду для таких полков? Как думаете, ваше императорское высочество, почему они так сильно не любят Габсбургов?

— Многие желают свободы от власти австрийского императора. Габсбурги не смогли повторить той удачи, которая преследовала нас в области подчинения народов на нашей территории. У нас проживает множество больших и малых народов, отличающихся по многим признакам. Есть как мусульмане Поволжья, степняки из Средней Азии, народы Кавказа, балтийцы, евреи, монголы, маньчжуры и даже немцы. Все они сейчас воюют под рукой нашего государя.

— На вашем месте я не был бы столь сильно уверен в полной лояльности подчинённых императору народов, но разговор сейчас о другом. Мы можем воспользоваться проблемами австрияков и обернуть их для нашей удачи. Уже сейчас у нас достаточно пленников из разных народов Австро-Венгрии. Чехи, словаки, венгры, трансильванцы, хорваты, сербы и один только Господь знает, сколько ещё народов, но их объединяет одно единственное желание — сбросить с себя оковы австрийской власти и создать собственные национальные государства. Мы можем этому им поспособствовать. Сначала соберём роты из пленных, потом преобразуем их в полки, дивизии, а там и до полноценных легионов уже будет недалеко. Уже сейчас можно назначить в занятых нами карпатских деревнях новое правительство, посадить собственную администрацию, которая будет лояльна нашему правлению. Позволите? — я посмотрел на стоящую на столе бутыль хорошего французского коньяка и, получив молчаливое дозволение Александра Александровича, налил себе четверть гранёного стакана. — Если бы не откровенно идиотские приказы об остановке нападения на Карпаты, то занятая нами область была бы значительно больше, но и в нынешних условиях мы можем поставить лояльную администрацию. Это сбережёт значительную часть наших ресурсов. Если наша война будет такой же успешной, как мы все этого желаем, то рано или поздно придётся размещать гарнизоны на захваченных территориях, а лояльная нам администрация сильно в этом поможет.

— Предлагаете вооружать бывших пленных, истощая наши запасы?

— Никто не просит использовать для их вооружения новые пулемёты и автоматы. Можно снабжать их по остаточному принципу или из трофейного вооружения, с которым они гораздо лучше знакомы, чем с нашими винтовками.

— Что вам нужно от меня? — в глазах Рюриковича ещё мелькала озадаченность, но вместе с тем он внимательно принялся читать журнал.

— Всяческое содействие. Мне нужен доступ к лагерям военнопленных, к складам с законсервированным оружием и боеприпасами. Лучше выделить нашу форму в достаточных объёмах.

— Пусть воюют в своих обносках. — великий князь пожал плечами. — К чему тратить дополнительные ресурсы. Вы сами мне говорили, что война может обернуться различными вариантами, так что у нас сейчас каждая нитка, каждый кусок ткани находится на счету.

— Как минимум для того, чтобы их просто не расстреляли. К тому же, эти воины не должны чувствовать себя обычным «мясом», которых пускают в атаку для прорыва фронта, не считаясь с потерями. Да, их жизни можно израсходовать с большей решительностью, чем наших солдат, но всё же.

— Хорошо. — Александр Александрович громко захлопнул журнал. — До сего момента ваши предложения оказывались верными, так что вы получите и в этом проекте мою посильную помощь. Не считайте, что я буду снабжать ваших «легионеров», обделяя солдат нашей армии, но я очень надеюсь на положительный результат вашего эксперимента.

Никогда бы раньше не мог подумать, что по своей воле буду отправляться в фактически тюрьмы по собственной воле, особенно после того момента, как просидел там несколько месяцев к ряду. Но теперь я ехал в сторону лагеря для военнопленных, чувствуя какое-то воодушевление.

Пленников кормить просто так не собирались, а потому лагеря мало напоминали сборище палаток или бараков. Лагерь всё больше напоминал странное и неестественное подобие строительной площадки. Сейчас военнопленные тянули дополнительные узкоколейные железные дороги. Не сказать, чтобы у государства сейчас были определённые лишние средства для улучшения сети железных дорог, но для армии, постоянно находящейся в боях, требовались пути для снабжения. Потому сейчас десятки и даже сотни сербов, венгров, австрийцев и остальных ожесточённо вгрызались инструментами в холодную после зимы и снегов землю.