— При желании несколько алхимиков могут разнести этот флот, как игрушки, — подал голос шедший впереди Доминик. — Но выглядят эти махины действительно грозно.

Элль задумалась, что будет, если она выцепит какую-нибудь нить покрепче и зашьет Доминику рот. В целом, это было рабочим решением и даже могло бы принести Элоизе если не облегчение, то хотя бы минутное удовольствие.

Девушка дернулась, прогоняя эту мысль. Не хватало еще стать такой же, как Летиция, Ханнес, как…

— Амаль? — прошептала она, и тут же спряталась за углом. Она так задумалась, что чуть не вышла на этаж в открытую, Доминик удержал ее и втянул обратно, а потом долго вытирал о себя руку, как будто обжегся.

Амаль Мартинес стояла у дверей в кабинет Ханнеса. Рядом с ней не очень бодро держался Ирвин. Элль заметила, что хоть с момента последнего восстановления не прошло и пары дней, он уже выглядел потрепанным. Он открыл дверь в кабинет Ханнеса. Учитель радушно пригласил советницу. Ему вторил довольный щебет Пенни Лауб. Как только дверь закрылась, Доминик, пошатываясь, вышел из укрытия и махнул Элль рукой, чтобы та присоединилась. Заметивший их Ирвин удивленно вскинул брови.

Доминик не стал ничего говорить, просто замахал руками, указывая на дверь и на ухо. Ирвин Замотал головой. Последовал обмен неприличными жестами. Элль наблюдала за этим диалогом, пытаясь понять, осознает ли кто-то из присутствующих масштаб ситуации. Советница в башне, где сидят ее даже не потенциальные, а вполне реальные враги.

Что за гадюшник вообще развелся в Темере?

Тем временем Ирвин и Доминик достигли какого-то беззвучного соглашения. Ирвин развел руками и воздух в коридоре моментально стал сухим, как в пустыне. А в ладонях у него замерцали две водяные сферы. Ирвин пошевелил пальцами и придал воде форму бокалов, длинные ножки которых плотно прилегали к двери. Одну чашу получила Элль, вторую — Доминик.

— Не вини себя, милая, ты заботишься об общем благе, — лепетала Пенни Лауб. — И все делаешь правильно. Ты молодец, что пришла.

— Ваша оценка правильности кажется мне сомнительной, госпожа Лауб, — послышался шелестящий голос Ханнеса. Обычно его голос напоминал стеклянную каплю, но иногда отец умел изменять его, оплетать им людей. Очаровывать. Элль напряглась всем телом, пытаясь уловить движение магии, но не ощутила ничего подозрительного. Возможно, имела место просто природная харизма.

— Я пришла сюда не за вашим одобрением, — резко прервала наметившуюся светскую беседу Амаль. — У меня к вам деловое предложение. Ваше дело — ответить да или нет, а о моральной стороне своего решения я буду думать сама.

Повисло молчание. Его плотный покров дробился звоном чашек о блюдца. Амаль снова подала голос.

— К тому же… я так понимаю, что я могу дать вам то, что вы хотели забрать силой.

— Пахнет политикой, — нахмурился Ханнес. — Но если уж вы так хорошо осведомлены, госпожа Мартинес, позвольте мне поинтересоваться, почему вы готовы пойти нам навстречу?

— Это не секрет, потому что я рассчитываю на взаимопонимание, которого не смогла найти с госпожой Верс, — невозмутимо отвечала Амаль. — Я хочу, чтобы у наших людей был шанс на спокойную жизнь в безопасности.

— Легко говорить, когда набили полные карманы. Не хочется улетать с облюбованной кормушки? Или вам с подругой стало слишком тесно?

— Ханнес, — возмутилась Пенни.

— Я просто пытаюсь понять, Пенелопа.

— Я получила предложение, которое устраивает меня как формальную главу алхимиков, — сказала госпожа Мартинес и начала пересказывать план Галстерры.

Элль слушала внимательно. На моменте про военные корабли и «Сирену» ее горло стиснули пальцы ужаса. Она никогда не видела войны, но воображение живо нарисовало красочные образы. Затем тревога улеглась, когда Амаль перешла к части, в которой военные корабли увозили алхимиков на остров в акватории Галстерры, местные власти строили город — а то и не один — на деньги какого-то богача-изобретателя. Будь ее воля, Элль бы уже на этом моменте попросила занять ей место на борту, но внутри тут же заворочалось подозрение. Жизнь немало потрепала девушку, чтобы она сразу понимала, что безоговорочно хорошо ничего не бывает. Всегда есть «но». Например, славный парень может оказаться ходячим мертвецом, а обожаемый отец — жестоким диктатором.

— И чего же от нас хотят наши освободители? — прервал речь Амаль Ханнес. Элоиза готова была поклясться, что даже эта грубость не заставила советницу закатить глаза или одарить мужчину испепеляющим взглядом.

— Участия в военном производстве Галстерры. Взрывчатка, оружие, черная медь — все для их войны с Северной Пустыней.

— Ожидаемо, — хмыкнул Ханнес. — И что же, вы находите это приемлемым? Продавать людей, как рабочую силу, в обмен на мнимую безопасность?

— Галстерра прекрасно понимает, что алхимики могут быть опаснее всех их военных кораблей вместе взятых. Я считаю, что в сложившейся ситуации мы нужны друг другу примерно одинаково. И обмен выходит справедливым.

— За исключением одного момента. Темер — наш дом, — твердил Ханнес. Элль не сдержалась и закатила глаза. Доминик тут же шикнул на нее, видимо, пытаясь приструнить. Гнев взвился еще сильнее, но девушка ограничилась только неприличным жестом. По слуховой чаше пошла рябь, и Элоиза перевела взгляд на Ирвина. Заклинатель выглядел… еще не паршиво, но уже довольно помято, как будто его закинули в водоворот и не спешили доставать. Молодой человек заметил, как она рассматривала его и, не изменяя себе, подмигнул. В этот же момент сосуд в его левом глазу лопнул.

Доминик помахал ладонью перед лицом Элль, напоминая, для чего они все здесь собрались. Девушка снова прильнула к слуховой чаше. Судя по тону, она немногое пропустила.

— Допустим, — шелестел Ханнес, — я приму ваше предложение, госпожа Мартинес. Я подчеркну — именно ваше, а не ваших галстеррских друзей. Предлагаю обсудить все условия. Я занимаюсь вектором развития, госпожа Лауб берет на себя управление производством, а вы… обеспечиваете соблюдение прав и свобод.

— Приемлемо, — без особого воодушевления сказала Амаль.

— Но как вы хотите сдвинуть авторитет вашей дражайшей подруги, если хотите, чтобы алхимики отвернулись от нее?

— Это нетрудно. Достаточно просто рассказать правду.

— Не боитесь, что и вас утянет следом? — поинтересовался мужчина.

— Нет человека, более любимого народом, чем тот, кто владел властью, опустился на дно и раскаялся, — парировала Амаль.

— В зависимости от того, что вы с этой властью делали, — он замолчал. Видимо, принялся что-то записывать. — Ну что же… Давайте попробуем. Пенелопа, сообщи нашим людям, что провокация и выступление откладываются. Но мне нужны гарантии, госпожа Мартинес. Как насчет клятвы на крови?

— Вас ничто не заставит отказаться от запрещенной магии? — как будто даже игриво поинтересовалась Амаль.

— Это надежнее заверенных копий и человеческой памяти.

С тихим «цык» вылетело лезвие складного ножа. Элль поморщилась и выпустила слуховую чашу. Доминик сделал то же самое. Взглянул на девушку — не возмущенный, не встревоженный. Он просто лучился самодовольством, едва сдерживался, чтобы не сказать: «А я говорил». И его как будто не беспокоило, что в эту секунду против его родной матери заключали союз.

Дом махнул рукой, намекая, что им пора уходить. Элль кивнула и вопросительно посмотрела на Ирвина. Тот завел руки за спину и встал возле двери, медленно моргнул, всем видом показывая, что никого и ничего не видел. Элль улыбнулась ему и невольно коснулась золотой нити у сердца. Интересно, Ирвин чувствовал ее? Доминик не дал ей довести мысль до конца, схватил за ткань рукава и повел на лестницу. Уверенно, даже не всматриваясь в узор темных коридоров, он прокладывал путь к очередной белой двери, за которой царил хаос его собственной обители.

Доминик оставил Элль в центре комнаты, а сам подобрал початую бутылку и сделал несколько больших глотков. Вытер губы рукавом и закашлялся. Элль подумала, что и сама была бы не против промочить горло чем-то покрепче чая, но как-то не хотелось становиться частью общего бардака. Хотя бы кто-то один должен был мыслить трезво.