— Не понимаю, зачем было разрешать женщинам носить брюки, если они до сих пор вынуждены ходить с этими капканами на ногах.
Когда сапог упал на пол, Элль издала первый стон. А когда пальцы Ирвина прошлись по напряженным мышцам, она выгнулась так, как не извивалась под самыми изощренными ласками. Она еле дождалась, когда заклинатель освободит ее от второго сапога и тут же притянула Ирвина к себе на диван.
Идеально. Как по нотам.
Вспышка удовольствия Элль, несколько тяжелых хриплых вздохов Ирвина и минута затишья, когда они просто замерли неподвижно, оглушенные грохочущим пульсом. Элль уткнулась лбом в плечо Ирвина и переводила дыхание. Главное, не уснуть. Превозмогая себя, она подняла голову и перекатилась на свободное место на диване. Мягкая обивка щекотала кожу. Она закинула ноги на бедра Ирвина и чуть вскинула подбородок, зная, что сейчас должен последовать вопрос:
— Все хорошо?
Элль удивленно моргнула. Обычно спрашивали: «И часто ты так?» или «Тебя проводить?». Вопрос: «Все хорошо?» был приятной редкостью, как жемчужина в куче дерьма. Элоиза откинула налипшие на лоб кудри и кивнула. Потянулась за своим бокалом вина и одним глотком допила. Даже обидно было подниматься и собирать с пола свои вещи, но таковы были правила этих маленьких приключений. Ирвин неподвижно наблюдал за тем, как она натягивает белье и брюки, в темноте находит нужный рукав рубашки.
— Не останешься? — нахмурился он.
— Зачем? — улыбнулась Элоиза, будто он сморозил какую-то глупость.
— Можем устроить второй раунд утром. Либо я приготовлю завтрак.
— У меня дома есть кухня, еда и чистая одежда, — небрежно повела плечом девушка. — На сегодня, я думаю, можно закончить.
— Я могу тебя проводить.
Романтик. Элль снисходительно улыбнулась. Заходившееся минуту назад сердце молчало.
— Не стоит, Ирвин. Я живу недалеко. К тому же, мне скоро на службу.
Заклинатель поднялся с дивана и натянул брюки.
— Хотя бы провожу до дверей, — он тряхнул головой, нагоняя на лицо улыбку. Обманчиво миролюбивую, но Элль отдавала ему должное за старание. По ее опыту, мужчины делились на два типа: одни делали все, чтобы ночная незнакомка как можно скорее исчезла в темноте, а другие готовы были всеми правдами и неправдами удержать ее до утра, чтобы потом исчезнуть первыми. Редкие романтики действительно искали повторной встречи, но Ирвин не был одним из них. Он принял правила игры, и от этого на секунду сердце екнуло. Он даже начал ей нравиться.
— Как хочешь, — бросила она и щелкнула пальцами. Шнурки на сапогах туго затянулись. Элль кое-как собрала волосы и спрятала их под капюшон мантии. Ирвин проводил ее до дверей.
— Если захочешь повторить…
— Обязательно заявлюсь к тебе на порог посреди ночи с бутылкой вина наперевес. Не такого шикарного, как твое, конечно.
— Как тебе угодно, — улыбнулся он и пожал плечами. Тот самый жест, который означает, что лучше даже не пытаться нагрянуть. — Погоди, службу?
Элль кивнула и выскользнула в холл. Каблуки простучали по винтовой лестнице, и с каждым шагом случившееся становилось все менее реальным. Просто очередное воспоминание, закончившееся минутной вспышкой удовольствия и пустотой в груди.
А дальше уже знакомый путь: ночной речной трамвайчик до квартала Торговцев, дом, почти ничем не отличающийся от высившихся на набережной вытянутых четырехэтажек. Разве что одно бросалось в глаза — кирпичные стены здесь были не рдяными, а покрытыми розовой краской. А над тяжелой скрипучей дверью красовался барельеф — женский лик, скрытый вуалью, у чувственно приоткрытых губ застыл вырезанный из розового кварца цветок. Удивительно, что его до сих пор никто не попытался украсть, даже при том факте, что кражи из храмов даже в неблагополучных районах не были редкостью. Но только не из этого. Слишком уж тонкая была работа. И слишком уважаем был именно этот храм.
Элль любила рассматривать переливы золотистого света в гранях камня, и порой у нее чесались руки, чтобы одним движение сломать тонкий каменный стебелек, спрятать цветок в карман, а потом с полным признанием вины принять на свою голову гнев Рошанны, если та все-таки очнется от вечного сна. Элль по обыкновению посмотрела на цветок, а затем потянула на себя тяжелую дверь. В лицо ударил запах горячего воска и благовоний: мирра, жасмин, роза, иланг-иланг. В обители Рошанны пахло, как в покоях знатной невесты.
Дом, снаружи обычный, изнутри напоминал выеденное яйцо. Как будто кто-то невидимой рукой вынул внутренности, оставив нетронутой скорлупу, а внутри воздвиг колонны, украсил стены фресками с эпизодами жизни мятежной богини. В центральном алькове воздвигли скульптуру самой Рошанны. Богиня замерла на одной ноге, как будто скульптор застал ее кружащейся под праздничный бой барабанов, того и гляди, легкие одежды начнут развеваться, браслеты на руках и ногах зазвенят, тугая коса хлестнет по спине, а тонкая вуаль приподнимется, являя миру красоту коварной богини. У ее ног тлели несколько конусов с благовониями. Первые лучи солнца еще не коснулись волн Солари, а несколько сестер из храма уже приводили в порядок главный зал, готовясь к утренней службе. Некоторые из них поворачивали головы к Элль, но лишь натягивали пониже розовые капюшоны, как бы говоря, что ничего и никого не видели.
Ноги неслышло ступали по ковру, когда Элоиза пересекала главный неф, прячась в мягких тенях. Она зашла за расписную ширму и подошла к стеллажу, на который складывали подушки для молящихся, нажала на панель. Щедро смазанный механизм беззвучно сработал, и стеллаж отъехал в сторону, открывая проход во вторую часть храма — Крепость. Ей открылся темный коридор, лестницы, перегородки, крепкие стены, между которыми чего только ни находилось: жилые помещения, лаборатории, склады. Целая крепость в самом центре города. Многие ли знали об этом? Точно нет. Для большинства розовый дом на набережной был просто храмом, в котором ждали всех алхимиков. Но Элоиза входила в привилегированное меньшинство, то ли наделенное истинным знанием, то ли клейменное им.
Когда она вошла, огни были еще потушены, и только тиканье часов давало понять, что в стенах этой крепости остановилось все, кроме времени. Утром в лаборатории войдут алхимики, продолжат работать над своими формулами, пить прогорклый кофе на кухнях, обрабатывать руки антисептиками, шелестеть листами. Вечером на лодках приедут курьеры и станут развозить по городу пакеты и бочки с выжженной на коричневой бумаге извивающейся саламандрой. Но сейчас — затишье, которое не рискнула бы нарушить даже самая наглая крыса. Здесь все работали наизнос, поэтому даже грызуны научились перемещаться на цыпочках, чтобы никого не потревожить. Идеальный момент, чтобы отправиться в небольшое приключение, сбросив мантию служительницы храма, и вернуться незамеченной.
Элль бесшумно закрыла дверь и короткими перебежками двинулась по коридору, ведущему в сторону жилых комнат. Их специально изолировали чарами и металлическими листами, чтобы, если что-то взорвется в лаборатории, пожар не перекинулся бы на их шикарное общежитие. Даже в кромешной темноте она безошибочно угадывала нескрипучие половицы, и за несколько мгновений, почти не дыша, пересекла коридор.
Так-то!
Только она успела себя мысленно похвалить, как рядом щелкнул выключатель, ставя жирную точку на этой веселой ночи. Коридор залил ослепительно белый свет, пригвоздивший Элль к месту, как сонную муху. Девушка скукожилась, закрыла ладонями глаза. В целом, их можно было и не открывать. По недовольному фырканью Элль сразу поняла, кто явился по ее душу.
— Элоиза Фиуме, — раздался женский голос, своей звонкой шероховатостью выдающий приличный стаж курения. — Ты опять сбежала?
Элль сцепила руки перед собой и опустила взгляд. Достаточно, чтобы увидеть полы серебристой мантии.
Минуточку. Такое надевается на выход, на переговоры или встречи, и уж точно не накидывается на себя посреди ночи, как халатик, когда шум на кухне и подозрительный кашель кота выдергивают тебя из постели.
