В манере, присущей участникам дебатов, и Дуглас и Линкольн начинали с резкой критики, заставляя оппонента потратить время на защиту уязвимых пунктов своей программы. Один республиканский журналист в письме помощнику Линкольна метко описал такую стратегию следующим образом: «Когда вы увидите Эйба во Фрипорте, ради всех святых скажите ему, чтобы заряжал ружье! Заряжал! Мы не должны постоянно парировать. Нам нужны смертельные уколы. Пусть всякий раз, когда он заканчивает фразу, оппонент истекает кровью»[373]. Линкольн делал основной упор на обвинении Дугласа в отходе от взглядов отцов-основателей, тогда как республиканцы являются их наследниками. Подобно основателям, республиканцы «настаивают на том, что к [рабству] нужно повсеместно относиться как к несправедливости, и одним из выражений такого отношения будет положение о том, что оно не должно расширяться». Линкольн еще раз повторил, что государство не сможет постоянно быть наполовину рабовладельческим, наполовину свободным; оно существует в таком виде только потому, что большинство американцев до 1854 года разделяли веру основателей в то, что ограничение распространения рабства приведет к его окончательному отмиранию. Но Дуглас не только «не хочет гибели института рабства», но, наоборот, жаждет его «увековечения и разрастания в национальных масштабах». Тем самым он «уничтожает свет разума и любовь к свободе в американском народе»[374].
В некоторой степени знаменитый «фрипортский вопрос» Линкольна был отходом от стратегии отождествления Дугласа с рабовладельческими кругами. Во время выступления во Фрипорте Линкольн задался вопросом, существует ли законный способ, по которому население территории при желании могло бы запретить существование там рабства. Целью этого вопроса, естественно, было обратить внимание на противоречия между делом Дреда Скотта и доктриной «народного суверенитета». В политическом фольклоре этот вопрос олицетворялся с камнем, поразившим Голиафа. Если бы Дуглас ответил «нет», то он бы потерял голоса избирателей Иллинойса и рисковал не быть переизбранным в Сенат. А если бы он ответил «да», то потерял бы доверие южан и их поддержку на президентских выборах 1860 года. Однако Дуглас уже много раз получал такой вопрос. Линкольн даже предполагал, как тот ответит на него: «Он моментально прибегнет к утверждению, что рабство не может утвердиться на территории, пока этого не пожелает ее население и не придаст ему законный статус. Если это возмутит Юг, что ж, он и бровью не поведет, так как при любых раскладах он хочет сохранить свои шансы на Иллинойс… Его не заботит Юг — он знает, что для южан он политический труп» с тех пор, как встал в оппозицию к Лекомптонской конституции[375]. Как бы то ни было, Линкольн задал свой вопрос, а Дуглас ответил на него в ожидаемом ключе. Оглядываясь назад, мы понимаем, что его ответ вошел в историю под названием «Фрипортской доктрины». Она сыграла весомую роль в том, что южане потребовали введения на территориях рабовладельческого кодекса — этот вопрос расколол Демократическую партию перед выборами 1860 года (что, впрочем, произошло бы так и так). В последующих дебатах Линкольн уже не заострял этот вопрос, так как ответ на него выставлял Дугласа противником южных демократов, а усилия Линкольна были как раз направлены на подчеркивание их сходства[376].
В ответной речи Дуглас обрушился на линкольновскую метафору «разделенного дома». Почему государство не может продолжать «существовать, будучи разделенным на свободные и рабовладельческие штаты?» — недоумевал Дуглас. Каково бы ни было личное отношение отцов-основателей к рабству, они «предоставили штатам полное право решать вопрос о рабстве самостоятельно». Если же страна «не может пребывать в разделенном состоянии, то [Линкольн] должен стремиться сделать ее полностью свободной или же полностью рабовладельческой; и то и другое неминуемо вызовет распад Союза». Слова об окончательном отмирании рабства «попахивают революцией и наносят ущерб существованию государства». Если это не фигура речи, то это означает «беспощадную в своей мстительности войну между Севером и Югом, которая будет идти, пока та или иная сторона не будет загнана в угол и не падет жертвой ненасытности противника». Нет, говорил Дуглас, «я не собираюсь ставить под угрозу вечность Союза. Я не желаю отменять все существующие великие неотчуждаемые права белого человека на негров»[377].
Упоминание Линкольном чернокожих среди «созданных равными» являлось, по мнению Дугласа, «чудовищной ересью». «Люди, подписавшие Декларацию независимости, говоря о равенстве всех людей, абсолютно не имели в виду негров… или любую другую низшую и вырождающуюся расу». Разве Томас Джефферсон «имел намерение сказать в этой Декларации, что его черные рабы, с которыми он обращался как с собственностью, были равными ему по Божьему закону и что он ежедневно нарушает этот закон, поступая с ними как с рабами? (Из зала: „Нет, нет!“)»[378]
Затронув расовые вопросы, Дуглас сел на любимого конька. Он рассчитывал, что эта проблема обеспечит ему поддержку в южных и центральных районах Иллинойса. Негры «всегда должны находиться в ущемленном положении, — кричал Дуглас своим восторженным сторонникам. — Вы за то, чтобы на негров распространились права и привилегии гражданина? („Нет, нет!“) Быть может, вы хотите исключить из нашей Конституции положение, лишающее рабов и свободных негров доступа к жизни государства… чтобы, когда в Миссури отменят рабство, сто тысяч освобожденных там рабов хлынули в Иллинойс, став гражданами и избирателями, такими же как вы? („Никогда, нет!“)… Если вы хотите позволить им приехать в ваш штат и поселиться рядом с белыми, если хотите, чтобы они получили право голоса… тогда поддержите мистера Линкольна и партию черных республиканцев, которые стоят за предоставление неграм гражданства. („Никогда, никогда!“)»[379]
Как Дуглас мог знать, что Линкольн ратовал за это? Чернокожие ораторы помогали тому в проведении кампании в населенных янки районах северного Иллинойса, демонстрируя, «как сильно наши цветные братья [заинтересованы] в успехе их брата Эйба. (Взрывы смеха.)» И во Фрипорте Дуглас рисует картину, как на выступление Линкольна подъезжает великолепный экипаж! «Прекрасная юная леди сидит на козлах, в то время как Фредерик Дуглас[380] с ее матерью вальяжно расположились в самой коляске, а владелец экипажа держит вожжи… Если вы, черные республиканцы, полагаете, что неграм позволено быть рядом с вашими женами и дочерьми, пока вы нахлестываете лошадей, то сейчас как раз такой момент… Те из вас, кто верит в то, что негры — ваша ровня… конечно могут голосовать за мистера Линкольна („К черту негров, нет, нет“ и т. д.)»[381].
Бесконечное педалирование Дугласом этой темы привело Линкольна в ярость. «Равенство негров! Какая чушь!! — досадовал он в частной переписке. Как долго еще мошенники будут печь, а глупцы глотать пирог с этой демагогической начинкой?» Но как бы он ни старался, он не мог обойти вниманием эту тему. Когда он вышел из отеля в Чарлстоне в южном Иллинойсе, где проходил четвертый тур дебатов, кто-то спросил его, «действительно ли он стоит за абсолютное равенство между неграми и белыми людьми». Поставленный перед необходимостью защищаться, Линкольн и ответил в оборонительном духе: «Все то, что приписывается мне в его идее совершенного общественного и политического равенства, — жаловался Линкольн на инсинуации Дугласа, — есть не что иное, как обманчивая и прихотливая игра слов, с помощью которых можно назвать конский каштан гнедой лошадью»[382]. Линкольн признавал, что верит в то, что черные «наделены всеми естественными правами, записанными в Декларации независимости: правом на жизнь, свободу и стремление к счастью…»: «[Но] я не понимаю, почему, если я не хочу, чтобы негритянка была рабыней, я обязательно должен взять ее в жены? (Одобрительные возгласы и смех.)» А чтобы его конские каштаны никто не принял за каштановых лошадей, Линкольн ясно выразил свою позицию: «Я не являюсь, и никогда не был сторонником достижения в какой-либо степени социального и политического равенства белой и черной рас. (Аплодисменты.) Я не являюсь и никогда не был сторонником негров как избирателей или присяжных, или сторонником позволения им занимать государственные должности, или сторонником межрасовых браков с белыми. Более того, я скажу, что существует физическое различие между расами, которое, по моему мнению, навсегда сделает невозможным совместное проживание двух рас на условиях социального и политического равенства»[383].
