Представленный нижней палате, этот новый билль гарантировал избирательное право «для всех мужчин», включая чернокожих.

Линкольну удалось убедить председателя комитета, ответственного за доработку этого проекта, ограничить это право, даровав его только тем чернокожим, кто сражался в армии. Следующие два месяца билль непрерывно правился как в самом комитете, так и на заседаниях палаты. На одном этапе вместе с солдатами в привилегированную категорию попадали и все грамотные негры, на другом вообще снимались все расовые ограничения, на третьем — положения законопроекта опять распространялись на Луизиану с Арканзасом. Демократы блокировались с умеренными республиканцами, чтобы провалить более радикальные варианты билля, и с радикальными — чтобы не прошли консервативные, так что законопроект не имел шанса быть принятым. Не желая способствовать росту сторонников президентского варианта реконструкции, радикалы объединились с демократами и не допустили в состав Конгресса сенаторов и представителей от Луизианы. Таким образом, 38-й Конгресс завершил свою деятельность, не предприняв дальнейших шагов по вопросу реконструкции. Радикальные республиканцы сочли, что это даже к лучшему. В следующий состав Конгресса прошло больше радикалов и меньше демократов, заметил один из них: «А пока, я надеюсь, народ лучше поймет наши требования всеобщего избирательного права»[1499].

Перспектива «растолковать» эти требования и Линкольну казалась заманчивой. Политические взгляды президента в ходе войны неуклонно дрейфовали влево: сначала он не признавал освобождения рабов, потом склонялся к ограниченному освобождению и возможности колонизации, а затем — к всеобщему освобождению и ограниченному избирательному праву. Такой тренд вполне мог привести его на момент окончания войны к признанию всеобщего избирательного права. Призывы Линкольна во второй инаугурационной речи о «недопустимости мщения» и о «милосердии для всех» не оставляли сомнений в этом, несмотря на то что в этих словах имелось в виду скорее гуманное обращение с бывшими мятежниками. В то же время эта речь свидетельствовала о решимости президента продолжать войну, пока с рабством не будет покончено. «Мы искренне надеемся и истово верим, что этот Божий бич — война — закончится как можно скорее, — сказал шестнадцатый президент Соединенных Штатов в начале своего второго срока. — Однако если Господу угодно, чтобы она продолжалась, пока все богатства, созданные двухсотпятидесятилетним безвозмездным трудом рабов не обратятся в пыль, пока за каждую каплю крови от удара хлыста не воздастся каплей крови от удара меча, как было сказано три тысячи лет назад, пусть так же будет сказано и сейчас: „Суды Господни истина, все праведны“» (Пс. 19:9)[1500].

Улисс Грант был уверен, что Судный день не заставит себя долго ждать. Зимой союзные войска под Питерсбергом продвигались на запад, чтобы перерезать последнюю дорогу, ведшую в город с юга, и угрожали последней находившейся в распоряжении южан железнодорожной линии. 55-тысячная армия Ли таяла из-за дезертирства, весеннее солнце сушило дороги после необычайно сырой и дождливой зимы, и успех 120-тысячной армии Гранта был лишь вопросом времени. Ожидалось, что Шерман выйдет в тыл Ли к концу апреля, но Грант хотел, чтобы Потомакская армия «победила своего извечного соперника» без посторонней помощи, чтобы избежать в будущем насмешек шермановских ветеранов. «Я хочу покончить с этим делом здесь», — говорил главнокомандующий Филипу Шеридану. Больше всего Гранта беспокоило то, что одним прекрасным утром он не увидит против себя южан, ушедших на соединение с 20-тысячным войском Джонстона для совместного нападения на Шермана[1501]. Ли, совершенно очевидно, обдумывал подобный план, но таким образом он давал Гранту долгожданную возможность выманить южан из окопов на открытую местность.

К марту Ли убедился в том, что вскоре ему придется оставить укрепления Питерсберга, чтобы избежать окружения. Это бы означало и падение Ричмонда, но это было бы не так фатально, как поражение армии — единственной силы, оставшейся у Конфедерации. Для того чтобы вынудить Гранта сократить фронт и ослабить мертвую хватку, препятствовавшую отходу южан, Ли запланировал неожиданную атаку на позиции врага к востоку от Питерсберга. В ночь на 25 марта командующий корпусом южан Джон Гордон послал фальшивых дезертиров, сначала побратавшихся с дозорными янки напротив форта Стедман, а затем повязавших их, после чего дивизии Гордона ворвались в сонный форт. Захватив несколько артиллерийских батарей и полмили траншей, конфедераты, казалось, совершили блестящий прорыв, однако северяне в ходе контратаки вернули все потерянное, присовокупив к этому передовые окопы конфедератов, окружив там многих мятежников и вынудив их сдаться. Южане потеряли около 5000 человек, федералы лишь 2000. Вместо того чтобы вынудить Гранта сузить фронт, Ли пришлось растянуть свой до предела, и Грант не замедлил воспользоваться этим.

29 марта он приказал одному из пехотных корпусов и кавалерии Шеридана, недавно вернувшейся из долины Шенандоа, обойти правый фланг конфедератов в десяти милях к югу от Питерсберга. Ли послал Джорджа Пикетта во главе двух пехотных дивизий под проливным дождем, чтобы помочь измотанной кавалерии остановить их движение. В ходе ожесточенного боя на размокшей земле в последний день марта федералы действительно были ненадолго задержаны, однако на следующее утро они стали окружать изолированный отряд Пикетта у перекрестка дорог, известного под названием Файв-Форкс. Спешившиеся солдаты Шеридана, вооруженные скорострельными карабинами, пошли в лобовую атаку, пока 5-й корпус Гувернера Уоррена медленно обходил Пикетта с фланга. Появляясь то тут, то там, уговорами и проклятиями призывая пехоту двигаться быстрее и бить сильнее, Шеридан наконец сумел скоординировать наступление, завершившееся самой крупной победой в начавшейся в Глуши почти год назад этой долгой кампании. Дивизии Пикетта были разгромлены, половина солдат сдалась торжествующим янки, а другая обратилась в беспорядочное бегство. Когда весть об этом достигла ставки Гранта, он приказал начать наступление по всему фронту на следующий день — 2 апреля.

Оно началось на заре, причем Потомакская армия атаковала с таким воодушевлением, какого за ней уже давно не замечалось. В свою очередь Северовиргинская армия, усталая, голодная, потерявшая свыше одной пятой своих сил в сражениях 25 марта и 1 апреля, больше не могла сдерживать янки. Шеридан взял под контроль последнюю железную дорогу на Питерсберг, а пехота прорвала фронт конфедератов в нескольких местах к юго-востоку от города. Мятежники вели ожесточенные арьергардные бои, целью которых было лишь успеть до темноты отойти к внутренним укреплениям — а затем отходить дальше.

Ли знал, что должен оставить город. В этот теплый воскресный день Джефферсон Дэвис находился на службе в церкви Св. Павла в Ричмонде, когда ему передали телеграмму. Ли сообщал о том, что Ричмонд невозможно отстоять. Побледнев, президент покинул церковь, не обмолвившись словом, но прихожане, глядя на него, обо всем догадались; новость быстро распространилась по городу. Все, кто мог выпросить, одолжить или попросту украсть транспортные средства, покинули Ричмонд. Правительственные чиновники заполняли ветхие вагоны остатками казначейского золота и архивами, которые могли взять с собой (остальные пришлось сжечь). Огню также были преданы все военные и экономические объекты Ричмонда. Ночью армия ушла из города, и толпы начали поджигать то, что не успели сжечь солдаты. Южане оставили от своей столицы меньше, чем северяне от Атланты или Колумбии. Когда янки на следующее утро вошли в Ричмонд, их первоочередными задачами стали наведение порядка и тушение пожаров. Среди частей, исполнявших в Ричмонде роли пожарных и полицейских, был полностью сформированный из чернокожих 25-й корпус.