На выборах 1862 года демократы добились заметных успехов: их кандидаты стали губернаторами Нью-Йорка и Нью-Джерси, они завоевали большинство в легислатурах Иллинойса, Индианы и опять-таки Нью-Джерси, их ряды в Конгрессе пополнили 34 человека. Республиканцам повезло, что выборы губернатора и законодателей Огайо и Пенсильвании проводились в нечетный год, а губернаторы-республиканцы Иллинойса и Индианы были избраны в 1860 году на четырехлетний срок, иначе эти должности также перешли бы к демократам. Запаниковавшие республиканцы расценили итоги выборов как «ошеломляющий переворот настроений народа», «очень суровый и тяжелый упрек». Ликующие демократы поспешили объявить о «разгроме аболиционизма»[1010]. Почти все историки сходятся в том, что выборы поставили «республиканцев на грань катастрофы», что они были «безусловным триумфом демократов»; «вердикт избирателей ясно показал, что жители Севера не приняли Прокламацию об освобождении»[1011].
Однако более пристальный взгляд на результаты выборов ставит такую точку зрения под сомнение. Республиканцы по-прежнему контролировали 17 из 19 губернаторских постов и 16 из 19 легислатур в свободных штатах. Им в первый раз удалось провести нескольких конгрессменов в Миссури, они получили пять дополнительных мест в Сенате и сохранили большинство в 25 голосов в Палате представителей, причем при наименьшей потере мест в Конгрессе для промежуточных выборов за последние двадцать лет. Шесть штатов Нижнего Севера от Нью-Йорка до Иллинойса в течение двух последующих лет были в основном представлены демократами, но в прочих штатах республиканцы, как минимум, не потеряли свои позиции. К тому же, перевес демократов в большинстве этих шести штатов был практически неощутим: 4200 голосов в Пенсильвании, 6000 в Огайо и по 10 000 в Нью-Йорке и Индиане. Такой перевес, по словам Линкольна, был вызван неучастием в голосовании воевавших солдат (среди которых преобладали республиканские настроения), что косвенно подтвердилось в ходе следующих выборов, когда было разрешено заочное голосование солдат[1012].
Хотя Линкольн и республиканцы были разочарованы итогом выборов, они не ослабили своих усилий, наоборот, в течение нескольких месяцев их радикализм нарастал. 7 ноября президент отстранил Макклеллана от командования Потомакской армией. Хотя такое решение и было обусловлено сугубо военными причинами, в нем нельзя было не усмотреть и политическую составляющую. В декабре Палата представителей решительно отвергла резолюцию демократов, называвшую освобождение рабов «серьезным преступлением против Конституции», и одобрила Прокламацию об освобождении. Также Конгресс принял закон, требовавший от нового штата Западная Виргиния упразднения рабства в качестве одного из условий вступления в Союз[1013].
Весь декабрь демократическая пресса муссировала слух, что Линкольн, не получивший поддержки от избирателей, не решится выпустить Прокламацию об освобождении в окончательном варианте, и ежегодное послание президента Конгрессу 1 декабря, казалось, подтверждало этот слух. Линкольн снова высказался за свой план постепенного освобождения рабов с компенсацией в каждом штате, «где рабство до сих пор существует». Встревоженные аболиционисты спрашивали друг друга: «Если президент собирается с Нового года ввести в действие свой указ, зачем же он снова говорит о постепенном освобождении?» Ни друзья, ни враги не уловили подтекста послания Линкольна. Прокламация обещала оставить навечно свободными всех рабов, освобожденных «в результате военных действий», и являлась военной мерой, применимой только в мятежных штатах; предложение же Линкольна о постепенном освобождении было мирной мерой, направленной на упразднение этого института везде, но в рамках Конституции. Заявление президента не должно было оставить никаких сомнений в его позиции: «Граждане! Мы не можем сбежать от истории… Горнило испытаний, через которое мы пройдем с честью или бесчестием, освещает путь следующим поколениям… Догмы тихого прошлого более не подходят штормовому настоящему… Предоставляя свободу рабам, мы гарантируем ее свободным… Мы должны сами освободиться от рабства, и тогда мы спасем нашу страну»[1014].
1 января Линкольн положил конец всем слухам. Прокламация, подписанная им в этот день, освобождала рабов в пограничных штатах, включая Теннесси и оккупированные федералами части Луизианы и Виргинии. Учтя критику призыва рабов к восстанию, содержащегося в Прокламации от 22 сентября, нынешний вариант предписывал им «воздерживаться от любого насилия». Однако в остальном этот вариант был радикальнее предыдущего. Он не только оправдывал освобождение как «акт справедливости» и военную необходимость, но и разрешал набор чернокожих солдат и матросов в федеральные войска[1015].
Это уже было настоящей революцией. Вооруженные чернокожие стали ночным кошмаром южан. Идея вооружить бывших рабов, естественно, зародилась в голове Линкольна не в момент написания Прокламации — уже в самом начале войны свободные негры северных штатов в некоторых городах записывались добровольцами в армию. Однако военное министерство под предлогом того, что это «война белых людей», отказывалось их зачислять. Несмотря на то что черные солдаты участвовали в Войне за независимость и англоамериканской войне 1812 года, с 1792 года негров не принимали в ряды милиции штатов, им был также закрыт и доступ в регулярную армию. Въевшиеся в сознание предрассудки были весьма живучими. Линкольн не стал дослушивать до конца предложение военного министра Кэмерона о вооружении рабов в декабре 1861 года, а летом следующего года администрация противилась созданию негритянских полков в Канзасе, оккупированной части Луизианы и на островах у побережья Южной Каролины.
В отличие от армии, флот с самого начала войны набирал в свои ряды людей всех цветов кожи и любого социального положения. На флоте чернокожие работали в основном грузчиками, кочегарами, судовыми поварами и стюардами, но уже в августе 1861 года из беглых рабов составили орудийный расчет на федеральном военном корабле «Миннесота». В мае 1862 года раб из Южной Каролины Роберт Смоллс захватил в Чарлстонской гавани посыльное судно, став лоцманом флота Соединенных Штатов.
Тем временем лидеры черных общин, аболиционисты и радикальные республиканцы продолжали агитировать за призыв в армию чернокожих солдат. По их словам, такой шаг не только приблизил бы победу, но и помог бы рабам заработать равноправие для своей расы. Как лаконично выразился Фредерик Дуглас: «Соединенные Штаты, дайте же, наконец, чернокожему медный жетон с его именем, силуэт орла на пуговице, винтовку на плече и порох в патронташе; и уж не будет никаких сомнений в его правах гражданства»[1016].
Распоряжение Конгресса (в законе об ополчении от 17 июля 1862 года) о зачислении негров в «сухопутные или морские соединения, где бы они могли принести пользу», не имело целью помочь чернокожим в получении гражданских прав. Скорее, «рабочие батальоны» были призваны высвободить белых солдат для участия в сражениях. Прокламация об освобождении предназначала чернокожих солдат для пополнения «гарнизонов фортов, укрепленных позиций, станций и иных пунктов», вместо того чтобы отправлять их на передовую. Реальность, однако, опережала политическую ситуацию. Линкольн за девять дней до опубликования первого варианта Прокламации говорил одной делегации, что данный указ будет подобен папской булле против кометы; кроме того, 4 августа, за три недели до того как военное министерство дало беглым рабам в оккупированной части Южной Каролины статус военнослужащих, он говорил: «Вооружить негров — это обратить 50 тысяч дружественных нам штыков против нас»[1017]. Но когда Линкольн произносил эти слова, в Луизиане заканчивал формирование полк свободных негров, а в Канзасе — смешанный полк из свободных и беглых негров. Осенью сформировали еще два луизианских полка, также официально был признан Южнокаролинский полк. В октябре Канзасский полк вступил в бой в Миссури. Десять человек погибли, и это были первые павшие чернокожие солдаты.
