Официально полномочия комитета не выходили за рамки исследований и консультаций, но стихийная мобилизация северян в 1861 году предоставляла добровольческой организации возможность самой установить границы собственных полномочий. Комитет, возглавляемый Беллоузом в качестве председателя и Фредериком Лоу Олмстедом в качестве исполнительного секретаря, так и поступил. Врачи и другие видные граждане стали сотрудниками местных отделений комитета. К 1863 году весь Север был пронизан сетью из 7000 отделений. Руководители и большинство из 500 оплачиваемых сотрудников комитета были мужчины, но большинство из десятков тысяч добровольцев — женщины. Они организовывали благотворительные базары и «санитарные ярмарки» для сбора средств, посылали бинты, медикаменты, одежду, продовольствие в военные лагеря и сестер милосердия в военные госпитали, обеспечивали жильем и питанием солдат в отпуску. Благодаря тесным связям лидеров комитета с гражданскими волонтерами, ставшими офицерами действующей армии, «Санитария» поддерживала приемлемые гигиенические условия в военных лагерях, несмотря на сохраняющееся безразличие военно-медицинской службы. «Санитарные инспекторы» из комитета инструктировали военных, как правильно проводить канализацию, где нужно располагать отхожие места, брать воду и готовить пищу. Многие солдаты не обращали на это внимания, за что потом и расплачивались, другие же, следовавшие советам инспекторов, сберегали свое здоровье.
Комитет завоевал популярность среди солдат и приобрел влияние среди конгрессменов. Зимой 1861–1862 годов он стал силой национального масштаба и решил направить свои усилия на то, чтобы подвести мину под иерархию военно-медицинской службы, где преобладали такие люди, как начальник медицинской службы Клемент Финли, чей образ мыслей остался неизменным с мирного времени с его 16-тысячной армией. «Преступной слабостью будет оставить ответственность на плечах таких самодовольных, высокомерных, нетерпимых тупиц, как начальник военно-медицинской службы, только по той причине, что он — старейший из старых… — возмущался в частной переписке секретарь комитета Олмстед. — Он ничего не знает и не делает, да и способен только придираться к формальностям». Председатель комитета Беллоуз составил законопроект, согласно которому Линкольн мог обходить систему старшинства, чтобы назначать способных молодых медиков на руководящие должности в медицинской службе. Такой закон, по словам Беллоуза, «покроет нафталином всех достопочтенных бездельников и престарелых обструкционистов, которые мешают оздоровлению и угрожают безопасности наших войск»[873].
Военно-медицинский истеблишмент сопротивлялся напору «истеричных проповедников, деревенских докторов и эмансипированных женщин» в комитете, но 18 апреля 1862 года закон был принят[874]. Он не только приостановил действие системы продвижения старшинства, но и дал право начальнику медицинской службы назначать восемь санитарных инспекторов, имевших полномочия осуществлять преобразования в действующей армии. Линкольн сразу же назначил на пост нового начальника военно-медицинской службы кандидата комитета — 33-летнего Уильяма Хэммонда, прогрессивного, энергичного, решительного военного врача. Назначение Хэммонда положило конец соперничеству между армией и комитетом и ознаменовало начало необыкновенно продуктивного сотрудничества между государственными и частными медицинскими структурами. Армия передала в ведение комитета несколько пассажирских пароходов, которые стали плавучими госпиталями, эвакуировавшими раненых с Полуострова в военные госпитали Вашингтона и Нью-Йорка (на них трудились медсестры-добровольцы). Комитет уже доказал пользу подобной стратегии, предоставив свои лодки для эвакуации раненых при Шайло. «Санитария» также впервые организовала эшелоны со специально оборудованными для перевозки раненых вагонами.
Начальник военно-медицинской службы Хэммонд был так впечатлен работавшими на плавучих госпиталях сестрами милосердия, что в июле 1862 года подписал распоряжение, согласно которому по меньшей мере треть обслуживающего персонала военных госпиталей должна состоять из женщин. Уже в апреле 1861 года реформатор лечебниц для душевнобольных, всеми уважаемая Доротея Дикс была назначена «главным инспектором медицинских сестер» с достаточно неопределенным кругом полномочий. Строптивая одиночка без особенных административных способностей, она начала непростое сотрудничество с санитарным комитетом по вопросу найма медсестер. К концу войны более трех тысяч северянок являлись оплачиваемыми медицинскими сестрами, при том что несколько тысяч женщин продолжали работать на добровольных началах и в качестве штатных сотрудников Санитарного комитета.
Это был не единственный путь, каким мужчины и женщины Севера могли найти себе применение в сфере военной медицины. Некоторые работали на другие волонтерские агентства, такие как Западный санитарный комитет (независимый от Санитарного комитета Соединенных Штатов), действовавший на миссисипском театре военных действий, или Христианский комитет, основанный лидерами Молодежной христианской организации в ноябре 1861 года с целью снабжения армии одеялами, одеждой, книгами, а также пищей телесной и духовной. Некоторые северянки, уже заслужившие репутацию образцовых сестер милосердия, работали самостоятельно. Одной из таких была Клара Бартон, 40-летняя старая дева, до начала войны служившая в патентном бюро. Она стала обществом помощи армии, состоящим из одного человека, собирая медикаменты и припасы и появляясь на полях сражений или в военных госпиталях, чтобы утешать раненых и подстегивать нерадивых или равнодушных врачей. Дружба Бартон с влиятельными конгрессменами помогала производить давление сверху, чтобы осуществить реформы в военной медицине. Деятельность Клары Бартон во время войны перешла в ее горячую послевоенную агитацию за присоединение Соединенных Штатов к международному Красному Кресту. Другой выдающейся женщиной была Мэри-Энн Бикердайк, 45-летняя вдова из Иллинойса, начавшая свою деятельность в военном лагере в Кейро, где разгорелась эпидемия лихорадки. Крупного телосложения, сильная, упрямая, но при этом душевная, она проносилась по лагерю как ангел мщения, беспощадно критикуя туповатых офицеров и защищая рядовых, которые с любовью называли ее «матушка Бикердайк». Она привела в порядок всю походную жизнь и прошла с армией Гранта, а потом Шермана от форта Донелсон до Атланты. Бикердайк завоевала уважение обоих генералов: она была единственной женщиной, которую Шерман допускал в свои госпитали на передовой.
Не все армейские медсестры принадлежали к людям, относимым в XIX веке к категории «уважаемых», «респектабельных». Некоторые полки обеих враждующих сторон возродили старинный институт маркитанток, которые обстирывали и кормили солдат, иногда выступая в роли проституток, а иногда — медсестер. Как бы то ни было, «респектабельные» медсестры к 1862 году победили многие предрассудки, преобладавшие в начале войны. Они (если не в глазах военных врачей старой закалки, то в глазах солдат и общественного мнения) достигли статуса и добились уважения, сопоставимых с теми, что имела в Англии Флоренс Найтингейл и ее компаньонки. Храбрость и энергия, демонстрируемые многими женщинами, шли вразрез с представлениями о них как о слабом поле. Даже браки с такими женщинами становились крепче. Супруга Джорджа Темплтона Стронга (казначея Санитарного комитета) в июне 1862 года настояла на поездке на Виргинский полуостров в качестве медсестры. Там она зарекомендовала себя очень полезным сотрудником, нашла новую цель в жизни, а ее муж стал смотреть на нее другими глазами. «За эти два месяца слабая женщина стала на удивление сильной, — отмечал Стронг в своем дневнике. — Я никогда не отдавал должного ее предприимчивости, храбрости, прозорливости и силе характера. Да хранит ее Бог!»[875]
