Какой бы идеализированной ни представлялась линкольновская картина «американской мечты»[43], такая идеология «восходящей мобильности» смягчила классовые противоречия в Соединенных Штатах. «Нет ни одного рабочего парня хотя бы средних способностей (по крайней мере, в штатах Новой Англии), который бы не имел представления о новых машинах или усовершенствовании производства, с помощью которых он в будущем надеется улучшить свою жизнь или достичь богатства или признания в обществе», — отмечал заезжий британский промышленник в 1854 году. Одна из газет Цинциннати сообщала в 1860 году, что «из всего множества молодых людей, занятых на различных производствах в нашем городе, нет ни одного, который бы не желал и даже с уверенностью бы не надеялся разбогатеть»[44]. Такое «Евангелие от Успеха» породило целую лавину нравоучительной литературы, где молодым людям давались различные советы, как преуспеть в жизни. Следствием стал не только определенный динамизм жизни американцев, но и — в сочетании с неразборчивым материализмом, отталкивавшим некоторых европейцев и причинявшим неудобства многим американцам — просто бешеный темп жизни.
Виги и республиканцы были сторонниками всяческих «усовершенствований», стимулирующих экономический рост и «восходящую мобильность»: «внутренних усовершенствований» в виде строительства дорог, каналов, железных дорог и т. п.; протекционистских тарифов, защищающих американскую промышленность и трудящихся от иностранных конкурентов, готовых работать за низкую зарплату; централизованной, рациональной банковской системы. Многие из них одобряли кампании за трезвость, сделавшие американскую нацию менее пьющей: потребление алкоголя взрослыми сократилось на душу населения с эквивалента семи галлонов чистого алкоголя в год (1820-е годы) до менее двух галлонов (1850-е годы). В те же годы потребление чая и кофе на душу населения удвоилось. Виги также поддерживали государственные школы, считая их отличным стимулом социальной мобильности. Начальная школа, говорил губернатор Нью-Йорка, виг Уильям Сьюард, является «величайшим уравнителем нашей эпохи… но уравнителем не на базовом уровне, а на уровне, объединяющем всех на стезе разума и блага». Хорас Манн считал, что образование «делает больше, чем просто лишает бедняков враждебного отношения к богатым, — оно не дает им стать бедняками»[45].
Люди, разделявшие принципы вигов и республиканцев, были в массе своей теми, кто преуспел на ниве рыночной экономики или мечтал об этом. Многочисленные исследования довоенных предвыборных предпочтений показали, что виги и республиканцы пользовались наибольшим успехом среди «протестантов-карьеристов» из числа конторских служащих, квалифицированных работников и фермеров, живших поблизости от транспортных коммуникаций, вовлекавших их в рыночную экономику. Это были, так сказать, «свои люди», приветствовавшие капиталистическую трансформацию экономики XIX века и в большинстве своем получившие от этого выгоду. Хотя многие демократы (особенно южные) также варились в этом котле, в основном приверженцы приходили к ним со стороны: демократов поддерживали рабочие, возмущенные упадком престижа ремесленных специальностей и зависимостью от наемного труда; иммигранты-католики, находившиеся в самом низу социальной и профессиональной лестницы и затаившие обиду за попытки протестантов-янки изменить их привычку к выпивке и заставить их детей посещать государственные школы; сторонники президентов Джефферсона и Джексона, с подозрением относившиеся к банкам, корпорациям и другим институтам, сосредотачивавшим у себя материальные ценности, что угрожало республиканским свободам; мелкие фермеры внутренних или удаленных районов, не переносившие городских щеголей, торговцев, банкиров, янки и всех тех, кто мог помешать им жить как заблагорассудится[46].
По причине непоследовательности американской политической жизни подобные обобщения нужно делать со множеством оговорок. Несмотря на всю свою маргинальность, микроскопическое число чернокожих, проживавших в той полудюжине северных штатов, где они имели право голоса, формировали стойкий электорат вигов. Весь декларируемый Демократической партией эгалитаризм адресовался только белому населению. Ее приверженность сохранению рабства и расизму оставалась неприкрытой как на Юге, так и на Севере, тогда как идеология вигов частично вышла из того же евангельского реформизма, что породил аболиционистское движение. На другом конце социальной иерархии находились лидеры демократов в Нью-Йорке, среди которых было много банкиров и торговцев, не разделявших с ютившимся в трущобах ирландско-американским простонародьем ничего, кроме общей партийной привязанности. Следовательно, обобщения предыдущего абзаца указывают на тенденцию, отнюдь не являвшуюся аксиомой.
Эта тенденция была, наверное, более выражена в старых штатах Северо-Запада: Огайо, Индиане и Иллинойсе. Большинство тамошних первопоселенцев были выходцами с Верхнего Юга и из Пенсильвании. Они населяли южную часть региона, выращивали кукурузу, разводили свиней и гнали виски, продавая незначительные излишки на рынках, образовавшихся на речной сети Огайо — Миссисипи. Их называли «конскими каштанами», «верзилами», «простофилями», они носили домотканую одежду, прокрашенную маслом грецкого или серого ореха, и от этого получили еще одно прозвище — «серые». Они оставались сельскими жителями, симпатизировали южанам, отстаивали местные интересы, враждебно относились к «янки» — выходцам из Новой Англии, заселившим северные районы этих штатов после введения в эксплуатацию канала Эри в 1825 году. Янки занялись выращиванием пшеницы, разведением овец и рогатого скота, а также производством молока, налаживая связи с рынками восточной части страны благодаря все расширяющейся после 1850 года железнодорожной сети. Железные дороги, стремительно множащиеся банки, промышленные предприятия, крупные и мелкие города, где всем владели или заправляли «янки», обусловили более быстрый рост этой части штатов, чем районов, заселенные «серыми». Количественный анализ социально-экономического и культурного разнообразия в Иллинойсе в 1850 году показал, что на территориях, заселенных янки, упор делался на производство пшеницы, сыра и шерсти, принимались во внимание стоимость продукции, получаемой с акра, процент мелиорированных земель и стоимость сельскохозяйственного оборудования, отмечалось положительное отношение к банкам, урбанизация, рост населения, школ, грамотности, действовали конгрегационалистская и пресвитерианская церкви, общества борьбы с пьянством и рабовладением. Регионы, где проживали «серые», характеризовались производством кукурузы, сладкого картофеля и виски; население к банкам и чернокожим относилось враждебно, было малограмотным, а господствовала там баптистская церковь. Не приходится и говорить о том, что «серые» районы в подавляющем большинстве голосовали за демократов, тогда как округа, где жили янки, — за вигов, а после 1854 года — за республиканцев[47].
Другим электоратом Демократической партии были подлинные аутсайдеры — иммигранты. В первые сорок лет существования республики приток иммигрантов был слаб. Даже в 1820-е годы он в среднем не превышал 13 тысяч человек в год. Однако уже в следующем десятилетии иммиграция выросла вчетверо. Избыток населения по отношению к ограниченным ресурсам в Великобритании, Ирландии и западных землях Германии буквально выдавливал тысячи людей, заполнявших корабли и плывших в Новый Свет за длинным долларом или дешевыми землями. Несмотря на экономический кризис, в начале 1840-х годов ежегодный приток иммигрантов в страну даже вырос на 40% по сравнению с бумом иммиграции десятилетием ранее. Выход из депрессии в Соединенных Штатах совпал с заболеванием картофеля в Ирландии и политическими волнениями в континентальной Европе, связанными с революциями 1848 года. Такие обстоятельства привели к въезду трех миллионов иммигрантов, пересекших Атлантику с 1845 по 1855 год. В пропорциональном исчислении это был пик притока иностранцев во всей истории Америки.
