Семён свернул в переулок, где тень была гуще. Стены здесь были покрыты выцветшими фресками — боги, демоны, сцены из эпосов, почти стёртые временем. Под ногами хрустели косточки фиников, брошенные кем-то накануне. Где-то в глубине дворика спала собака, свернувшись калачиком в пыли.

Я замедлил шаг, стараясь не наступить на бедняков, которые валялись тут и там прямо на земле. Их было столько, что иной раз из тел можно было сделать ковёр. При этом, чем дальше мы уходили от главных улиц, тем больше становилось мусора. Огрызки, какая-то гниль, бумага, рваная ткань, остатки пищи — всё это валялось на улицах, и местных это совсем не волновало. Казалось, что горы мусора были лишь частью ландшафта, который никоим образом не трогал индийцев.

— Далеко ещё?

Семён не ответил, лишь указав вперёд, где переулок перетекал на небольшую площадь. Территория была пустынна, если не считать старика в тюрбане, который продавал кокосы. В центре находился давно высохший фонтан, уже частично разрушенный. На другой от нас стороне стояло белое кирпичное здание с вывеской на местном и английском языках: «Гранд Отель».

Сам отель выглядел слишком чужеродно для древних кварталов индийского города. Трёхэтажный, с колоннами и балконами, выкрашенный в неестественно белый цвет, он никак не сочетался с царящей вокруг грязью.

Дверь захлопнулась за нами, отсекая шум улицы. В вестибюле царила прохлада, пропитанная запахом старого дерева, лаванды и слабого, но навязчивого аромата индийских благовоний. Пол был выложен потрескавшейся плиткой, некогда белой, но теперь пожелтевшей от времени.

За стойкой никого не было. Семён какое-то время смотрел по сторонам, после чего двинулся вперёд, махнув рукой. Его сапоги глухо застучали по полу. Казак и без того прекрасно знал, куда необходимо идти — вверх, по лестнице с коваными перилами, где краска давно облупилась, обнажив покрытый толстым слоем ржавчины металл. Я следовал за своим бывшим телохранителем, отмечая детали тотального запустения этого заведения: облупившуюся побелку на стенах, трещины, сетью идущие по потолку, слабое мерцание керосиновой лампы в нише на втором этаже.

Коридор отеля был узким, стены давили даже меня, никогда не отличавшегося клаустрофобией. Двери тёмными прямоугольниками были рассыпаны по стенам и мало чем отличались друг от друга. За одной из таких дверей слышался разговор на языке, который мне не удавалось опознать.

Семён остановился у комнаты в конце коридора.

— Ваш номер, — сказал казак и вытянул из кармана штанов ключ — старомодный, с крупной бородкой, раза в полтора превышающий размер обычных ключей.

Дверь открылась беззвучно, явно намекая, что её не просто используют, но и обслуживают, в отличие от всего остального постоялого двора. Комната за преградой была куда просторнее, чем можно было предположить снаружи. Высокий потолок со стёсанной лепниной, большое окно, затянутое полупрозрачной белой занавеской, через которое лился рассеянный свет. Мебель из простого дерева с резными ножками, кровать с балдахином, письменный стол, комод с запылённым зеркалом. Из украшений оставалась лишь небольшая картина с европейским пейзажем, сильно чуждым индийскому миру.

— Кто-то ещё знает, что я здесь?

— Вам, княже, вообще ничего не сказали о миссии?

Я многозначительно посмотрел на стоящего в дверном проёме Семёна. К сожалению, мне рассказали очень немного. Фактически, после того как мою камеру посетил подполковник особого корпуса Генерального Штаба, на следующий же день меня посадили на поезд, едущий из города в сторону Тегерана через Туркестан. К моему удивлению, регион был преодолён без особенных проблем, несмотря на возможные нападения бандитствующих племён кочевников. Уже в иранской столице меня, под присмотрами опричников, посадили на поезд до Бандер-Аббаса, а уже там посадили на морской пароход, направленный до Индии.

Материальное снабжение тоже сложно было назвать богатым. Хотя, мне позволили забрать не только крупную сумму денег с собственного счёта, но и стандартный для колониальных вооружённых сил Британии револьвер «Webley Mk IV» с небольшой горсткой патронов. Конечно, можно было бы воспользоваться более привычным Наганом или любой другой моделью отечественного вооружения, но становился вопрос снабжения. Всё же, большая часть вооружения и боеприпасов, которым будет снабжаться восстание, происходит под британские нормативы.

— Ничего. Никаких инструкций мне не удосужились рассказать. Единственное, что сказали, так это что меня встретит здесь очень знакомое лицо и сопроводит дальше. Даже примерное поле работы.

— Плохо агентура сработала у нас. — разочаровано произнёс казак, мотнув коротко обритой головой из стороны в сторону.

— Вполне наоборот. — стал я пояснять казаку систему работы, — Если до южной Персии меня ещё агенты сопровождали, которые могли проследить за моей сохранностью, то вот дальше мне самостоятельно пришлось двигаться и никто бы не смог гарантировать моей безопасности и что агенты британской разведки меня не перехватят. Думаешь, что я бы под пытками информацию бы не раскрыл? Какое-то время может ещё и продержался, но всё равно поведал бы очень многое. Мало кто вообще может под пытками держаться. Вот представь сейчас, что меня поймали и что тогда смогли бы сделать? Официально я никто иной, как самый обычный и ничем не примечательный подданный русской короны. Так? Так. Может быть, я Индию прибыл для того, чтобы наладить торговлю или деньги в регион влить, так что и задерживать меня нет никакого смысла.

— Фамилия-то у вас известная. Уж разведка бритская точно успела прознать, что Ермаков не простой человек, а изобретатель оружейный.

— И? У англичан своих оружейников хватает, так что до меня им дела особенно не будет. А вот поведай разведка мне информацию, какие-то пароли и явки, то многочисленным нашим операциям будет окончательный конец. Вот и выходит, что правильно разведка поступила, не снабдив меня информацией. Стратегическое решение, Семён.

— Хорошо мыслишь, княже. — подумав несколько секунд, кивнул мужчина, — Сегодня к вам к полуночи придут, но револьвер лучше наготове держите.

Семён не уточнил кто именно, после чего развернулся и вышел. Я же бросил свой небольшой рюкзак на кровать и подошёл к окну. Через занавеску виднелся город — плоские крыши, минареты, дымок где-то вдали. Гуджарат спал под солнцем, даже не подозревая, какие планы созревали в этой комнате.

Я вздохнул и опустился на кровать, чувствуя, что вновь ситуация слишком сильно изменилась. Всего несколько дней назад я был самым обычным заключённым, который только мечтал о том, чтобы меня не отправили за гараж и не пустили в грудь несколько винтовочных пуль, а теперь же вновь стал частью государственного аппарата, заброшенного за тридевять земель для выполнения не самой тривиальной задачи. Всё же, меня сложно было назвать профессиональным революционером, пусть я и обладал некоторыми знаниями о разнообразных революциях, о которых никак не могли знать члены Особого Отдела Генерального Штаба. Со стороны я был самым простым дворянином, который в стране были сотни и даже тысячи человек. Возможно, что это было простое желание Великого Князя и сопротивляться ему было бесполезно, а значит придётся выполнять возложенные на меня обязательства, пока не они не будут выполнены в полной мере.

К концу дня я практически спал — активные перемещения последних дней нисколько не помогали быстро восстанавливаться. Пусть кровать была отнюдь не из самых удобных: матрас давно скомкался, конструкция скрипела от каждого малейшего движения, а в комнате чувствовался прелый запах, но даже так сонливость медленно волной накатывала на сознание, унося мои мысли куда-то далеко. Спать хотелось страшно, движения перестали быть быстрыми, а мысли пробивались через плотную вату, но я держался из последних сил.

Не знаю, насколько я уснул, но резкий скрип далеко в коридоре второго этажа резко вырвал меня из сонных объятий. Я подорвался с места, ладонь выхватила револьвер из кобуры, висящей на спинке кровати. Двигательная активность после сна моментально не восстановилась, отчего моё лицо едва не вписалась в дверцу шкафа, стоящего напротив кровати, но когда скрип приблизился к двери моего номера, то я был во всеоружии, приготовившись стрелять. Воспалённое сознание рисовало отряд британцев в их красных мундирах, которые направились по мою душу, но рисковать высовываться первым я не рисковал.