— И сколько такое чудо может стоить?

— Ровно сто тысяч рублей придётся выложить за одну единицу техники, учитывая нужное для работы обеспечение солдат.

— Дорого. Очень дорого, князь.

— Я изначально говорил, что такой проект дешёвым выйти не сможет. Можно сделать несколько удешевлений…

Сотня тысяч рублей в условиях будущей войны была действительно большой цифрой. Обеспечение одного рядового солдата пехотного полка стоило государственной казне порядка семидесяти рублей, не учитывая денежное довольствие за месячную службу, так что за цену одного такого танка можно было снарядить практически полтора полка пехоты, а за танковую роту можно было снабдить целую дивизию, тогда как общее их количество в армии составляло порядка двухсот пятидесяти, если собрать войска со всех краёв Империи.

Если же удешевлять танк, то придётся экономить на всём: скорость, бронирование, проходимость, вооружение. При нынешнем состоянии танки легко могли исполнять работу передвижных укреплений, а если ухудшать характеристики машины, то лучше поставить на поток производство бронемашин, снабжённых не тяжёлыми артиллерийскими орудиями, а стационарными пулемётами. Такое оружие тоже было страшным и эффективным, но сильно уступало в убойной мощи полноценным пушкам.

— Не стоит, — сказал Рюрикович как отрезал, — Вышло дорого, но никакого подобия сейчас у других стран нет и подозреваю, что не будет в ближайшее время. Сейчас нам важно сохранить такую особенность как можно дольше. Я сильно сомневаюсь, что одно наличие танков заставит другие государства одуматься и не идти войной на нас, но такое оружие нам определённо сможет помочь.

— Ваше Императорское Высочество, могу я к вам обратиться?

— Говори, — с интересом сказал князь, смотря на меня практически вплотную.

— Нужно поставить вокруг танка и архива с чертежами усиленную охрану, особенно у последнего. Считайте, что вы охраняете золотой резерв страны. Если танки мы ещё новые соберём, то вот чертежи сейчас бесценны. У Лондона, Вены и Парижа вполне хватит сил для того, чтобы начать производить свои модели. Делайте всё что угодно, но если проберутся шпионы, то нашему техническому преимуществу над гипотетическим противником придёт конец. Если получится сохранить производство в тайне, то на первоначальных этапах войны будет приличное преимущество, потеря которого будет стоить дорого.

— На первых этапах?

— Именно. Сомневаюсь, что другие страны смогут создать столь же технологичную машину, но свои вариации они сделают быстрее, чем вы можете предполагать. Как только эффективность танков на поле боя будет доказана, то другие страны тут же решат подхватить идею. Но я буду надеяться, что этого не понадобится.

Время текло быстро и неумолимо. День за днём, неделя за неделей мне приходилось проводить время в сжатых кабинетах «Марса», стараясь руководить вверенным мне отделом, прекрасно понимая, что это отнюдь не моё направление. В механике я понимал постольку-поскольку, а потому всё больше швырялся идеями в своих сотрудников, отправляя им на откуп работу над техников. Да, в государственных хранилищах уже лежала целая вязанка чертежей и несколько томов производственной документации, указывающей как, какими методами, из каких ресурсов и так далее, нужно было производить танк, но даже так меня не отпускали. Александра всерьёз заинтересовала идея моторизации и механизации войск, а потому вертелся как юла, стараясь удовлетворить всё нарастающие аппетиты постоянно развивающейся военной промышленности.

— Княже, ты ведь так и про праздники забудешь.

Стоило отдать должное Семёну, ведь он, в отличие от меня, всё это время не утопал в документах, а потому не отпустил счёт времени. За всё то время, которое я тратил целые тонны бумаги, казак занимался тестированием стрелкового вооружения и рассекал по столице на подаренном ему мотоцикле, выступая в качестве моего личного вестового. К моему удивлению, казака такая роль нисколько не принижала, и он с радостью принимал письма, вновь запрыгивая на сиденье мотоцикла и, задорно рыча двигателем, уезжал вдаль по узким столичным улочкам.

— Ты о чём?

Я оторвал взгляд от белых линий на голубом чертеже и посмотрел на себя в зеркале. Увиденное меня поразило — на меня смотрел не полный здоровья дворянин, светловолосый и розовощёкий, а стандартный офисный клерк с худыми щеками, осунувшейся спиной. От такого зрелища меня передёрнуло. Казалось бы, что такого в трёхмесячной работе по полтора десятков часов за столом, постоянной руганью с работниками и вечными поломками, которые приходилось экстренно чинить? Оказалось, что беспокойный сон, литры свежего абиссинского кофе и вечное нервное напряжение в ожидании нового косяка очередного механизма, шедшие рука об руку с таким темпом труда, слишком сильно влияли на моё состояние.

— Новый Год на носу, княже, — настоятельно проговорил телохранитель, тыча пальцем в сторону большого отрывного календаря, на котором красовалась яркими красными символами дата «27 декабря», — Пора бы отдохнуть и подарки родным покупать. Ладно жене своей — подарок найти тебе будет не сложно, но нужно ведь и матери с сёстрами в Томск отправить.

Осознание правоты казака ударило по мозгам. Для меня всегда было большой проблемой выбирать подарки для родных, даже в просвещённый и технически удобный двадцатый век. Никогда мне не хотелось дарить всяческие бессмысленные побрякушки, которые будут радовать даже не глаза одаряемого, а лишь пыль, которая будет годами покрывать подарок где-то на полке.

Взгляд метнулся на стол. Он был наполнен бесчисленным количеством чертежей, чертёжных принадлежностей, листов, записок и чёрт чего знает ещё. Слишком долго и часто я пользовался этим столом, полностью позабыв об уборке. Даже тяжесть наконец дала знать о себе за последние несколько месяцев. Нужно было отдохнуть и заняться делами, которые слишком давно требовали от меня внимание. В конце концов, официально я был лишь специалистом с полной свободой в своих решений, а потому короткий новогодний отпуск будет лишь в помощь.

Следующий же столичный вечер встретил меня хлопьями снега, густыми, как кусочки пуха из разорванной перины, медленно кружащимися на зимнем морозном воздухе. Улицы, которые в последнее время я успел запомнить, как серые от фабричного дыма и унылые, теперь сверкали под толстым слоем свежего снега, будто усыпанные алмазной крошкой. Фонари, который в городе было значительно больше, чем суммарно по всей остальной стране, уже были зажжены, несмотря на раннее время. Они отбрасывали тёплые жёлтые круги на тротуары, по которым спешили московские жители, закутанные кто в тёплое пальто, кто в шубы, а кто в самые простые тёплые фуфайки и даже ватники грязно-зелёного цвета. Дыхание многочисленных прохожих превращалось в лёгкий пар, растворяющийся в морозном воздухе. Предновогодняя суета захлестнула город, и даже сквозь стук колёс моего автомобиля пробивался гул голосов, смеха, звона колокольчиков на дверях магазинов. Я правил машиной, стараясь понемногу встроиться в неожиданно увеличившийся траффик в столице, отпустив Семёна заниматься своими делами.

Я начал с Кузнецкого Моста, где располагались самые дорогие и модные магазины. Витрины сияли огнями, за стеклом мерцали драгоценности, шёлковые ткани, флаконы духов, выстроенные в идеальные ряды, словно солдаты на параде. Здесь, среди этой роскоши, я надеялся найти что-то достойное для Ольги. Наши отношения после свадьбы так и не сложились в ту гармонию, о которой я мечтал, размышляя о сущности семейных отношений. Она была холодна, как этот декабрьский вечер, а мои попытки согреть её теплом разбивались о стену её равнодушия. Может, подарок смягчит её сердце? Я перебирал варианты: брошь с сапфиром, похожим на её глаза, или, быть может, редкую иностранную книгу, ведь она любила читать. Но всё казалось либо слишком безликим, либо слишком напыщенным. В конце концов, я остановился на тонком серебряном браслете, украшенном гравировкой в виде ветвей — символ роста, надежды на то, что между нами ещё может что-то прорасти.