В обществе людей саги считалось нормальным предоставить возможность знатному гостю на пире, например ярлу Хакону, провести ночь с приглянувшейся ему хозяйской рабыней или вольноотпущенницей («служанкой низкого происхождения»). Между прочим, родившегося в результате этой ночи бастарда «низкого происхождения» Эйрика отец не только признал своим сыном, но и отдал на воспитание другу, могущественному и мудрому исландцу («Сага о Харальде Серая Шкура», гл. VIII)[1254]. Некий бонд одно время побыл ярлом, правда неудачно; по матери он был «из рабов», и ему это припоминают («Сага о Харальде Прекрасноволосом», гл. XXVII).
Хозяева нередко привлекали рабов, видимо доверенных, к участию в своих воинских предприятиях и к решению разных, в том числе щекотливых, дел. Так, рабы ходили вместе со своими господами в ледунг, например, впередсмотрящим на корабле Харальда Прекрасноволосого был раб Коль[1255]. Упоминается раб, «советчик ярла Скули», который был «силен, как 12 человек»[1256]. Согласно «Саге о Хромунде Хромом» (гл. VI), экипаж корабля Хельги насчитывал 12 викингов, «свободнорожденных людей», «не считая слуг». В «Саге о Магнусе сыне Эрлинга» рассказывается, что рабы участвовали в битвах, а после их завершения раздевали поверженных врагов (гл. XIV)[1257]. Об участии рабов в битвах вместе со своими хозяевами в сагах говорится неоднократно[1258]. Рабов использовали и в пеших ополчениях, особенно во время междоусобиц, когда они следовали за своими господами.
Когда Олав Святой начал с обширной свитой ездить по малым конунгам, вынуждая их устраивать ему разорявшие их пиры, а кроме того вытаптывая поля, богатый и знатный Эйнар Брюхотряс велел «свободным и рабам собраться в полном вооружении» и выступить против конунга. Бонды сначала было приготовились драться, но потом раздумали и решили подчиниться конунгу Олаву. Как поступили рабы, в саге не сказано, и остается неясным, были ли это люди Эйнара, или они пришли вместе с хозяевами-бондами («Сага об Олаве Святом», гл. XXXIX и XL).
То, что рабам до поры позволялось носить оружие, давало возможность господам использовать их для сведения счетов друг с другом и для прочих неблаговидных дел, вовлекать их в различные стычки, в которых рабы эпохи саг принимали активное участие по приказу своих хозяев, сражаясь на их стороне, а подчас и по своей инициативе. Об этом свидетельствуют и «Сага об Инглингах» (гл. XVIII), и «Сага о людях из Лососьей Долины» (гл. XIX). Более того, нередко хозяева прямо толкали своих рабов на преступления или услуги темного свойства, обещая, а подчас и даруя за это свободу. Поссорившись с соседом из-за лучших пастбищ, завистливый Торстейн дал своему рабу «секиру с лезвием почти в локоть» и послал его убить соседа. Преступление не состоялось только потому, что сосед сам сумел убить этого раба[1259]. Торгейр тоже поручил рабу убить человека, с которым он поссорился из-за земельных владений («Сага о Греттире», гл. XI) и т. д.
У Торольва, о котором говорилось выше, было много работников-рабов, он даже устраивал для них иногда попойки. Во время сенокоса, когда рабы возили сено с луга, Торольв приказал прихватить заодно и сено соседа Ульвара, человека уважаемого и почтенного, назвав его при этом «рабом, который и без этого слишком богат», т. е. нанеся и словесное оскорбление. Сын Торольва добровольно расплатился вирой за поступок отца, но тот не успокоился и подбивал шестерых рабов сжечь соседа в его доме, обещая за это дать им свободу. И здесь снова вмешался сын: ради добрососедских отношений он повесил (!) посланных отцом на преступление рабов, так что эта история не получила дальнейшего продолжения[1260].
Во время борьбы за власть между конунгом Магнусом и его родным дядей (братом покойного отца конунга Сигурда) Харальдом Гилли последнему удалось захватить Магнуса в плен. «Он созвал тогда своих советников и попросил у них совета. В конце концов было решено так низвести Магнуса с престола, чтобы он больше не мог называться конунгом. Его отдали в руки рабов конунга (Харальда. – А.С.), и те искалечили его – выкололи глаза, отрубили одну ногу, а потом еще оскопили». Двоих бывших с ним приближенных убили («Сага о Магнусе Слепом и Харальде Гилли», гл. VIII)[1261].
В «Саге о сыновьях Дроплауг» рассказывается о рабе Торгильсе, который был хорошим овчаром, а также выполнял и другую работу. Пасынок его хозяина Хельги подговорил его убить отчима, а потом убил и его самого. Так что недаром «об этом Хельги сыне Дроплауг шла дурная молва»[1262]. Раб Олава сына Трюггви хотел ударить Хокона Старого, побить его, но не получилось[1263]. Когда к некой девице Тордис стал наведываться нежелательный семье Тормод, ее мать послала своего, вооруженного тесаком раба, «здоровенного Кольбейна», который тяжело ранил Тормода[1264].
В сагах фигурирует тип раба, которого постоянно нанимают в качестве убийцы даже посторонние люди. Саги называют такого типа «мерзейшим из рабов»[1265].
Характерно, что согласно областным законам XIII в. люди несвободного происхождения не имели права самостоятельно участвовать в ледунге, вероятно из-за нежелания хозяев давать им в руки оружие. То же самое происходило и в отношении пешего войска. Однако хозяева все еще брали своих рабов в качестве слуг и в пешее ополчение, и в морские походы.
Рабы упоминаются в сагах XIII в., а на датском острове Зеландия в XIII столетии было даже особое «Право о рабах». Но для сколько-нибудь ясного представления о категориях рабов и самом понятии «рабства» в обществе людей саги приходится, как видно из предыдущего текста, прибегать к помощи более поздних материалов, особенно областных законов ХII – ХIII вв. Корни этих записей обычного права уходят в эпоху викингов и позволяют многое понять в художественном повествовании саг[1266]. В сагах понятие «трэльдум», рабство, тaк часто фигурирующее в грамотах и, особенно, в областных законах XIII в., мне не встретилось. Именно в этом определении заключалось основное социально-правовое отличие неправомочных рабов от низших слоев свободнорожденных и правоспособных людей, которых Тацит называл «плебс» или «популюс», а в скандинавских законах они фигурируют как «имеющие свой род», «свободнорожденные» (ætboren, fri þætta, fribоrеn).
Но некоторые признаки, позволяющие определить категорию раба, рабское состояние, в сагах встречаются. Например, собственно трэли жили преимущественно на самом хуторе, в жилом доме или хозяйственных помещениях, где составляли домовую челядь, но также и в своих хижинах. Занимались они трудоемкими, «грубыми» работами и, судя по всему, не имели ни земли, ни инвентаря.
Управляющие, они же брюти, о которых говорится в сагах, упоминаются и в рунических надписях, в том числе в двух рунических надписях XI в., обнаруженных в Швеции, а также практически во всех кодифицированных областных законах, в том числе наиболее древних[1267]. Как и повсюду в Европе, они первоначально были как бы «старшими рабами», надсмотрщиками над рабами, которые пользовались особым доверием хозяина, могли стать и управляющими хозяйством.
Часть рабов, как видно из материалов о поместьях, сажали на землю, превращая в фостре (на западноевропейский лад – колонов или виланов). Категория фостре стояла выше обычных домашних рабов-батраков, поскольку это были уже крестьяне, лично, поземельно и судебно зависимые от хозяина, обязанные прежде всего барщиной, но нередко и оброком. Характерно, что среди лично зависимых держателей земли первоначально преобладали наследственные трэли: их наименования «фостре» и «фостра» (foster, муж., fostra, жен., лат. аналог vernaculi) означают рожденных в том же доме воспитанных раба и рабыню. Но их называли также «фригива» или «фрэльсгива» – «тот, кто получил свободу», «кому дали свободу»; возможно, так обозначали и вольноотпущенников.
