Но какие-то люди крестились, притом вполне добровольно, например Лейв, сын Эйрика Рыжего, первого гренландца[994] (это имя, как известно, связано с самой ранней высадкой европейцев на побережье Северной Америки, в месте, названном ими «Винланд»).

Уже после официального введения крещения, путем жестокого насилия язычество норвежцев подавлял другой креститель, конунг Олав Харальдссон, также прямой потомок Харальда Прекрасноволосого (995–1030; король 1014–1028), позднее прославленный как святой в Норвегии и в Швеции. Его деятельность в этом направлении подробно описана Снорри в «Саге об Олаве Святом». Многие бонды снова выступили против крещения (гл. СХII, CXXI и др.). Но король, передвигаясь с сильной дружиной от поселения к поселению, устраивал собрания полноправных местных жителей и требовал, чтобы здешние бонды уничтожили свои капища и крестились, угрожая, что в противном случае он заберет их имущество, перережет скот и лошадей, а дворы предаст огню. При несогласии бондов он приводил свои угрозы в исполнение, отнимая скот и другое имущество, подчас убивая и самих непокорных жителей, а также применяя пытки. Зная о последствиях отказа, многие бонды соглашались креститься и позволяли конунгу построить и освятить в их поселении церковь. Но наученный опытом Олав, не без оснований опасаясь рецидивов язычества в данном поселении после своего отъезда, на всякий случай казнил наиболее влиятельных местных жителей и брал в заложники сыновей бондов.

В саге рассказывается, как однажды осенью конунгу донесли, что «во внутреннем Трандхейме» бонды устраивают пиры, режут скот и лошадей, окропляют алтари кровью и совершают жертвоприношения ради будущего урожайного года. Олав отправился туда, допросил бондов, в том числе «могущественных», и выяснилось, что все они «язычники по вере, хотя и крещены». Тогда он собрал тинг «и все вынуждены были подчиниться». Еще он построил и освятил там церковь, добро бондов забрал, при этом многих убил или искалечил[995]. Перед битвами Олав всегда служил молебны, в своей усадьбе в городе Нидаросе построил церковь[996].

Арнор Скальд Ярлов оставил свидетельство жестокости короля Олава Харальдсона:

«Ему все меньше доверял народ» (гл. CXXIV). В то же время конунгу грозил Кнут Великий, стремившийся присоединить Норвегию к своей Датско-Британской империи, причем он уже нанес серьезное поражение Олаву, получив большинство голосов на тинге. Конунгу с некоторыми преданными дружинниками пришлось отсиживаться на Руси. Когда он вернулся в свою страну и попытался отвоевать власть, против него с оружием в руках выступили бонды и местная знать. В битве при Стикластадире (Норвегия, 1030 г.) они оказали поддержку датчанам, совместно с ними разгромили дружину конунга, а сам он погиб, сражаясь[998]; Норвегия на время попала под власть Кнута Великого Датского. Снорри элегически заключает это повествование, сообщая, что королю было в то время 35 лет, что он был конунгом 15 лет и это была его двадцатая битва (!).

Олав Харальдссон не только насаждал христианскую веру, но и заботился о создании и укреплении соответствующей церковной организации: постройке церквей[999], наделении их владениями, рукоположению священников и епископов.

После смерти Олава его придворные скальды Торгрим Ловтунге и Сигват продолжали прославлять короля. По преданию, кровь погибшего конунга обладала целительными свойствами, а у его могилы сразу же начались чудеса[1000]. Его сын Магнус Добрый (1035–1047) ввел празднование Дня св. Олава, для его останков сделали драгоценную раку, и «каждые двенадцать месяцев он [сын Магнус] подстригал его волосы и ногти, и у него находился ключ, которым отпиралась рака»[1001]. Нетленность тела покойного, его свежее состояние и, в частности, отрастание волос и ногтей считались, как известно, прямым признаком святости[1002]. При короле Свейне епископ Гримкель объявил Олава святым (1031). Постепенно культ св. Олава, первого скандинавского святого, распространился по всей Скандинавии. Св. Олав стал патроном Норвегии, с его именем связано множество легенд и преданий, в которых, однако, во многом отражены дохристианские поверья. Св. Олаву традиция приписывает и важную роль в крещении бондов острова Готланд, который он, проездом на Русь или обратно, посетил незадолго до принятия там новой веры.

Но христианство в среде норвежцев и исландцев постепенно распространялось. Так, Гисли («Сага о Гисли», гл. XXII и др.) «был человек мудрый, и у него был большой дар видеть вещие сны». Он посетил много стран, в том числе Данию, устраивал пиры, однако жертвы не приносил. После его смерти жена крестилась (в Дании) и совершила паломничество в Рим[1003]. Знатная и богатая Ауд Мудрая, дочь Кетиля Плосконосого, переехав в Исландию с двадцатью свободными спутниками, заняла там земли и велела на них поставить кресты[1004]. Проложивший путь в Америку Лейв сын Эйрика Рыжего, прозванный «удачливым», поскольку на новой земле росла «самосеянная пшеница», а также огромное удивительное дерево «месур», был уже христианином. Отец его Эйрик, оставшийся в Исландии, продолжал быть язычником, мать же крестилась и не захотела больше жить с мужем[1005].

С XII столетия Норвегия обретает пять епископств и собственного архиепископа (1152/3), с резиденцией в городе Нидарос (Трандхейм)[1006]. Появление собственного архиепископства значительно ускорило процесс христианизации страны и решение административно-правовых и финансовых проблем местной церкви. Этому архиепископству была подчинена и исландская церковь.

В Швеции христианство было, как уже говорилось, объявлено государственной религией при короле-объединителе Олаве Шётконунге, в начале XI в. Под нажимом короля (предварительно пытавшегося с помощью языческого гадания узнать, к какому результату приведет его решение (!)), при поддержке народного собрания и после многих осложнений свеи стали «отправлять… святые таинства». Конунги и представители знати строили церкви, одаривали их земельными владениями и ценностями, были милостивы к церковнослужителям, особенно в городе Сигтуне. При всем том в других городах по нескольку лет отсутствовали священники. Нередко же тех священнослужителей, что были туда рукоположены, в том числе епископов, народ изгонял или безжалостно убивал, а церкви сжигал[1007]. Язычество к тому времени отнюдь не было изжито.

Особенно упорно сохраняли старые верования и обычаи именно свеи, в том числе достаточно консервативная родовая знать, которая на местах на протяжении всего Средневековья вела за собой бондов. Судя по хронике «Христианские короли Швеции», еще во второй половине XI в. правители применяли кровавые методы крещения, а народ из-за этого против них восставал. Так, сын крестителя страны Олава Эрикссона Шётконунга Анунд-Якоб был прозван Углежогом, поскольку «сжигал дома людей»[1008]. Судя по тому, что пишет Адам Бременский об этом «христианнейшем» короле Анунде-Якобе, его в конце концов изгнали по решению народного собрания, поскольку он не желал приносить положенные жертвы языческим богам[1009]. А судя по «Саге о Хервёр» (гл. 20), при его брате и преемнике Эмунде Злом, который правил в течение десяти лет, опять же «свеи плохо соблюдали христианство». Затем в правление короля Инги сына Стенкиля (1080–1112), который был «хорошим христианином», в Свитьоде были отменены жертвоприношения и всему народу было приказано принять христианство. Однако свеи «имели большую веру в языческих богов и сохраняли свои древние обычаи». В 1090 г. шурин короля Инги Свен, спровоцировав его изгнание на тинге, тут же позволил разделать для еды конину и обмазать кровью идолов. Таким образом, свеи снова «отказались от христианства и стали совершать кровавые жертвоприношения». Инги, которому пришлось уехать в Вестергётланд (1090), через три года вернулся с войском. Свен был убит, а Инги «снова ввел тогда в закон христианство».