«Сага о людях с Песчаного Берега», которая в целом считается весьма достоверной, хотя и содержит ряд легенд («чудес»), повествует о посмертных кознях очень дурного, склочного человека Торольва Скрюченная Нога. Он умер сидя за столом и с открытыми глазами, т. е. хотел «влиять на живущих». Ему закрыли глаза, обмотали голову покрывалом, чтобы он наверняка никого из живых не мог видеть. Тело вытащили через пролом в стене, который затем заделали. Повезли хоронить после заката солнца на санях, в которые были впряжены два вола. Сначала в этих волов вселилась нечистая сила, а вскоре и вся скотина, которая паслась неподалеку от могилы Торольва, «бесилась и выла до самой [своей] смерти». Стало ясно, что покойный Торольв превратился в злобного тролля. Он гонялся за пастухом, и однажды несчастного нашли подле его могилы «обугленным и с переломанными костями», а скот пропал. Погибали птицы, случайно севшие на эту могилу. Корова, которая лизала камни на ней, отощала и пала, но перед этим родила бычка, который на самом деле был троллем. Слепая старуха, в прошлом кормилица молодого хозяина, по реву бычка разгадала его сущность, но воспитанник ей не поверил и погиб от рогов выросшего чудовища. Спаслись от него, только когда загнали в болото. Тело погибшего хозяина «отнесли в церковь», наличие которой, очевидно, не отвращало людей от суеверий: они видели, как Торольв ездил на коньке крыши своего бывшего дома, а зимой стал появляться и внутри дома, так что его «вдова тронулась умом и умерла, и многие люди пострадали». Жители этого хутора бежали, «опустела вся округа»: кого-то покойник свел в могилу, кто-то переехал. Стало ясно, что Торольва требовалось перезахоронить. «Тогда если людей вызывали сопровождать покойного до могилы, не было принято отказываться». Сопровождавшие пережили массу страшных приключений, пока не замуровали опасного покойника в скале[817].
Наконец, в этой же саге повествуется о похоронах гостившей на одном из хуторов богатой кельтки Торгунны, прибывшей из Ирландии; приезжая оказалась колдуньей. Когда она заболела и умерла, для нее подготовили «похоронные дроги», тело обернули в полотняные пелены. По дороге, когда сопровождающие остановились на отдых, покойница встала, сбросила покровы и, обнаженная, приготовила им еду, затем ушла, а люди еду съели. Однако вскоре обитатели хутора стали вымирать. Тогда по совету мудрого местного годи наследник хутора Кьяртан сжег постель Торгунны и устроил над ней и являвшимися вместе с ней мертвецами суд, на который созвал соседей, как на тинг. Одновременно местный священник (!) помолился на хуторе, освятил там воду и исповедал насельников. «После этого все наладилось»[818].
О таком же покойнике, изводившем живущих, рассказывается и в «Саге о Битве на Пустоши»[819].
Еще один рассказ: на некоего Хальвдана ночью напали разбойники, но были им все перебиты. Однако и мертвые они продолжали ему досаждать, пока «собачка-ведунья» не помогла их убить окончательно[820].
Вера в «живых покойников» и роль покойных предков в жизни живых – общее свойство языческих представлений о неразрывной связи живого и мертвого, о совмещении времен вообще. Так, дохристианское представление древних славян о роли предков-«чуров» сохранилось в заклинании «чур меня», дошедшем до наших дней.
Иногда с покойниками происходили чудеса иного рода. Об одном из утонувших людей, например, говорили, что он не утонул, а вошел в гору и «был там хорошо принят». Подчас использовался ритуал намеренного вызова мертвых, чтобы выведать у них тайны того, что происходит среди живых[821].
Эти легенды очень действовали на воображение скандинавов. Из саг известно, что «опасного» покойника потому и выносили не через дверь, а через пролом в стене (скорее всего, земляной[822]), чтобы он не вернулся, не нашел вход в дом. Так, например, поступили с телом Торольва Скрюченная Нога.
Но в подавляющем большинстве случаев люди уходили из жизни навсегда, и, судя по сагам, в связи с их уходом живым полагалось соблюсти традиционные правила и ритуалы. Немалую роль в посмертной судьбе покойного и в жизни его родичей, друзей и соседей играли похороны.
Согласно «Саге о Ньяле» (гл. XCVIII), покойному следовало плотно «закрыть» (сжать) ноздри и губы («охрана» вдоха и выдоха), и тот, кто это делал, брал на себя обет отомстить за смерть этого человека, если она не была естественной[823]. Обет отмщения, как и всякий иной обет или клятву, полагалось давать, встав на возвышение или хотя бы поставив ногу на камень или чурбан[824]. Затем тело хоронили в могиле, засыпали камнями, а поверх них землей. Сверху полагалось сделать холм или холмик и поставить камень[825]. В сложных обстоятельствах полагалось хотя бы прикрыть тело землей или камнями, чтобы его не растерзали дикие звери[826].
Врага, соперника также было положено похоронить, хотя бы присыпать землей или камнями, однако это делалось не всегда, что позволяло родне покойника возбуждать судебный процесс по поводу неуважения к их мертвому родичу. Зачастую победитель стремился опозорить врага и в смерти, даже собственными руками создать позорные обстоятельства его кончины. Скандинавы так поступали еще долго. Известно, например, что сицилийские норманны, взяв в 1185 г. Солунь, развлекались тем, что раскладывали на улицах города трупы его убитых защитников в обнимку с мертвыми ослами и собаками.
В сагах отражен еще один обычай, связанный с убийством врага. В ряде случаев перед тем, как забросать его тело землей или камнями, ему отрубали голову, которую потом увозили с собой и засаливали. Об этом рассказывают «Сага о Названых Братьях» (ее герои принадлежат к первой трети XI в., а составлена она, вероятно, около 1200 г.), «Сага о Курином Торире» (фольклорная основа относится ко второй половине X в.), «Прядь о Торарине Дерзком» (герои могли жить в начале XI в., запись примерно от середины XIII в.)[827] и другие саги. В «Саге о Названых Братьях» отрубленную голову неприятеля один из главных персонажей Торарин вез домой «в мешке у стремени для прославления своей победы». Он и спутники забавлялись время от времени тем, что, достав голову и поместив ее на кочку, «глумились над ней». Но потом их «взяла оторопь» и они ее похоронили[828]. В родовой «Саге о Бьёрне» недруг Бьёрна, убив его, приторочил голову к седлу, чтобы похвастать этим трофеем дома, но испугался, увидев летевшую навстречу стаю ворон. В сагах пару раз встречается рассказ о том, как убившие недруга люди отрубали ему голову и по дороге домой играли ею, как мячом.
Я намеренно указываю время появления фольклорной основы саг, обычно далеко отстоявшее от времени их записи, поскольку обычай глумления над трупом врага, скорее всего, древнее «эпохи саг». Гораздо чаще в сагах подчеркивается, что и врагов положено хоронить, пусть только присыпая землей или камнями. Точно так же в те времена, «хотя христианство в этой стране [Исландии] было еще молодым, обирать убитых не было принято и тогда»[829].
Судя по (полумифическим) сведениям саг о смерти ранних Инглингов, а также о правилах, принятых при короле франков Хлодвиге и описанных Григорием Турским, в древнем обычае Севера и вообще германцев было сожжение покойников. Некоторые данные позволяют предположить, что трупосожжение у германцев наблюдалось еще в ХII – ХIII вв. до н. э. и затем распространялось в течение новой эры и раньше всего утвердилось в Дании. А из рисунков мифологического характера и отдельных упоминаний следует, что у скандинавов трупосожжение имело место и было распространено еще и в X столетии. Но данные археологии свидетельствуют, что на Севере очень давним было также захоронение тела в ладье. Если же хоронили в земле, то над могилой насыпали курган, прежде всего если дело касалось знатных людей. Так было и в эпоху викингов. Причем курганы насыпались над привилегированными покойниками не только в самой Скандинавии, но и там, где такого скандинава заставала смерть, – в Британии, на Руси.
