Пороть меня обычно не пороли, но в тот раз сделали исключение. За то, что в семилетнем возрасте в одиночку поперся за несколько километров от города, да еще и на ночь глядя. Оставленная на столе на кухне записка родителей не успокоила и, откровенно говоря, я их понимаю. Тоже бы дергался, отправься мой ребенок неизвестно куда.
Трогательный сеанс родительского единодушия закончился после полуночи лишением сладкого и запретом покидать дом в течение недели. Душераздирающая трагедия.
На работу родители уходили рано, Тобиас на завод в семь, мать в восемь утра. Соответственно, в восемь я и вставал, чтобы мелкого покормить. Кашу Северус не любил, плевался ей, так что завтрак превращался в тот еще аттракцион и требовал немалого терпения. Потом нужно помыть посуду, сделать небольшую уборку дома, поиграть, почитать книжку, снова поиграть трансфигурированными из камешков солдатиками, накормить обедом, уложить спать… Посмотреть добычу удалось только в районе часа, когда мелкий заснул.
Про нумизматику я знал только то, что она есть. И что некоторые люди собирают разные деньги и готовы платить за отдельные монетки и банкноты суммы, значительно превышающие стоимость номинала. Вот, собственно, и все. Сколько стоит та груда серебра и меди, извлеченная из кувшина, я понятия не имел. Можно было бы посмотреть каталог в библиотеке, но в нашей, Коуквортской, вряд ли найдется соответствующая литература, там в основном справочники общего профиля. Хотя попробовать надо — вдруг в каталоге и расценки приведены? В такие минуты особенно сильно бесит отсутствие Интернета. Впрочем, продать монеты здесь нереально. Сохранились они неплохо, но я все равно натер хозяйственного мыла на терочке, залил стружку водой и в получившуюся щелочную ванночку положил самые темные кругляши.
Надо ехать в Лондон. Нумизматические магазины и крупнейшие аукционные дома расположены там, в «Кристис» и «Сотбис» съезжаются богатейшие люди мира. Кроме того, там же находится Косая аллея, о которой с тоской и блеском в глазах рассказывала Эйлин и которую тоже надо бы посетить. Правда, я сейчас вроде как наказан, но и посылать мать в одиночку страшновато. Она же простушка, не понимаю, как ее на Слизерин приняли. Мало того, что сбежала из дома, так еще и умудрилась от неземной любви дать мужу магическую клятву никогда на него не колдовать против его воли. Слава богу, насчет детей она ни в чем не клялась! Так что рецепты ее, исполнение мое.
Вот, кстати, еще хороший вопрос — что говорить Тобиасу? Любой мужик на денежную тему реагирует остро, когда дело касается семьи.
Короче говоря, было, о чем подумать. Но к возвращению матери ситуацию я обмозговал, план действий вчерне наметил, осталось только убедить родителей в его состоятельности. Авторитет в семье и на улице у меня кое-какой есть, соседка однажды принесла газету со статьей про вундеркиндов и отец зачитывал ее вслух, только хватит ли того авторитета? Разговор следовало построить правильно.
— Мам, у тебя магловские документы есть?
— Есть, — не слишком охотно ответила все еще сердитая мама. Не отошла от вчерашней ругани. — В Гринготтсе купила.
— Гоблины подделывают документы?
— Да. Фальшивки регистрируются в министерстве и стоят галеонов двадцать. В Лютном можно купить без регистрации, но там качество похуже и цена выше.
— Что такое фальшивки? — проявил любознательность Северус.
— Это такие бумажки с печатями. Печенье будешь?
— Дай!
— И насколько твои документы надежны? Проверку налоговыми органами выдержат?
— Так. Ты зачем спрашиваешь?
В ее интонациях явственно прозвучало классическое «с какой целью интересуешься», и стало понятно, что сегодня о серьезных вещах говорить не стоит. Придется подождать, пока злиться не перестанет.
— Просто интересно стало. В магическом мире ведь удостоверений личности нет?
— Они не нужны. Большинство магов друг друга знает лично, при необходимости родословную подтверждают ритуалом. Не увиливай! Почему спросил именно о налоговой?
Ее грозный вид меня не напугал.
— Просто для примера, — пожал я плечами. — У них же здоровенный архив, перекрестные ссылки, записи в разных документах. Ну и стало интересно, насколько твои документы защищены от проверки. Вдруг захотят проверить историю, сверятся с архивными записями и найдут нестыковки.
— Хорошо защищены. Существуют классы чар, предназначенные для корректировки маггловской документации, их специально разработали после принятия статута секретности. То есть изменения вносятся в одном документе, а проявляются они во всех, с ним связанных. Дальний родственник протеевых чар.
— У нас книжка про них есть?
— Нет, они очень сложные, — смотрела она по-прежнему подозрительно. — Уровня подмастерья и выше.
— Жалко. Я бы почитал. Ты, кстати, в Косой не собираешься?
— Делать мне там нечего.
Сделал в уме зарубку — похоже, наткнулся на нечто полезное. Документы, способные выдержать изощренную проверку, и себе пригодятся, и продать их при необходимости можно. Хорошо, что маги, с такими-то возможностями для криминала, с миром обычных людей практически не пересекаются.
Обсуждение дальнейшей судьбы найденных денежек пришлось отложить до тех пор, пока родители не успокоятся. Возможно, оно и к лучшему, потому что в ту же субботу мне удалось найти в городской библиотеке каталог старых английских монет. Альбом был не слишком толстым и качество фотографий в нем удручало, тем не менее, изображение серебряного пенни конца восемнадцатого века здорово напоминало мою добычу. Одну из. Цены, к сожалению, составители не указали, зато отметили относительную редкость и сделали приписку, что за хорошее качество полагается наценка. Настроение уверенно поползло вверх. Раритет я бы продавать не рискнул, а вот дорогую, но не эксклюзивную вещь можно смело показывать в магазине.
Для начала решил засветить одну монетку, а с остальными действовать по результатам.
— Мам, держи.
— Откуда у тебя деньги? — Эйлин настороженно посмотрела на десятифунтовую бумажку. Ее тревогу можно понять, для нашей семьи — деньги крупные.
Объяснять ей, что пятнадцать фунтов я достал из бумажника валявшего в баре пьяницы, не стал. Отца искал, а тут спящее тело, и телекинез мелких предметов мне хорошо удается. Зачем тревожить усталую женщину ненужными подробностями? Она расстроится, плакать станет, объяснять, что воровать нехорошо… Будто сам не знаю. Да, нехорошо, но иногда приходится. И стыда не испытываю, потому как тот алкаш деньги все равно бы пропил, а у меня они на благое дело пойдут.
— Платье приличное у тебя есть. Выглядит, конечно, не шибко, но вместе с чарами сойдет. К следующей субботе купишь себе туфли, шляпку и сумочку, и мы поедем в Лондон. Десяти фунтов хватит?
— С чего бы это нам в Лондон кататься? — мать насмешливо приподняла левую бровь, позабавленная моей серьезностью.
— С того, что там есть нумизматические магазины, — я выложил на стол серебряник. — Некоторые монеты тысячи фунтов стоят. Здесь мы ее не продадим.
Эйлин с сомнением покрутила в руках кругляш, потом вытащила палочку и проверила ей.
— Думаешь, за нее действительно дадут тысячу? Маленький ты мой!
— Нам и сотни хватит, — высказывание о возрасте предпочел пропустить мимо ушей. — Да просто дорогу отбить уже хорошо. Мам, ну никуда же не ездим, даже на море ни разу не были!
— Северус еще маленький, — возразила она.
Аргумент слабый, и мы оба это понимали. Были бы деньги, возможность попутешествовать бы нашлась. Дом купили бы другой, машину, одевались нормально. Мы не голодали и обноски не носили, с тех пор, как отец начал меньше пить, жили неплохо, но впритык. Не могли позволить себе фрукты слишком часто, новую одежду покупали редко, кинотеатр или парк аттракционов посещали в лучшем случае раз в месяц. Хорошо еще, что мамины таланты позволяли обходиться без холодильника и другой техники.
— Я поговорю с отцом, — наконец со вздохом согласилась мама. — Действительно, давно никуда не выбирались. Да и в Косой тебя сводить надо, чтоб знал, как туда попасть.