Хотчкис, слегка прищурившись, навёл ствол в глубину коридора. Он нажал на спуск, и из сопла пушки с оглушительным треском вырвалась ослепляющая сине-белая дуга разряда, которая мгновенно прочертила путь до цели. Вспышка была такой яркой, что на мгновение ослепила нас, оставив перед глазами плясать яркие пятна. При этом почти по всей своей длине энергетический разряд ветвился множеством сверкающих молний.

Когда вспышка погасла, в воздухе повис резкий, едкий запах оплавленного металла и ионизированного воздуха.

На стенах, потолке и полу, насколько протянулась дуга, остались глубокие, оплавленные следы. Металл в этих местах деформировался, потемнел и потрескался. Даже на расстоянии чувствовалось тепло, исходящее от повреждённых участков.

Эта штука была не просто мощной — она была разрушительной. Хотчкис, удовлетворённо кивнув, деактивировал пушку, а Лена, стоящая рядом с ним, довольно улыбнулась.

— Оружие разрушительной силы, но с крайне ограниченным ресурсом. Максимум получится сделать три-четыре выстрела. Поэтому лучше сразу рассчитывать на три. После этого пушка превратится в бесполезный кусок металла, — Хотчкис бережно положил пушку на пол. — Каждый ваш выстрел должен быть осмысленным.

…

Несмотря на все принятые нами меры предосторожности, включая регулярные сеансы связи из безопасных зон и оставление хорошо заметных меток на стенах коридоров, уже на исходе третьего дня нашего пребывания на Ковчеге один из исследовательских отрядов не вернулся к назначенному времени. После безуспешных попыток установить с ними радиоконтакт, охваченные растущим беспокойством, мы приняли решение отправить по их предполагаемому маршруту усиленную поисковую группу.

Следуя оставленным на стенах ярким маркером отметкам, мы продвигались по следу не вернувшейся команды.

Метки вели нас уверенно, пока мы не достигли обширной развилки, где три широких коридора уходили в разные стороны. Именно здесь цепочка оставленных знаков внезапно обрывалась. Дальнейшие поиски в каждом из ответвлений ни к чему не привели. В этом безжизненном лабиринте идентичных коридоров, с их бесконечными поворотами и переходами, определить, в какую именно сторону свернула пропавшая команда, оказалось попросту невозможно.

Наши сканеры не засекали никаких следов энергосигнатур их скафов и оборудования, а вызовы в радиоэфире оставались без ответа. Мы не обнаружили никаких следов борьбы, поэтому оставалась надежда, что те по собственной глупости заблудились и вскоре найдутся.

Однако, несмотря на гнетущую атмосферу и растущие опасения из-за бесследного исчезновения людей, никто не предложил прекратить разведку. Слишком многое стояло на кону — наше собственное выживание напрямую зависело от того, сможем ли мы найти на этом заброшенном корабле необходимые ресурсы. И как скоро это случится.

Порой мы натыкались на нетронутые уголки: детские игрушки, застывшие в невесомости, или старые, поблекшие фотографии на стенах кают. Эти проблески прошлой жизни лишь усиливали жуткое ощущение, что мы бродим по гигантской, давно заброшенной гробнице, где каждый предмет хранит отголоски давно угасших судеб.

На следующий день одной из поисковых групп повезло. Они наткнулись на чудом уцелевшую в этом хаосе столовую с сохранившимися запасами продовольственных пайков и очищенной воды.

Пока одна часть экипажа занималась организацией транспортировки найденных припасов на борт «Церы», остальные исследовательские группы продолжали методично прочесывать безмолвные коридоры гигантского корабля, в надежде найти новые полезные ресурсы и, возможно, хоть какие-то следы пропавшей команды.

Спустя ещё три дня напряженных поисков уже другая группа разведчиков обнаружила то, что, судя по всему, являлось медицинским отсеком Ковчега.

Войдя в отсек, мы замерли. Это был не просто лазарет, а полноценный медицинский центр. Коридоры вели в просторные палаты с десятками криокамер, многие из которых были разбиты, словно их вскрыли чудовищной силой. Но другие оказались нетронутыми. В воздухе витал лёгкий запах медикаментов и стерильности, странно контрастирующий с затхлым запахом остального Ковчега.

Лена буквально вцепилась в пульты управления, её глаза горели фанатичным энтузиазмом, когда она быстро перебирала пальцами по истертым клавишам.

— Они… они работают! Это невероятно! — её голос дрожал от восторга, когда индикаторы на панелях начинали тускло светиться, а внутри стен пробегал слабый электрический гул.

Доктор Блюм перенёс Грона в медицинский отсек Ковчега. Несмотря на кажущуюся некоторую архаичность оборудования по сравнению с медицинской капсулой на «Цере», общие возможности лечебного комплекса чужого корабля оказались на несколько порядков выше. Доктор Блюм с энтузиазмом принялся за интенсивное лечение десантника, используя технологии ковчега, а заодно увлеченно изучал медицинский журнал, найденный в одном из уцелевших архивов.

Теперь перед нами осталось только две ключевые задачи.

Обнаружить навигационный узел ковчега, который хранил данные о звездных системах и потенциальных маршрутах, и отыскать путь к топливным резервуарам.

Довольно скоро нам вновь улыбнулась удача.

Доктор Блюм, погружённый в изучение медицинского журнала Ковчега, сделал открытие, которое изменило ход наших поисков. Старик активировал протокол учебной тревоги. В тот же миг посреди отсека, прямо над столом, развернулась детальная проекция небольшого, по меркам исполинских размеров звездолёта, участка. Голограмма зависла в воздухе и наполнила отсек мягким, синеватым светом. Перед нами развернулся детальный план зоны ответственности данного медицинского пункта.

Мы вглядывались в светящиеся линии и обозначения. Оказалось, что древний Ковчег отошёл от своего прямого предназначения. Он давно не являлся обычным колониальным судном, перевозящим спящих поселенцев к новым мирам.

Незадолго до своей гибели ковчег выполнял роль круизного лайнера, путешествующего между соседними планетами, или, возможно, орбитального корабля-музея. На схеме пестрели отметки, обозначающие множество развлекательных центров: бары, рестораны, казино, фитнес-центры, кинотеатры. Их яркие, узнаваемые иконки мелькали на проекции. Но главное, что на самой границе отрисовки полученной карты, в дальней от нас стороне, виднелась особенно яркая иконка в переливающимся золотистом фрейме — офицерский пункт управления.

Информация, полученная от Доктора Блюма, мгновенно изменила наши приоритеты. Вместо бесцельного блуждания по бесконечным коридорам, мы получили чёткий вектор движения к нужной цели.

На следующий день мы собрались в одном из относительно уцелевших отсеков, превращённом в импровизированный штаб разведчиков, чтобы не приходилось каждый раз возвращаться на «Церу», преодолевая пару лишних километров коридоров. На голографической карте, которую Лена сумела синхронизировать с данными доктора, пульсировал участок Ковчега, охватывающий медицинский отсек и новооткрытую зону.

— Это значительно упрощает задачу, — голос Войтова звучал сухо, но в нём слышалось облегчение, словно спало какое-то внутреннее напряжение. — Офицерский пункт… это практически гарантия наличия доступа к основным системам.

А нам особо много и не надо. Всего-лишь базу данных звёздных карт скачать и узнать маршрут к топливным цистернам.

— Если он, конечно, не полностью разрушен, — добавил Хотчкис, разминая механические протезы и точечно смазывая их после каждого движения, отчего слышался легкий металлический скрип и шипение. — Или охраняется чем-то, что не указано на схеме. Где, по-вашему, должны храниться те самые дроиды? — неопределённо кивнул головой куда-то в сторону, напоминая о жутких находках первого дня нашего пребывания на ковчеге.

— Учитывая, что это круизный корабль, системы безопасности должны быть менее агрессивными, чем на колониальном судне, — предположила Лена, указывая на голограмму тонким пальцем. — Без прямого приказа дроиды ориентированы на сдерживание, а не на уничтожение. Их целью должно быть обезвреживание, а не убийство.