За его затылком, хотелось бы сказать спиной, но передо мной висела лишь огромная голова черта безо всякого туловища, появилось нечто отдаленно напоминающее медузу.

Распустив, развивающиеся во все стороны, щупальца она скользила мимо. Огромная прозрачная, она протянула щупальца к чертовой голове и не коснувшись отдернула их. На миг, словно демонстрируя себя, а может и разглядывая меня она замерла. Крохотный светящийся мозг, полные безразличия и злобы шарики глаз, и желудок, в котором заживо переваривалась рыба. Рыбешка билась, она боролась, пыталась выпрыгнуть, уплыть, но лишь доставляла странное удовольствие медузе. Я чувствовал идущую от желеподобного тела радость. Рыбе конец, она уже мертва, и лишь желание жить, одна лишь мысль заставляла ее пытаться спастись. И она билась, а с костей ее медленно сползало и тут же растворялось мясо.

Крохотные, спрятанные в глубине мозга глазки скользнули по мне с неким интересом и тут же его потеряли. Медуза скрылась в сером водовороте. Мгновение спустя оттуда вылетел перепуганный призрак. Он размазался по невидимой преграде безобразной бежевой кляксой, тут же собрался и бросился вверх. Щупальце догнало его. словно хлыст вылетело оно из водоворота, обвилось вокруг призрака и утащило.

Я не был уверен, что это щупальце той самой медузы, и узнавать чье оно не испытывал никакого желания. Я все еще смотрел в глаза черту. И желание поговорить с ним я испытывал большое.

Что-то черное промелькнуло у ног. Я заметил его лишь боковым зрением. Крохотный черный комочек шерсти. Сознание не сразу уловило, что это тот самый котенок, за которым я собственно сюда и пришел. И он летел к пропасти.

Наплевав на черта, я бросился за ним и поймал в последний момент. Прижав котенка к груди успел увидеть отступающего вглубь водоворота черта и мне показалось услышать его торжествующий смех.

Обессиленная, замерзшая кроха прижалась ко мне, уткнулась мордочкой в мою ладонь, замурчала.

— Ну ты чего, малыш, — я накрыл котенка второй рукой, погладил его. — Зачем ты убежал? Теперь вот напугался, насмотрелся всякого. Остался бы со мной, глядишь и выбрались бы уже, — я снова его погладил.

Котенок поднял на меня глаза, слабо мяукнул и вонзил в ладонь острые, что твои ножи зубы.

— Ты что творишь, свол..., — договорить, мне не позволили. Тень сбила меня с ног, отбросила к стене, нависла.

Ее плащ развивался как крылья некрупной манты, от нее шла злоба, ненависть, жажда и страх.

— Отдай! — он протянул руку, вполне себе человеческую. — Кот. Мне. Нужен. Уйдешь. Отпущу. Выведу. Будешь жить.

Он говорил отрывисто, хрипло, словно заливающаяся лаем в припадке ненависти ко всему сущему, собака.

— Отдай! — слова хоть и звучали, но давались ему с огромным трудом. — Хуже будет. Умрешь. Там. Останешься здесь. Там, - он ткнул себе за спину, указав на водоворот, где по невидимой стене размазался очередной призрак. – Уходи. Живи. Я отпущу. Кот отдай!

Я покачал головой.

— Не отдам, — я отодвинул котенка за спину и поднял пистолет. — Не надо угрожать. Поговорим?

И я физически ощутил, как от тени пошло веселье.

— Брось. Мой. Не заряжен. Я знаю.

— Ты забыл один патрон в патронташе.

Тень дрогнула.

— Ремонт. Нет. Невозможно. Сломан.

— Я починил.

— Врешь! — гавкнул он.

— Вдруг нет, — я развернул пистолет, показывая где я его чинил. Блеф сработал.

— Кот. Только кот. Ты уходи. Я покажу. Я выведу. Будешь жить. Там.

— Нет, — я покачал головой, — может быть. Может быть, я соглашусь, но ты скажешь мне, почему этот котенок так важен для всех. Вы, темные, и убивать за него готовы и умирать.

— Ты. Тьма. Страх. Уходи. Нужен кот. Только кот. Ты уходи. Живи.

— Чего? — я чуть опустил пистолет, и он этим воспользовался. Серая тень рванула ко мне, сбила меня с ног, ударила головой об пол, навалилась сверху.

Он что-то говорил, отмечая каждый удар, комментируя его. Я не слышал его треп, все мое сознание было сосредоточенно на вспышках боли и света в глазах и мысли. Странной, непонятной, забирающей все внимание на себя мысли. Меня бьют. Меня снова бьют в новом месте. Стоит только появиться где-то, как тут же найдется кто-то, кто набросится на меня с кулаками. И, наверное, это первый раз, когда я понимаю, что ему, той тени, что бьет меня сейчас оставлять меня в живых нет никакого смысла. Он забьет меня до смерти.

А потом, когда я перестану дышать, и отправляюсь на корм тем милым созданиям из водоворота, он насадит котенка на вертел, поджарит и съест.

Странно, но мысль о собственной скорой смерти, я воспринимал спокойно, но стоило вспышкой мелькнуть воспоминанию о котенке, как мои руки словно налились силой. Появилась ярость, желание сопротивляться, желание жить.

Я перехватил пистолет, и со всего возможного замаха приложил бьющую меня тень рукояткой. Голова тени покачнулась, послышался хруст, я было подумал, что сломал ему шею, но тут же получив удар в глаз, понял, что нет.

Я ударил снова. Хруст повторился. Лицо! Из темноты капюшона проступило лицо. Я не успел понять мужское оно или женское, не рассмотрел ни единой детали, кроме глаз. Пустых, уставших, напуганных, ждущих.

Я ударил еще раз. Тень повалилась, придавив меня своим весом. Я трудом скатил его с себя, поборол соблазн, чтобы не скинуть его в водоворот, одолел второй соблазн, сорвать с него одежду, глянуть что под ней. Или это и есть тело?

Связать бы его, да допросить. А вообще, вот было бы хорошо, отправить его к Крестовскому. А еще лучше к Данилину. Не знаю, чем занимается Данилин, но впечатление производит человека умеющего и любящего доставлять боль.

Смакуя то, что мог бы сотворить с тенью Данилин, поднялся. Тень отползла в сторону, к самому краю площадки и поглядывала вниз, словно ждала оттуда помощи.

— Зачем тебе кот? — спросил я, разглядывая рукоятку. Жаль, красивое тиснение было, помялось. Но ничего, сам-то пистолет добротный, сгодится. И даже патрон есть.

Я опустился на пол, перекинул патронташ, достал патрон, оторвал свинцовый шарик, зажал его зубами, засыпал порох, закатил пулю в ствол, стукнул рукоятью об пол загоняя ее как можно глубже. Высыпал порох как каретку.

— Вот теперь заряжен и готов стрелять. Поговорим?

— Нет. Врешь. Не работает. Сломан. Врешь!

— Он взведен и направлен в твою сторону. Проверим?

Тень молчала. Она смотрела куда-то мне за спину. И я с ужасом вспомнил, что была еще одна тень. Еще одна.

Тьма обрушилась на меня ледяной волной, выбила из рук пистолет, подмяла пол себя, распластала по каменному полу, придавила лицом вниз. Холодные щупальца сковали меня, растянули руки, вывернули ноги, вжали лицо в камень. Все что я смог, или успел это повернуть голову, чтобы увидеть, как над едва дышащем котенком склонилась тень.

К ней подполз мой подранок, они вместе протянули руки к кошке и вновь мысль о том, что сейчас котенку сделают больно подстегнула меня. Только что я стонал, от того, что ребра мои хрустели вдавливаемые в камень, а теперь, я, упершись руками в пол медленно поднимался, и тьма, давящая мне на плечи, слабела.

Я вставал. Я чувствовал, как отступает тьма, как давление ее становится все меньше, как рушится ее сила, как она испуганно сжимается в крохотный комок.

В руках моих пистолет. Не представляю каким образом сумел не выронить его, но раз уж он у меня. я поднял пистолет, направил в сторону теней.

— Эй, вы двое, отошли от кошки! — Тени повернулись ко мне, подранок тут де рванул за камни, а второй поднялся, скользнул ко мне. Протянул руку к пистолету, но я не стал ждать. Я нажал курок.

Пещеру заволокло дымом, грохот выстрела, многократно повторенный эхом ударил по ушам, заставив позабыть обо всем. Я упал на колени, зажал уши руками и мычал, пытаясь услышать в собственной голове звуки, издаваемые горлом. Я кричал и не слышал ничего. из ушей, что-то текло, перед глазами стояла туманная пелена, а может это дым.

Я не знал, что случилось с тенью, попал ли я, или пистолет вообще не выстрелил, а ствол разорвало прямо у меня в руках, а может мне и руку оторвало. Нет, рука на месте, она зажимает ухо, не дает разгореться в нем пожару.