А если скажет утопить в ведре? Не позволю! Что я, зря что ли жизнью своей рисковал. Не дам убить котенка! Себе заберу.

Ответом моим мыслям стало мурчание пригревшейся крохи. Значит, так и сделаю.

Котик отогрелся. Он мурчал, закатив глаза от наслаждения, вытягивал лапки и острые коготки впивались в одежду. Я радовался, что на мне что-то вроде военной формы и ткань достаточно прочная, чтобы не быть проткнутой коготками котенка.

Котенок отогрелся, а вот я замерз. Я прижал его к груди и там, где черная шкурка касалась моего тела, было чудовищно холодно. Мне казалось, что даже кровь замедляется в том месте. Я уже начал грешить на котенка, на то, что он сама Тьма в кошачьем обличье и потому такая холодная, но рука, которой я его гладил оставалась теплой. Ладонь чувствовала холод, но это был холод замерзшего крохотного тела.

Изо рта шел пар. Я не ощущал холода, кроме места, где ко мне прижимался продолжающий мурчать котенок, но пар изо рта шел. Густой, больше похожий на туман, чем на выдох, он поднимался к потолку и исчезал там, куда даже Тьма дотянуться не в состоянии.

Я проследил за очередным своим выдохом, дождался, когда он поднимется высоко и снова попросил Тьму показать мне, что там. Она не отреагировала, как и прежде. Она могла все, могла ощупать каждый камень, могла найти мышиную норку или трупик жука за камнем, но не хотела подниматься вверх. Мне было интересно, что там, но заставить ее я был не в силах, а просьбы она игнорировала.

Их я не заметил. Темные на темном фоне, они сливались с тьмой, становились с ней единым целым. Я понял, что что-то изменилось лишь потому, как потяжелела греющая меня Тьма.

Котенок перестал мурчать, открыл желтые глаза, посмотрел на меня и повернулся внутрь пещеры. Ушки его стали торчком, хвост напрягся, поднялся, как у скорпиона. Он высунул голову из кителя, втянул воздух, выгнул спину, а в ладонь мне впились острые, как иглы когти.

Не котенок, кот боевой! Я усмехнулся, погладил его по голове.

— Ну, и чего ты вскочил? Чего шею гнешь? Нет здесь никого, кроме нас с тобой.

Я попытался уложить котенка, но тот ответил мне утробным и очень злым рычанием. Я не стал настаивать, сам всмотрелся в сторону, куда глядело животное и замер.

Одна. Две. Нет, четыре похожих на человеческие, тени медленно плыли к нам. Шея котенка выгибалась все больше, он был готов броситься в драку, и я его понимал.

Дед Федор спеленал его аки младенца и даже рот ему заткнул, и сюда забросил, а здесь эти. Когда чего-то хорошего желают, то так не поступают. Вряд ли эти ребята идут к нам с самыми мирными намерениями. Не вижу ни пирогов, ни печеной щуки, ни наливки. Ведь так, кажется, дорогих гостей встречают?

Боль пронзила ладонь. Котенок, будь он неладен, спрыгнул с нее, не особо заботясь о сохранности, ни своей, ни чужой. Он выгнул спину, поднял хвост трубой, выпучил глаза и шипел, стараясь казаться большим и страшным. Ни то, ни другое у него не выходило, но выглядело забавно.

Я, улыбнулся, наклонился, намереваясь подхватить его и спрятать. В тот же момент из неровного строя теней вперед вырвалась фигура, полы черного плаща заколыхались словно крылья огромной манты и в нашу сторону полетел сгусток тьмы, на ходу набирая силу и скорость.

Я видел летящий в меня шар. Видел, как он приближается, но тело мое шло вниз, левая рука сложилась в ковш, готовая схватить выгнувшего спину котенка.

Все. Я не успею. Либо я сейчас прыгаю в сторону и быть может спасусь, но тогда котенок наверняка погибнет, либо я пытаюсь спасти его и погибну сам.

Умирать не хотелось, но прыгнуть в сторону я уже не мог, тело продолжало движение. И котенка спасти я тоже не мог, шар тьмы приближался слишком быстро, а я опускался слишком медленно. Все, на что меня хватило, это закрыть глаза, не глядя подхватить котенка, развернуться спиной, готовясь принять удар сгустка тьмы.

Удара не было. Я сидел скрючившись, низко опустив голову, спрятав котенка от всего, закрыв его со всех сторон, но удара не было. Сердце ударило раз, другой, сгусток давно должен был смести меня, но удара не было.

Я никогда раньше не умирал, быть может, смерть приходит именно так. Быть может, тело просто перестает существовать, а душа остается и продолжает все чувствовать.

Все! Черт! Котенок не просто царапался, он шипел на меня, кусался, рвался прочь. Тонкие, как лезвия, зубы впились в мою ладонь, шершавый язык слизал мою кровь. И я не выдержал, раскрыл ладонь.

Юркая, черная вспышка тут же соскочила на пол и со всех ног рванула прочь, прямо между застывших статуями темных фигур. Они даже не смотрели на него, не пытались остановить, они смотрели на меня. Я чувствовал их взгляды, чувствовал их интерес, но не чувствовал угрозы.

Разве что от одного, того самого, что швырнул в нас с котенком сгусток тьмы. Тот тоже никуда не исчез, он висел в воздухе, подхваченный темный сетью. Я ее не создавал, не желал ее появления, не просил сросшуюся со мной Тьму. И тем не менее сгусток темной энергии висел в воздухе, а в нем бесновалось что-то.

Я чуть придвинулся и в тот же миг десяток собачьих пастей заклацали зубами. Они рвались ко мне, они хотели порвать меня, но добраться до меня не могли, мешал и внешний край сгустка, и сеть, в которую сгусток попал.

Тот, кто запустил в меня шаром с собаками, заколыхался, рванул ко мне, но перед ним выросла еще одна темная фигура. Пятый? Нет, это один с краю перегородил ему дорогу. Однако разозленная тень не обратила на него внимания. Взмах крыльев манты и пытавшаяся преградить путь тень осыпается пеплом.

Ни крика, ни стона, тень просто рассыпалась, опала на пол и слилась с тьмой, притаившейся между камнями.

Интересно, а я могу втянуть его в ту Тьму, что помогает мне сейчас? Хорошо бы было бы узнать его силы. Черт, хорошо было бы узнать кто эти тени вообще!

Додумать мне не позволила быстро приближающаяся, размахивающая крыльями манта. Фигура ее разрослась, стала выше, шире, крылья колыхались сильнее. Я кожей чувствовал страх. Только понять не мог, это мой страх, или это страх, идущий от приближающейся тени. Тьма на мне и во мне спокойна, не дергается, не бежит, она ждет. Я не понимаю, чего именно, но она ждет и это я понимаю.

Из-под крыльев манты вынырнули корявые, похожие на сучковатые палки, руки. В левой появился пистолет. Такой же, каким Крестовский меня тренировал, и какой предпочитал всем другим, не смотря на всю его ненадежность и сложность использования. Он медленно поднимался, нацеливая мне в грудь. Взведен, готов к выстрелу и тень обязательно выстрелит... В меня. Она для того пистолет и достала.

Две застывшие тени пришли в движение. Одна бросилась в глубь пещеры, туда где скрылся котенок, другая к тени, что целилась в меня. Я же стоял и смотрел, как дрожит пистолет в тонких руках потенциального убийцы. Я не пытался ни бороться, ни бежать, и понимал, что плывущая к нам тень не успевает, что бы она не задумала.

Тьма на мне спокойна, она дала мне понять, что все будет хорошо, что все у нее под контролем. Она легонько сдавила мою ладонь, точь-в-точь, как отец тогда на каруселях. Мне тогда было года четыре, и я испугался лошади. Милой в общем-то деревянной лошадки, но мне почему-то было страшно до ужаса. И тогда отец взял меня за руку и легонько сжал ладонь. Он посмотрел мне в глаза, прошептал «Я с тобой!» и улыбнулся.

От воспоминаний стало тепло внутри, улыбка появилась на моем лице.

Тень выстрелила. Я не видел вспышки, не слышал хлопка выстрела. Я лишь почувствовал удар, когда свинцовый шарик входил в мою грудь, чуть выше сердца.

Желтые, круглые как фонари на почтовой карете, глаза смотрели, прямо, не мигая. Тонкий, короткий, словно срезанный нос, подрагивал узкими ноздрями, пытаясь что-то унюхать. Рот то проступал, то снова исчезал в тени капюшона.

Он не старался помочь. Он и убивать меня не спешил. Он ждал. Чего-то ждал. Возможно, того, что я окочурюсь сам, и ему не придется с этим возиться. Но верилось в это слабо, он же все-таки выстрелил. А в том, что это именно мой друг с пистолетом, я не сомневался.