Наши подрывники успели скрыться в лесу. Они не шли, а словно на крыльях летели на базу — возбужденные, довольные итогами операции.　

Так удачно было положено начало новой форме борьбы с врагом — диверсиям на железных дорогах. Некоторое время спустя Афанасий Цагельник снова вышел со своей группой на дорогу. Между станциями Копцевичи и Оголицкая Рудня ими был спущен под откос вражеский эшелон с горючим. Сгорели десятки цистерн. Долго тогда бушевало пламя над болотами Полесья. Цагельник со своими хлопцами на этот раз не сразу ушел с места катастрофы. Он правильно решил, что сюда должны приехать фашисты из ближайшего гарнизона, расположенного на станции Копцевичи. Это подтвердила и встретившаяся партизанам крестьянка из Оголич Ксения Полторан.　

— Тревогу в гарнизоне сыграли, — сказала она подрывникам. — Ждите, скоро подъедут на машинах.　

Подрывники быстро заминировали большим зарядом тола небольшой мост на окраине деревни Оголичи. И первая же машина, мчавшаяся на большой скорости, взлетела на воздух. Все находившиеся в кузове гитлеровцы погибли.　

В штаб нашего соединения все чаще стали поступать донесения о смелых действиях подрывников. Вот донесение командира отряда Михайловского от 7 июля 1942 года:

Командир отряда Николай Храпко 10 июля доложил, что партизаны-подрывники Владимир Широгов, Моисей Фуксон, Никита Храпко под руководством командира взвода Кучугурова произвели диверсию на железной дороге Минск — Бобруйск. В районе станции Мирадино был спущен под откос вражеский эшелон с танками, бронемашинами и горючим. На месте крушения возник большой пожар. Фашистам пришлось много повозиться, прежде чем удалось растащить разбитую боевую технику и освободить пути для движения других эшелонов к фронту.　

Почти ежедневно выходили на железную дорогу подрывники из Старобинского отряда. И они часто возвращались с удачей. 22 июня произвели большое крушение между станциями Лунинец — Лахва: на партизанскую мину наскочил двигавшийся к фронту эшелон противника. Под откос свалились два паровоза, шесть пассажирских вагонов и 19 платформ с бронемашинами и пушками; при этом погибло около двухсот гитлеровцев. 30 июня старобинские партизаны подорвали между станциями Микашевичи — Дедовка бронепоезд, а 3 июля спустили под откос в районе Житковичей еще один эшелон.　

В короткий срок группы подрывников появились во всех отрядах соединения. При штабе была организована специальная служба, которая ведала распределением тола и капсюлей-детонаторов и руководила диверсионно-подрывной работой в отрядах. От нас шли заявки в Центральный Комитет КП(б)Б на новые партии взрывчатки и приспособления для взрыва. И Москва делала все, что могла, чтобы удовлетворить наши просьбы. Взрывы на железных дорогах гремели все сильнее, все чаще летели под откос эшелоны с живой силой и техникой противника.　

Это встревожило гитлеровцев. Они усилили охрану дорог, стали пускать впереди эшелонов платформы с песком, уменьшили скорость движения составов. Но партизаны предприняли свои контрмеры: в отрядах было увеличено число «удочников» — специалистов по проведению направленных взрывов.　

Москва прислала большую партию противотанковых ружей. Мы создали группу подрывников-бронебойщиков, которые подходили к железной дороге на 100–150 метров, выбирали удобную позицию и обстреливали из ПТР вражеские эшелоны. Огонь велся главным образом по паровозам и цистернам с горючим.　

Все шло хорошо. Но вот в первой половине июля в штаб соединения поступило сразу несколько донесений о том, что полученные нами из-за линии фронта мины нажимного действия (ПМС) не всегда срабатывают. Требовалось немедленно выяснить причины. Я с группой партизан отправился на железную дорогу. Утром 22 июля мы подошли к железнодорожному полотну в двух километрах западнее станции Старушки, бесшумно сняли охрану и аккуратно подложили под рельс мину, добавив к ней три килограмма тола и 15 килограммов аммонала.　

— Вот грохнет так грохнет! — говорили партизаны.　

Минут через пятнадцать — двадцать показался вражеский эшелон. Мы на всякий случай отползли подальше в лесок и с замиранием сердца ждем взрыва. Но эшелон промчался мимо. В чем дело? Тут же подползли к заряду, посмотрели, как он себя «чувствует». И докопались до причины. Оказывается, еще задолго до войны на дороге были уложены тяжеловесные рельсы; под немецкими паровозами, которые значительно легче наших, они почти не прогибались. Рельс не нажимал кнопку на мине, и она не срабатывала. Тогда выбрали удобный момент и рядом с первым зарядом поставили вторую мину, действие которой основано на замыкании двух проводков внешней цепи: стоит колесу паровоза прикоснуться к проводам и оголить их, как тут же происходит взрыв.　

И действительно, едва мы сползли с насыпи, как вдали показался состав, направляющийся к фронту на большой скорости. Наш заряд сработал! Взрывом огромной силы паровоз приподняло в воздух, и он слетел под откос. Не уцелело ни одной платформы с техникой. Мы подбежали к месту катастрофы, надеясь прихватить «языка», но в груде обломков не нашли ни одного живого охранника.　

По возвращении в штаб соединения я дал указание подрывникам, чтобы они на железной дороге пользовались минами контактного действия или применяли метод «удочки». После этого случаев отказа мин почти не было.　

Взрывы на дорогах крепко портили нервы фашистскому командованию. Мало того, что при крушениях уничтожалось много солдат и офицеров, военной техники, боеприпасов и горючего, но и нарушался график движения остальных эшелонов; их отправка на фронт иногда задерживалась на несколько суток. Движение поездов ночью было приостановлено. Но и это захватчиков не спасало Количество подорванных эшелонов не уменьшалось, а росло. И тогда немецкое командование пошло на изуверскую меру — стало привлекать для охраны дороги местное население. Каждому населенному пункту выделялся определенный участок. И если на этом участке происходил взрыв, то крестьян расстреливали, а их деревню сжигали. Охранникам из числа населения вменялось в обязанность: если заметят партизан, немедленно передавать об этом по цепочке немецким караулам, которые обычно располагались на станциях, разъездах и в дзотах. Местное население было привлечено также к работам по расчистке придорожной полосы от кустарников и леса.　

Мы задумались: как действовать в такой обстановке? Ведь каждая наша операция могла вызвать дикую расправу озлобленных фашистов над местным населением. Выход помогли найти сами крестьяне. Они говорили партизанам: «Приходите. Не бойтесь — не выдадим». Подрывники днем и ночью смело подходили к полотну, зная, что среди крестьян не найдется предателя, который бы просигналил фашистам. Наши подрывники устанавливали мины, внимательно следя за тем, чтобы неожиданно не появился с какой-нибудь стороны фашистский патруль. Когда мина была установлена, люди просили партизан:　

— Свяжите нас, заткните рот кляпом, оттащите подальше в кусты, чтобы при взрыве не убило.　

Так подрывники и поступали.　

Фашисты вскоре убедились, что надежды на русских «охранников» не оправдались, и выделили для охраны железных дорог дополнительные войска. Это было нам на руку. Пусть фашистский солдат лучше сидит в Копцевичах или Птичи, в Пуховичах или Осиповичах, Смолевичах или Жодино, лишь бы он не появлялся на фронте. Так скорее придет победа!　

Наши отряды наращивали удары по коммуникациям противника. Каждый день мы узнавали имена новых героев. Хорошо действовала, в частности, группа подрывников во главе с Григорием Токуевым. В ее состав входили инженер Федор Малышев, пограничник Владимир Петухов, артиллерист Дмитрий Лукьянович, кавалерист Николай Яковлев и учитель Василий Будович. Каждый из них не уступал в смелости своему командиру, а командир являл собой пример исключительной храбрости и героизма. Однажды подрывники подошли к железной дороге между станциями Оголицкая Рудня и Муляровка. Ночью они заминировали железнодорожное полотно и замаскировались в лесу, ожидая, когда пройдет первый эшелон. Но партизан на этот раз постигла неудача: охрана обнаружила мину и обезвредила ее.