— Я не пойду, не пойду в лес! — Зося попятилась.

— Не зарекайся. Всяко может случиться. Главное — не откликайся, не заговаривай с ними! И в след лесунов не ступай. Под лесуновой ногой земля вниз уходит, мягчеет твердь, как после дождя.

— Я лучше пойду. Спокойной ночи.

— Ты слышишь, если понадобится что — совет или помощь — цвыркуну пошепчи, он мне передаст. И не говори своей, что я приходила. Не говори. Пообещай мне!

— Обещаю! — шепнула Зося, и старуха отступила назад, растворяясь в тумане.

Зося же повернулась к дверям и… проснулась.

В окошко пробивался свет, на кухне гремела посудой бабка Филонида.

Девушка полежала немного, вспоминая детали разговора.

Всё было так реально, так убедительно! И манящий огонь, и сыч-спаситель, и странная незнакомая старуха!

А оказалось всего лишь сном, игрой подсознания.

Осторожно потянувшись, чтобы не потревожить спину, Зося начала одеваться. И лишь тогда обнаружила лежащее рядом с подушкой перо.

Удивительным образом перо помогло Зосе «собраться» — стоило взять его в руки, как в голове сам собой возник четкий план действий.

Зося решила, что сначала позвонит Петьке, чтобы кратко отчитаться о событиях вчерашнего дня, а потом вернётся в посёлок, где сняла комнату в уютном гостевом домике. Нина — симпатичная хозяйка мини-гостиницы — не знала о Зосином походе в Патрикевичи и вполне возможно уже начала волноваться из-за её отсутствия.

Проигнорировав несколько непринятых звонков с неизвестного номера, Зося набрала Петьку, но тот оказался «вне доступа». Более того — он ни вчера, ни сегодня не попытался с ней связаться! Не поинтересовался как она устроилась, не прислал даже коротенькой реакции на её вчерашнюю смс-ку о том, что добралась.

Раздосадованная таким отношением Зося собралась было записать для приятеля возмущенное голосовое, но в комнату заглянула бабка Филонида и позвала завтракать.

— Как тебе спалось, дэвонька? Спина не беспокоит? — бабка налила Зосе молока, нарезала коричневый пропеченный до хруста кругляш хлеба. — Вот, угощайся. Хлеб свежий. И молоко с утренней дойки.

— У вас есть корова? — Зося и сама не знала, почему заговорила об этом. Вчера в бабкином дворе она заметила лишь небольшой сарайчик, рядом с которым толклось несколько кур. Корова точно не поместилась бы в таком.

— Да… у соседки, у соседки корова, — Филонида Паисьевна испытывающе зыркнула на Зосю. — С чего это ты про корову вспомнила-то?

— Да просто. Вы сказали, что молоко с утренней дойки, я и спросила.

— С утренней, свеженькое. Ты пей, давай. И хлебушка покушай.

— Спасибо. — Зося отщипнула от загорелой корочки. — Вы сами испекли?

— Этот-то? Тоже соседка принесла. Мы здесь одной общиной живём, друг дружке помогаем.

— Круто-о-о… — протянула Зося, торопясь сглотнуть слипшийся, отдающий цвелью, комочек. — А я думала, что в деревне кроме вас никого нет.

— Чего это — никого? Полно народу. Полно!

Бабка плеснула в блюдечко молока и стала крошить хлебный ломоть.

— Это для цвыркуна? — Зося кивнула на блюдечко.

— Для него.

— Цвыркун — это же сверчок? Разве сверчки молоко любят?

— Любят — не любят, а выбирать не приходится. Такое у меня в доме правило. Что даю, то и принимает. От молока цвыркун громко сверчит. Слышала, небось, ночью его рулады?

— Кажется… — Зося неопределенно пожала плечами. — Я хорошо спала.

— Так уж и хорошо? — приподняла брови бабка. — И на крылечко не выходила? Я на ночь дверь на крючок закрывала, а гляжу — он откинут.

— Ну, я… я выглянула на минуточку… — Зося слегка растерялась. Она не ожидала, что бабка так легко обнаружит следы её ночного бдения, и чтобы отвлечь внимание, схватила блюдечко с набухшим месивом из хлеба и молока. — Куда его поставить?

— Да я и сама бы справилась. Но, раз взялась — задвинь поглубже под печь. Туда, туда, до самой стеночки… А я пока мазь достану, смажем тебе спину. Так что же — совсем-совсем никого не видала?

— Темно было. И страшно… — пропыхтела Зося, проталкивая блюдечко в темную щель. — Я ненадолго вышла и сразу обратно. Место глухое. Вокруг лес с дикими зверями! Как вы не боитесь?

— Если бы только со зверями… — ухмыльнулась бабка. — Но я уж привыкла. Вся жизнь здесь прошла. Ты иди-ка обратно к столу. Завтрак твой так и нетронутый. Чтобы всё съела! До последней крошечки! Поняла?

Молоко неприятно горчило и было слишком жирным. Хлеб, несмотря на свежесть и хруст, горчил.

И Зосе пришлось соврать, что она не голодна.

— Как так — не голодна? Ты что же — воздухом питаешься? Нам еще в лес идти, так что ешь!

— После вчерашнего нет аппетита, — Зося упрямо поджала губы. — И в лес я тоже не пойду. Мне нужно в поселок. Я в хостеле комнату сняла. Меня, наверное, уже ищут.

— Глупости! Никто тебя не ищет. — отмахнулась от её слов Филонила Паисьевна. — Ты у Нинки что ль комнату сняла? Почему не сказал мне вчера? Я бы забыццё по ветру послала.

— Зачем? — поразилась Зося.

— Да чтобы не волновались зря. Ты у меня в гостях, в безопасности. Чего волноваться-то?

— В какой же безопасности, если у меня сразу дедку отобрали? И в бане чуть кожу не содрали!

— В бане ты сама зевнула. И не возражай! А дзядку твоего вернём! В лесу и вернём. Я научу тебя, как поступить и что сделать!

— Спасибо. Но сначала я всё-таки в посёлок схожу. Хочу принять душ, переодеться.

— Ну, как знаешь. Иди, конечно. Я тебя силком здесь не удерживаю. Молока только выпей и иди. Без него, боюсь, лихоспадная тебя одолеет.

— Лихоспадная? — слово было незнакомо для Зоси.

— Лихоспадная. Вроде трясучки. Мало ли кто навстречу попадётся? Мало ли что подшепнёт? А молочко моё оградит от недоброго навета. Послужит оберегом тебе.

Прихватив кружку, бабка сунула её Зосе под нос, да так неловко, что пролила половину на футболку. И заохала, увидев расползающееся по груди желтоватое жирное пятно.

— Вот я нязграбна (неуклюжа, бел.)! Уж прости, дэвонька, старую. Снимай скорее её, я застираю.

— Не надо… Обойдусь… — расстроенно промямлила Зося. — Я дома… пятновыводителем…

— Снимай, говорю! У меня порошок особенный. Замочу в нём — одежа как новая станет. А тебе пока кофточку дам. В ней и сбегаешь в поселок. Скажешь, что в порядке всё с тобой. И вещи заодно заберешь, от комнаты откажешься. Зачем платить, если у меня бесплатно пожить можно.

Зося послушно стянула футболку и поморщилась, когда о себе напомнила болью пострадавшая спина.

— Сейчас намажу ссадины. Потерпи. — Филонида Паисьевна черпнула лопаточкой из широкой банки что-то пахучее и густое. — Спина уже получше выглядит. А после мази совсем заживет. Мазь у меня особенная, впитывается без остатка. Даже повязка не понадобится.

Успокаивающе бормоча, бабка похлопывала по спине рукой, но Зося больше не чувствовала боли. Только прохладу и лёгкое жжение. А потом прошло и оно.

Похвалив Зосю за терпение, Филонида Паисьевна принесла старомодную кофточку из ситца. И хотя та оказалась на размер больше, чем требовалось, Зося не стала возражать, поблагодарила и за такую.

— Ты дорогу знаешь? Хотя, что это я? — бабка хлопнула себя по лбу и рассмеялась. — Ко мне же пришла, значит знаешь. В поселке долго не задерживайся. Нам еще дзядку твоего возвращать.

— Спасибо, — поблагодарила Зося. — Я быстро вернусь.

Она пообещала это просто так — толком и сама не знала, что станет делать дальше. Сначала собиралась дозвониться до Петьки — обсудить с ним ситуацию, посоветоваться и только потом принимать какое-то решение. В то, что у неё действительно отобрали что-то ценное, дзядку — как называла это бабка, сейчас верилось всё меньше. Зося чувствовала себя вполне бодро, хотя так и не выпила молока и не съела предложенный хлеб.

— Иди, дэвонька. Под ноги гляди, с дороги не сворачивай. Авось и доберешься куда надо! — Филонида Паисьевна проводила Зосю до калитки. — А я ждать стану. Свидимся еще.