— Зр-р-ря-ты-приехала… зр-р-ря… зр-р-ря… зр-р-ря…

Спрыгнув Зосе на спину, заскреблась острыми коготками, и кожа засаднила как от ожога.

Зося заворочалась, пытаясь скинуть юркую птицу, и проснулась.

Ночь была темная, глухая. Истончённый месяц совсем затерялся среди звезд.

Ни звука не доносилось с улицы. Лишь тоненько всхрапывала в соседней комнате бабка Филонида, да, вторя ей, монотонно посвистывал цвыркун.

Зося вдруг подумала, что до сих пор не увидела никого из местных. Когда Филонида Паисьевна вела её к пруду — им не попался навстречу ни один из жителей деревеньки.

Домики выглядели ухоженными и обжитыми, повсюду росли цветы и деревья, но ни в одном дворе почему-то не было ни собак, ни кошек. Да и куры крутились только возле бабкиного заборчика.

Странно всё же, что никто не вышел поглазеть на неё. В деревнях ведь всё по-простому, и народ по большей части любопытный.

Возможно — домики, это чьи-то дачи? И люди приезжают сюда провести выходные и отдохнуть. А постоянно здесь живет лишь бабка Филонида и её сестра.

Где-то она сейчас?

Не рыщет ли поблизости?

А может и нет никакой сестры? И случай в бане подстроила сама Филонида? Специально, чтобы запугать, чтобы оставить у себя!

А она поверила, повелась как глупая овца!

Только зачем Филониде её присутствие? Зачем все эти интриги?

Зося потёрла лоб и вздохнула. В голову лезли совсем уж невероятные мысли.

Наверное, ей всё же лучше поспать.

Повозившись, девушка накрылась с головой, чтобы отгородиться от внешнего мира. Она частенько так поступала в детстве — пряталась в воображаемом домике, а одеяло служило чем-то вроде защитного колпака.

Некстати вспомнив про ночницу, Зося попыталась придумать слова защитной колыбельной, и впервые за всё время не смогла.

Ставший таким привычным навык пропал!

Может это его украла бабкина сестра? Может способность создавать защитные колыбельные — это и есть тот самый таинственный дедка?

Это умение появилось у неё после той полевой практики, и Зося постепенно нашла ему применение. И неплохо на этом зарабатывала.

Запретив себе переживать об этом, Зося задумалась о прожитом дне, попыталась систематизировать впечатления, определить своё отношение к ним.

Привычная картина мира дала широкую трещину, и Зося хотела разобраться в этих изменениях. Одно дело изучать фольклор как архаическое наследие предков, а другое убедиться воочию в существовании его представителей.

Но ведь и её небольшое хобби тоже нельзя было назвать обычным. Страшные колыбельные на заказ — как отреагировали бы нормальные люди на это? Покрутили бы пальцем у виска, усомнились в её дееспособности? Тем не менее у Зоси была своя клиентура, её находили по сарафанному радио, поскольку никакой рекламы она не давала. И вот теперь эта способность оказалась утрачена.

Возможно, всему виной стресс, потрясение от пережитого в бане. И со временем все постепенно наладится?

Зосе очень хотелось в это верить, но в глубине души она понимала, что все гораздо сложнее.

Она так и не написала Петьке. А он, наверное, забросал чат сообщениями. А может даже звонил.

Сотовый лежал на подоконнике, и Зося подошла к окошку, чтобы проверить переписку.

За стеклом расплывалась темнота. Лишь где-то далеко в лесу мерцала яркая точечка, на краткий миг вспыхивая малиново-алым и тут же пригасая.

Почему-то она заинтересовала Зосю, и чем дольше девушка наблюдала за игрой света, тем явственнее становилась картинка, тем чётче проступали мелькавшие на фоне огня призрачные тени.

Какая-то сила поманила Зосю к ним, и, не задумываясь ни о чём, девушка отперла дверь, бесстрашно вышла в тихую настороженную ночь, двинулась по дорожке среди благоухающих сладостью цветов. Перед глазами мерцал и переливался малиново-алый огонь, и нежные голоса пели медленно и протяжно.

Резкий вскрик перебил навязчивую мелодию. Серый комок на заборчике шевельнулся. Мигнули жёлтым круглые глаза.

Это была птица, сова. точнее — маленький домовый сычик.

Встрепенувшись, он полетела прямо на Зосю.

Задев крылом волосы девушки, уронил ей под ноги перо и скрылся под крышей.

Этого оказалось достаточно, чтобы исчез огонь, рассеялись по ветру голоса, и Зося пришла в себя.

Она подняла перо, провела пальцем по мягким нежным волоскам, пытаясь понять, что случилось.

Где-то рядом зацокала другая птаха. У лица прозвенел тоненько комар. И саднящей болью напомнила о себе пострадавшая от веника спина.

Что она делает на улице? Босая, в одной лишь сорочке? Как могла поддаться мороку далекого кострища?..

С улицы во двор наползала седая пелена, несла с собой влажную свежесть. Начавшая подмерзать Зося повернулась, чтобы вернуться в дом, но её неожиданно окликнули.

Старушечий голос осведомился ворчливо — почему она шляется здесь и не спит.

Застигнутая врасплох девушка ласточкой взлетела на крылечко и уже оттуда посмотрела на говорившую.

— С чего бродишь посередь ночи, спрашиваю? — за заборчиком маячила низенькая фигура. — С чего приключалки на голову собираешь?

— Я… просто так вышла… подышать… — соврала Зося, силясь рассмотреть фигуру.

— Подышать… Не углядела ли чего не надобно?

— Огонёк в лесу. — само собой вырвалось у Зоси.

— А кроме огня — ничего не блазнилось?

— Кажется, тени еще были…

Перед Зосиным взором яркой вспышкой мелькнула картинка — большой костёр на поляне, и призрачные девы, танцующие возле него. Иные в рубахах, иные нагишом кружили в опасной близости от огня, ничуть не опасаясь сгореть. А над деревьями маячило что-то длинное, нескладное, остроголовое! Покачивалось в такт безудержной пляске.

— Тени… — у старухи была странная манера повторять услышанное. — Русалки хороводы повели, подходит их время.

— Русалки… — Зосю уже ничто не удивляло.

— Русалки. Ты ближе ко мне подойди, не надо, чтобы наш разговор услышали. Подойди, подойди. Да не бойся, не съем тебя, слишком жестка.

Она зашлась глуховатым смехом, а Зося послушно побрела к заборчику.

— Значит, углядела всё ж таки русалок. То плохо. Теперь ведь блазь не отлипнет. Опять начнёт в лес сманивать. Пока не сгубят тебя — не отстанут.

Зося вздрогнула от зловещего предсказания, и спина тут же откликнулась болью.

— Хорошо вчера попарилась? — понимающе ухмыльнулась старуха.

— Лучше не бывает… — вздохнула Зося и спохватилась. — А вы откуда знаете?

— Оттуда и знаю. Что же — крещёная ты?

— Нет. Не крещеная.

Старуха кивнула — то ли одобряя, то ли с осуждением.

— И молитв не знаю. Только Отче наш. Да и то путаюсь.

— Что не знаешь — не страшно. Толку от них никакого. Не любят здешние крещёных.

— Почему не любят?

— Потому как крест вроде ключа. Перекрестье землю запирает, выход закрывает. А от того злоба копится. А уж от злобы все беды идут.

— Но молитва меня спасла! Вчера, в бане!

— Молитва… Помощь тебя спасла, иначе не стояла бы сейчас рядом со мной. Не надо было тебе приезжать. Но раз вернулась к нам в Патрикевичи — теперь не зевай. Непросто здесь. Всё по-другому. Ну, да ты сама уже поняла.

— Не совсем. Не совсем поняла. Но догадываюсь. У меня хорошая теоретическая база.

— Ишь ты, слова то какие ввернула… — старуха опять засмеялась. — Ну, ничего. Хлебнёшь лишку — проветришь головушку. Иди уже. Ночь тёмная, страшная. Принесёт еще кого из стихийных. Иди, пока Филонида не хватилась. Нечего ей знать про наш разговор.

— А вы не боитесь ночью гулять?

— Я-то? Мне можно. Ты, если снова в лес потянет — на венки там не засматривайся, не расплетай ветвей на березах. Что станут спрашивать — не отвечай. Через плечо не оборачивайся и главное — в след лесунов не угоди. Поняла?

— Нет. — растерялась Зося. — Как я пойму, где этот след? И почему нельзя смотреть на венки? Я и сама сплести хотела, на Троицу.

— Потому. Венки — забава русалочья. И косы на берёзах. Могут и наказать, если влезешь да испортишь. Седьмица русалкина подходит. Злые они теперь, будут лютовать. Хорошо, если днём в хоровод затянут да лоскатуху напустят. А если ночью к ним выйдешь — считай всё, не отпустят. Лютое теперь время! Вишь, уже знак подают, огоньком приманить пытаются. О том и предупреждение моё — не зевай!