— Я париться не люблю. Не переношу жару и духоту.
— Тебе и не придётся. Банька эта по-черному топится. То целая наука. Дело долгое. Тебе с этим не справиться, слишком сложная работа. Да и опасно, можно газов надышаться.
— А что же тогда мне там делать?
— А вот научу. Ты как войдёшь в парилку — поклонись в угол на каменку. А потом, стукоток, бряканье, кашель — значит получила согласие, лазная дала добро. Тогда ложись на лавку спиной кверху и жди.
Лазная, ясное дело, тоже баньку не растопит. Но выйдет к тебе непременно, чтобы веником отхлестать.
— Что-то мне не по себе! Боюсь, что не справлюсь… И не хочу, чтобы меня хлестали! — от бабкиных наставлений у Зоси всё перепуталось в голове да горло сжималось от страха.
— Должна справиться. Я бы с тобой пошла, но нельзя. Такие вещи один на один совершаются. Справишься, ничего в том мудреного нету. — Филонида Паисьевна успокаивающе похлопала Зосю по плечу. — Ты мыло, что дам, на полок положи. Это треба для лазной. А веник у лавки оставь, на видном месте. И главное — на лазную не смотри! Чтобы тебе не примерещилось — знай лежи, поняла?
— К-кажется, да.
— Как станет лазная веничком хлестать — терпи, проси только, чтоб пошибче била.
— А может, обойдемся без веника?
— Не получится обойтись. Да ты в одеже будешь, не развалишься, перетерпишь. Вот лазная тебя веником побьёт, все косточки руками расправит — тогда благодари. А уж потом вопрос задавай. Подскажи, мол, банная бабушка, как мне дзядкин след вернуть, как у ведзьмы своё выманить?
— А если она не скажет?
— Должна сказать. На прямой вопрос — будет прямой ответ. Для тебя может и непонятный. Ты только запомни его слово в слово, я после растолкую.
Зосе всё меньше и меньше хотелось в баньку — от мысли, что ей придётся общаться со сверхъестественной сущностью немели пальцы и холодела спина. Зося знала великое множество быличек и историй про жуткие «шалости» банных духов. Что если лазная бабушка тоже решит над ней «подшутить»?
Вдвоем с Филонидой Паисьевной ей было бы не так страшно. Но бабка объяснила, что станет сторожить снаружи — чтобы никто чужой не залез. Под чужими она подразумевала вовсе не людей, а праздношатающихся вокруг деревни нечистиков.
Вид крошечной просевшей в землю баньки окончательно испортил Зосино настроение. Она было заикнулась о том, чтобы всё отменить, но под строгим бабкиным взглядом стушевалась и не решилась ей перечить.
— Ты всё запомнила? Наука несложная.
— Всё. Кажется всё. — упавшим голосом отозвалась Зося.
— Вот, веник возьми. И мыло. — бабка вручила девушке туго увязанный пучок дубовых веток и тряпочку с хвойным мылом внутри.
Подтолкнув покосившуюся дверь, жестом показала — иди.
Стены запущенного помещения сплошь покрывал закопченный нагар. Маленькое окошко почти не пропускало дневной свет, и от этого в парилке было темновато. В углу рядом с дверью лежало несколько камней. У стены за камнями был пристроен лежак для парения. Лавка, про которую говорила бабка Филонида, располагалась напротив.
Доски пола и раньше прилегали друг к другу неплотно, и вода свободно просачивалась сквозь них. Теперь же они разошлись еще сильнее, и приходилось наступать осторожно, чтобы ноги не угодили в щели.
Пробираясь к лавке, Зося неловко оступилась, и, едва не упав, упустила из рук и веник, и мыло в тряпочке. Веник немедленно застрял в одной из щелей, мыло же провалилось между досками. Чертыхнувшись, Зося поняла, что не сможет его найти и решила, что обойдётся и так.
Вытаскивая веник, она поцарапала руки, перепачкалась сажей и паутиной. Разозлившись на себя за то, что послушалась бабку, с размаху плюхнулась на лавку, забыв поклониться и спросить разрешения попариться.
Время шло, но лазная не подавала сигнала, в баньке стояла тишина.
А потом вдруг под лавкой негромко зашлёпало и из-под неё выбралась толстая бородавчатая жаба. Повернувшись к Зосе, жаба уставилась на неё круглыми жёлтыми глазами и вдруг принялась расти! Сначала сделалась размером с кошку, потом — с крупную собаку, а потом и вовсе раздалась по сторонам, уперевшись спиной в потолок парилки.
Распахнув рот, жаба мигнула — раз, еще раз, будто подавала сигнал. И пребывающая в оцепенении Зося с ужасом поняла, что её приглашают залезть внутрь!
Таким способом в быличках описывалось посвящение в колдуны и ведьмы. Вместо жабы могло появиться любое другое животное, но правило было одинаковое — требовалось залезть к животному в пасть и выбраться с другой стороны. Зося всегда считала прочитанное преувеличением, вымыслом, возможно постановочным специальным обрядом, имитирующим прохождение человека через желудок животного с целью излечения или преодоления собственных страхов. И теперь, уставившись на клубящуюся черноту в жабьей пасти, не могла поверить, что всё происходит наяву и всерьёз!
Зосе живо вспомнились и страшные рассказы про девушек, утащенных нечистью под каменку, и байки о лютующем баннике и злой обдерихе, сдирающей кожу с живых людей, и истории о ведьмах, творящих в банях запретные, противные человеческой природе обряды.
Осев на полу грузным кулем, жаба терпеливо ждала, но никакие сокровища мира не смогли бы сподвигнуть Зосю нырнуть в темную пахнущую тиной глубину её пасти.
Бочком, в обход жабы, девушка медленно двинулась к дверям, но на самом порожке чья-то волосатая лапа настигла её, схватила за щиколотку и дёрнула назад.
От камней раздалось шипение, лицо опалило жаром.
Зосю повалили на лавку, прижали голову к грязной вонючей поверхности, задрали футболку и яростно принялись нахлёстывать веником по обнажённой спине.
Липкий удушливый пар растекся по комнате, в горле будто заскреблись чьи-то когти. Дыхание сбилось, сердце взвилось — Зося замычала, закашлялась, забормотала сквозь взявшиеся коростой губы «Отче наш».
И всё пропало. Схлынуло наваждение. Веник отлетел к камням.
А Зосю подхватили чьи-то мягкие руки да поволокли из бани прочь.
Она смогла заговорить только через время, когда полностью исчез из груди тяжёлый давящий комок. Всхлипывая и трясясь, поведала бабке, что произошло в парилке.
Филонида Паисьевна не стала ругаться и сетовать. Поддерживая Зосю за плечи, молча повела её обратно к своему дому. Посадив на стул рядом с печкой, захлопотала над иссеченной спиной, помазала чем-то прохладным и лёгким, положила поверх пропитанную травяным настоем марлю, велела сидеть и не дёргаться.
— Ваша лазная меня едва не убила! — Зосю еще немного потряхивало от пережитого кошмара.
— А кто виноват, что всё сикось-накось пошло? Ты сама всё испортила! В баньку не попросилась, поклон не положила, подарок как следует не поднесла, да еще и нечистого помянула! Вот тебе и преподали урок!
— А зачем лазная лягушкой прикинулась?
— Откуда же мне знать. Ты правильно сделала, что в нутро к ней не полезла. Мало ли что там могло ожидать.
Филонида Паисьевна подала Зосе воды и ложку с коричневым порошком.
— Выпей ка. Это от чар.
— От чар?
— Защита. Чтобы Авигея в голову не проникла пока спать будешь.
— А из чего порошок?
— Перетёртые семена мака и толченый корешок дягиля. Пей, не сомневайся — средство надёжное.
Зося послушно выпила предложенное снадобье. Оно подействовало удивительно быстро: неприятные воспоминания о пережитом отступили, её потянуло прилечь.
— Сейчас постелю тебе, только повязку сменю. — бабка Филонида погладила девушку по голове. — Ох ты, заблудшая душа… Ничего, ничего. Справишься с тяготой, вернёшь утерянного дзядку. Оклемаешься малость, и в лес тебя поведу, там станем искать ответы.
— А нельзя как-то иначе их найти? — Зося зевнула в ладошку. — Не выходя из дома?
— Иначе — нельзя. Но да ничего. Ты теперь практикой наученная, так что справишься.
Несмотря на выпитое снадобье бабы Филониды, Зося спала очень плохо. В вязкой тревожной дрёме чудилась ей жаба из бани, хватала за ногу, тащила к себе в рот. Зося отбивалась, но руки вязли в мягкой как тесто туше, от сладковатого приторного запаха гнили кружилась голова. Неожиданно на голову жабы слетела курнеля, прищёлкнула клювом и продекламировала трескуче:
