Ян Мережковский не отрицал своего знакомства ни с кем из четверки, а когда зашел разговор об удостоверении, которое он продал Васильеву, тоже не отпирался. Казалось, он даже был рад излить свою беду Рите Яковлевне.
— Посудите сами. Что мне было делать? Я попал в ужасное положение. Мои приятели, Богданов и Миркин, попросили на один день достать им тридцать тысяч.
— Они что, дачу решили купить?
— Я не интересовался. Я отдал все, что у меня было, занял у одного знакомого десять тысяч, у другого — четырнадцать тысяч. Мне люди доверяли и дали эти деньги. А на другой день выяснилось, что Богданова и Миркина обманули и они не могут вернуть мне деньги. Я чуть с ума не сошел. Такой позор, как людям в глаза глядеть! Готов был на все, лишь бы отдать долги. Я честный человек.
— В чем же состоял обман?
— Это потом они объяснили. Один человек предложил им купить у него бланки водительских удостоверений, а другой человек интересовался этими бумагами. Но после того, как они купили эти бланки, отдав сорок две тысячи, тот, что хотел их взять, представляете, исчез. И мы, чтоб вернуть деньги, стали сами продавать бланки. Что же было делать-то? Выхода не было...
— И почем же покупали они эти бланки?
— По триста рублей.
— А вы продавали?
— Тоже по триста. Как же иначе?
— Много продали?
— Мало. Совсем нет спроса. Дева Мария! Если б знать, что бывают такие жулики! А может, вы их найдете?
— Постараемся, — усмехнулась Рита Яковлевна.
— И тогда можно будет получить с них деньги? — спросил Мережковский.
— Ну, не будем так далеко заглядывать.
Анатолий Богданов и Аркадий Миркин категорически отрицали, что имели какое-либо отношение к бланкам водительских удостоверений и талонов предупреждений. Богданов, в частности, отрицал факт продажи бланков Поплавскому, утверждая, что тот обознался. Миркин кричал, что вообще не понимает, что от него хотят. Он холостяк и дает иногда ключи приятелям. И Курику давал, а что уж Курик делал в его квартире — он понятия не имеет. Полагал, что тот встречался с любовницей, так как к себе домой Курик привести не может: живет с престарелыми родителями.
Надо заметить, что при обыске в квартирах у Миркина и Богданова ничего компрометирующего их обнаружено не было, все хранилось у Мережковского. У него нашли 47 бланков водительских удостоверений, 973 талона предупреждений, круглую металлическую печать, на которой было выгравировано «Регистрационно-экзаменационное отделение № 1 Министерства внутренних дел Латвийской ССР. Госавтоинспекция», штамп со словами «Латвийская ССР» и литеры букв и цифр.
После длительного обыска у Хуцишвили Скрастиньш, очень усталый, вернулся в прокуратуру, зашел в маленький кабинет Риты Яковлевны и положил перед ней пачку бумаг — опись имущества Вахтанга:
— Тут целый магазин. Больше трехсот предметов, не считая сигарет и косметики.
— Любопытно, — заметила Рита Яковлевна и начала читать: — «Сигареты — 430 пачек производства США и Англии; вельветовые брюки для детей — 35 штук; 10 мужских пальто из натуральной кожи; 32 скатерти производства Японии; 21 блузка; 23 платья производства Англии, Австрии, США, Китая... сумки, сапоги, часы, серебряные цепочки, браслеты...» — она покачала головой.— Просто купец. Интересно, они сообща это скупали и перепродавали?
— В деле с бланками Хуцишвили строит из себя этакого бескорыстного друга...
— Ну, уж вряд ли он бескорыстен, если даже сигаретами спекулирует. Не для себя же он столько их закупил.
— Он, кстати, не курит, — усмехнулся Скрастиньш. — Вы еще вот здесь посмотрите, это уже валютные операции — доллары, марки, золотые рубли царской чеканки, чеки «Внешпосылторга»...
— Размах! А деньги у него были?
— Больше тридцати тысяч.
На следующем допросе Скрастиньш спросил Курика:
— Расскажите подробно, как и где вы купили машину «Жигули».
— Видите ли, — после некоторого молчания заговорил Курик. — Я собирался купить машину, даже записался на очередь, но тут мне предложили купить с рук...
— Покупка оформлена через комиссионный магазин?
— Нет.
— А как же?
— Ну, просто так.
— Государственная цена машины семь тысяч четыреста. Сколько вы заплатили?
— Столько и заплатил.
— А где же вы взяли такую сумму? Получаете вы не так уж много. Или, может быть, эти бланки давали вам какой-то доход?
— Нет-нет. Я же сказал, что совершенно бескорыстно помогал приятелям и к бланкам не имею ни малейшего отношения.
— Так сколько же вы заплатили за машину?
— Несколько меньше...
— А кто вам продал?
— Тут я виноват. Я польстился на дешевку. Подошел какой-то человек, предложил машину...
— Где он подошел к вам?
— Ну, возле работы... У меня же автохозяйство, там все время крутятся люди, имеющие отношение к машинам. Я и польстился, очень уж хотелось иметь «Жигули».
— А почему этот человек подошел именно к вам?
— Откуда я знаю! Может быть, потому, что я много раз говорил, что мечтаю о машине. Ну и думал, наверное: раз директор, то и деньги есть.
— Так сколько же вы заплатили?
— Две тысячи.
— Две тысячи! А вы не подумали, что никто не станет машину, за которую заплачено семь с лишним тысяч, продавать за две!
— Мало ли какие бывают обстоятельства...
— А номер? А технический паспорт?
— Тоже случайно...
— Почему у машины московский номер?
— Так получилось...
— Машина, которую вы приобрели, украдена во дворе дома на улице Дзелзавас и принадлежит гражданину Ожешко. Номера мотора и шасси вы даже не потрудились перебить. И у нас есть все основания подозревать, что это вы украли машину.
— Нет, нет! Что вы говорите! Я понимал, конечно, что с этой машиной дело темное, но я купил ее. Уверяю!
Через некоторое время Курик рассказал, что с приятелем Адольфом Каздыньшем гостил в Москве у его знакомого Кострова. Как-то Костров признался, что хочет купить ворованную машину, потому что это обойдется недорого, и попросил Каздыньша устроить сделку. А номерной знак и технический паспорт он имеет возможность достать.
— И тогда я, — продолжал Курик, — подумал: почему бы и мне не купить такую машину?
— А вам не пришла в голову мысль отговорить приятелей от подобных занятий?
Курик не ответил на вопрос.
— А потом, — сказал он, — Адольф позвонил мне: машина есть, нужно приехать к бульвару Дзегужкалне и взять с собой две тысячи. Там он отдал мне ключи от машины, а я ему — деньги. Сначала я поставил машину к приятелю в гараж, перекрасил, а когда Костров устроил номер и паспорт, стал на ней ездить.
— А что вы сказали хозяину гаража?
— Ничего. Он не знал. Старую машину он продал, а новую еще не купил, гаражом не пользовался и не наведывался туда, так как гараж далеко от дома.
— Богданов и Миркин отрицают свое участие в покупке и продаже бланков, — сказал Скрастиньш Мережковскому.
— Отрицают? — возмутился тот. — Втоптали человека в грязь и еще отрицают! Мерзавцы! Очную ставку! Давайте очную ставку! Впутали меня, обобрали и еще отрицают. Дева Мария! Это что же творится на свете? Куда девалась порядочность у людей?
Скрастиньш про себя посмеивался, видя, как негодует и взывает к справедливости этот жулик.
— Очную ставку мы устроим. А пока ответьте мне на такой вопрос. У вас в доме обнаружено 47 бланков прав и 973 талона. И если Богданов и Миркин первые покупали по триста рублей, а вторые по пятьдесят, то они должны были отдать не сорок две тысячи, а больше. Простая арифметика.
— А почему вы решили, что отдано сорок две тысячи?
— Ваши же показания.
— Я, наверное, ошибся.
— Посчитаем...
— Да нет, не стоит. Видите ли, были еще расходы. Заказывали печать.
— Кому?
— Фима нашел гравера. Пятьсот рублей отдали. Вахтанг договаривался в типографии — это тоже обошлось в тысячу рублей.