Утром следователь Агафонов допрашивал касимовского товароведа Байкову. Крупная, щекастая женщина держалась настороженно, на вопросы отвечала уклончиво, пытаясь поскорее понять, что угрожает именно ей, найти такую линию поведения, чтобы и следователя «не рассердить», и самой выкрутиться.

— В декабре прошлого года вы получили венгерский гарнитур «Чардаш» стоимостью девять тысяч сорок рублей...

— Не помню сейчас, полгода прошло.

— Три месяца, — уточнил следователь. — Но дело не в этом. Вспоминать не надо: вот документы, подтверждающие, что этот гарнитур двенадцатого декабря с базы Росхозторга отправлен в Касимовский горторг через товароведа Байкову. Вы продолжаете утверждать, что не получали его?

Байкова сразу изменила тактику:

— А, вспомнила! Получала. Совсем забыла, а вот теперь вспомнила. Волнуюсь очень.

— Вы пустили его в продажу?

— А как же! Сразу же и продала. Такая вещь не задержится.

— Что ж, это легко проверить, — согласился следователь. — Мы так и сделаем.

Похоже, Байковой эта проверка — кость в горле. Знает она, что это такое. Начнут с ерунды, вроде «Чардаша», будь он неладен, а потом...

— Не продавала я его. И не получала.

— Не понимаю вас. Вот же документы, и сами вы только что признали факт получения гарнитура с базы.

«Простой он на вид, этот следователь, а не поймешь его. Держи ухо востро, Байкова, не то пропадешь. Ну его, Бельского! Его, по всему видать, крепко зацепили, не сорвется».

И Байкова стала давать показания.

Да, все верно: по документам гарнитур ушел в Касимов, а на деле она получила вместо него деньги от Бельского. Девять тысяч сорок рублей.

— А что я плохого сделала? Конец квартала был, конец года. План немножко недотягивали, а людям-то премию хочется. Бельский говорит: бери деньгами, какая тебе разница, даже удобнее. Говорит: пока отправим, пока получишь, пока в сеть пустишь — год-то и кончится. Бери, говорит, не сомневайся, такой, говорит, мой совет и распоряжение. Ну и взяла. Не себе же в карман, государству.

Так, с «Чардашем» все. С Байковой, понял следователь, предстоит большой разговор. Но это потом.

Капитану Говорову было поручено разыскать директора столовой, на которого ссылался Бельский. Несомненно, Бельский лгал, говоря о готовящейся против него провокации, рассуждал Говоров. Но, как человек далеко не глупый, он должен был понимать, что убедительной лжи на голом месте не построить — нужно обязательно привязаться к какому-нибудь действительному факту. Значит, вполне возможно, что директор столовой существует — это первое; что недавно у него проводилась ревизия — второе; и третье — это должен быть человек, близкий к Бельскому.

Начали с того, что выявили столовые, где на днях проводились ревизии. Их оказалось шесть. Немного сложнее было определить, кто из шести директоров знаком с Бельским, но это тоже сделали быстро. Двое. Один из них в отпуске уже третью неделю.

Говоров прямо из столовой позвонил следователю.

— Николай Николаевич, вышли мои ребята на директора столовой. Доставлять?

Директор столовой Широкова оказалась молодой симпатичной женщиной. Она была в меру встревоженна, но это понятно.

Следователь Агафонов заметно изменил манеру допроса. Доброжелательный, корректный, тактичный, он не словами, а всем поведением и тщательными формулировками вопросов давал понять, что видит в Широковой не противника, а союзника, нуждается в ее помощи, рассчитывает на нее.

Женщина постепенно успокоилась и начала толково отвечать на вопросы.

Да, у нее была недавно ревизия. Нет, все в порядке. Да что вы, никакого разговора о Бельском, о готовящейся против него провокации она не слышала.

— А вот Бельский уверяет, что работники ОБХСС решили спровоцировать его на взятку и схватить с поличным и что именно вы сообщили ему об этом, предупредили, так сказать.

По лицу женщины пробежала какая-то тень, глаза ее на секунду потускнели, как от сильной боли.

— Не может быть, — прошептала она. — Бельский не способен на такую низость.

Следователь показал ей нужное место в протоколе допроса Бельского и наблюдал за ее реакцией. «А ведь она, кажется, немного неравнодушна к Бельскому», — подумал он.

Широкова попросила разрешения закурить и долго молчала. Агафонов не торопил ее.

— Знаете, — медленно начала она, — а ведь был у нас такой разговор. Не точно такой, но похожий. Кто-то из наших общих знакомых пожаловался мне, что Бельский «устроил» ему дефицитную стенку и потребовал за это пятьсот рублей. Я сначала не придала этому значения, не поверила, а потом, когда снова услышала о подобных случаях, встревожилась и сказала об этих разговорах Бельскому.

— И что же он ответил? Возразил?

— Посмеялся, пожаловался, что у него много врагов. Ведь всем не угодишь, на всех знакомых мебели не хватит, вот и приходится кому-то отказывать, наживая недругов.

— Вы поверили ему?

— Хотелось верить... Но все-таки посоветовала, чтобы он...

— Был осторожнее? — подсказал следователь.

— Что вы! Я сказала: если он действительно занимается такими делами, то рано или поздно это плохо кончится. Он опять засмеялся и уверил меня, что как честный человек может спать совершенно спокойно... Это что — правда?

— Не могу пока ничего сказать вам. Вина его еще не доказана.

Агафонов покривил душой. Просто он пожалел эту женщину. Исходя из собранных доказательств, заявление Бельского о провокации полностью опровергалось и вина его в получении взятки была доказана.

Вечером следователь предъявил Бельскому постановление прокурора об аресте.

— Это, конечно, только начало? — усмехнулся Бельский, узнав, что он арестован. — Пошел для меня пятый период?

— Что? — переспросил следователь. — Какой период?

— Это так, к делу не относится. Теперь начнете выворачивать мою жизнь наизнанку и, как у вас говорится, тома по делу Бельского станут пухнуть и множиться.

— Послушайте, гражданин Бельский, первоначальные следственные действия убедительно показывают, что вы систематически торговали дефицитными товарами непосредственно с базы. Принято решение проверить всю вашу, так сказать, деятельность. В ваших интересах помочь следствию...

— ...Быстрее установить истину. Чистосердечно раскаяться в содеянном и рассчитывать на снисхождение суда?

— А что, вас не устраивает такая перспектива?

Бельский усмехнулся.

— Не устраивает.

— Почему же?

— Вы умный человек, Николай Николаевич, ваша работа, как пишут в газетах, требует отточенного логического мышления, а такой простой вещи понять не можете. Во-первых, все, до чего вы докопаетесь, — ваш актив, но мой пассив. Чем меньше вы узнаете, тем меньше мне сидеть. И наоборот, естественно. Ну, а сколько бы мне скинули в случае добровольного признания? То-то. Счет не в мою пользу.

— А во-вторых?

— Я не большой знаток законов, но и мне известно, что время, которое я буду находиться под следствием, зачтется, да еще с каким-то коэффициентом, при отбытии срока наказания, верно? Так что с богом, Николай Николаевич, работайте, а я буду вам мешать. Насколько это, конечно, возможно в моем положении.

— Я вижу, Бельский, вы еще не совсем понимаете, что с вами случилось и что вас ждет. Подумайте. Не о следствии, не о суде, не о наказании. Подумайте о вашей прошлой жизни. Сейчас для этого самое время.

По делу Бельского была назначена документальная ревизия. Параллельно с этим произведена выемка квитанций в трансагентстве на уплату денег за доставку мебели; изъяты документы, из которых следовало, что мебель отпускалась с базы раньше, чем отписывалась в магазины; допрошены водители автомашин и грузчики. Казалось бы, по крайней мере с этим все ясно. Но следователь не торопился «переворачивать страницу». Первые результаты ревизии показали, что «работал» Бельский с масштабом, широко и размашисто. На то количество мебели, которая ушла с базы не в магазины, а прямо в гостиные, холлы и спальни его друзей, знакомых и просто случайных людей, требовалась не одна автоколонна. Значит, были «левые» машины, значит, нужно их искать.