— По августу, господин Оскарис, — напомнила барышня с улыбкой. — Вам ее никак не поймать ни нынче, ни на обратной дороге.

Картограф чуть не хлопнул себя по лбу и, более не медля, начал дегустацию.

Рауль нашел, что теперь настанет его очередь дивиться произведениям домашней винокурни. Вечер в чайной и вишня на ухе контр-адмирала все еще являлись ему в дурных снах, так что теперь экспериментов с хмелем он не проводил — хотя это не помешало иметь славу прямо противоположную.

Спасаясь бегством, он скромно отпросился у надзорщицы пройтись по саду, чтобы «припасть к корням беспечной юности».

Препоны ему не чинили, и он вышел из беседки в ореоле печальной тайны. Нерина краешком взора следила за ним, но матушка склонилась к ней, без жалости раскрыв загадку этой тяги к одиночеству:

— Не советую, дорогая. Хорош, не спорю, только мне уже шепнули — до огненных напитков сильно падок. Партия не очень.

Нерина ощутила даже несколько обиды, будто Рауль уже пускал ей пыль в глаза, но оказался вдруг обманщиком. Однако, внешне этой перемены воспитанная барышня не выдала.

— Бедный мальчик, — вздохнула она по-взрослому и категорически лишила его спину своего внимания.

«Бедный мальчик» желал бы укрыться в тени, но северная ночь ее почти не знала. За калиновым рядом стоял пар и гомон — там с помощниками хлопотала повариха. Рауль не стал туда приближаться, найдя куда более приятной прогулку в сторону маленького круглого пруда, но и там не обрел он покоя. С маленькой лодочной пристани в воду свесилась сетка, полная бутылей. В Арсисе мало уважали охлаждающие чары — тут проще подобрать их у природы и поставить себе на службу, как издревле умеет делать человек. Один из лакеев споро вытянул сетку наверх, выбрал очередную гордость госпожи надзорщицы и, на ходу зубами выдирая пробку, понесся в беседку мимо гостя.

Что бы ни говорил картограф о романтике Арсиса, Раулю она мало была суждена. Лакей, несущийся навстречу, нелепо заскользил на глинистой тропе и вздернул руку. Конечно, пробка была уже вынута, и горлышко бутыли щедро выплеснуло на Рауля клюквенный вулкан. Отвратительно запахло сладким спиртом.

Растерянный прислужник с пробокою в зубах застыл, не зная, как и извиняться, но Рауль только махнул рукой и быстрым шагом удалился в глубину сиреневой аллеи.

Превосходно! Он точно назовется главным чудаком в команде. Как ни пытайся быть любезным, для кого-то будешь чрезмерно скучен, для кого-то — странен, для кого-то — ненадежен из-за страсти до хмеля. Чарами Рауль убрал расползшиеся пятна, но с запахом поделать ничего не смог.

Теперь его слава окрепнет — не снимать же мундир! С ужина без дозволения начальства тоже не укрыться. Чуть не взвыв от досады, маг двинулся по берегу пруда.

Форму он проветривал прогулкой долго, и успех не впечатлил, даже когда в беседке стали понемногу ощущать финал приема.

Надзорщик был готов и дальше без пощады занимать гостей, но капитан взял на себя отвагу распрощаться первым.

Сославшись на долгий путь и скорые трудности, он стал раскланиваться сам и отпустил команду. Рауль явился обозначиться начальству, надеясь, что в череде поклонов и пожатий близ беседки не очень привлечет к себе внимания.

— Разрешите идти, господин капитан? — вытянулся он, ужасно ощущая, что так и не вполне проветрил этот спиртный дух.

Бердинг тоже разобрал благоухание — сузил серые глаза в презрении.

— Однако, лейтенант Дийенис! На ногах стоите?

Рауль сглотнул и поднял подбородок — с рыжим морским волком они были вровень.

— Стою, господин капитан.

Он постарался говорить негромко, но отметил, что мало кто не наблюдал их в этот миг. Хмельная слабость лейтенанта Рауля Дийениса если еще и была для кого-то тайной, то нынче точно перестала. Хозяйка с младшей дочерью косились осудительно, но снисходительная жалость старшей резанула неприятнее всего.

— Вольно, лейтенант, — бросил Бердинг и обернулся к остальным. — До построения в полдень — свободны.

Команда исполнительно рассыпалась по сторонам — чаяния от этой весенней и восхитительной ночи у каждого были различны.

Рауль побрел по улицам, родным и изменившимся одновременно. Солнце упрямо висло над заливом, но в городе подспудно ощущалась ночь — он был безлюден и спал, занавешенный где бархатом портер, а где плащами и дырявой ветошью.

Маг выполнил свой долг и не покинул раньше времени прием надзорщика. Теперь он до утра принадлежит себе, и, наконец, имеет право на иную встречу, одна минута которой была важнее всего бестолкового дня.

Сколько лет он не встречался с матушкой? Неужто в самом деле — все двенадцать? Писал, к стыду, тоже не часто. Намеренно не стал предупреждать ее о нынешнем приезде, и предвкушал ее чуть сонный лик, потом три лужи слез, а после — «Самовару, Лили! Живо!».

Это «живо» он представил так легко, что сам им вдохновился и ускорил шаг. Дом вдовы Дийенис приютился на левом берегу, недалеко от крепости. Рауль ступил на Дивинский мост, и вдруг, шальной от разворошенной памяти, метнулся к перилам. Свесился вниз, всмотрелся в неспешный поток, уходящий в море — здесь он мальчишкой нырял сотни раз, доставая ракушки и просто дурачась. Если город и рос, то в этом месте не менялось ничего, даже чугунную ограду вряд ли красили за годы, а уж река такой останется навек! Маг заглянул в нее последний раз, хотел толкнуться от перил обратно и продолжить путь, но в эту дивную секунду его сапог хлестнула чародейская петля. Невидимая, она сдавила щиколотку, беспощадно дернула наверх — Рауль только взмахнул руками над оградкой и сорвался вниз, в ледяные потоки Дивины.

Гостеприимство севера не ведало пощады.

Порт Арсис, 14 мая, ночь на вторник

«Утону — вконец опозорюсь!»

Кажется, это была первая мысль, охватившая Рауля, когда перила оказались позади, а ноги — в воздухе.

Дивинский мост — корабельный, на высоких каменистых берегах — отмерил вольному полету полторы секунды. Этой протяженности довольно магу-навигатору, чтобы вклиниться в воду уже с невидимым шлемом вокруг головы.

Река ударила по телу холодом, но в горло не проникла, а значит, можно было контролировать и тело, и рассудок. Вытянувшись под подой, Рауль продолжил свой негаданный нырок — дно знал и глубины хватало — потом начаровал в крови тепла и проскользнул под своды длинного моста. Лишь там он развернул себя к поверхности, проплыл до первого пролета и вынырнул у каменной опоры, толстой и широкой, как стена. Маг поплавком завис у ее сколькой мшистой глади, неразличимый с ближних берегов.

«Что это было?» — пронзила уже здравая, вторая мысль.

Кошеля с него снять не попытались — да и не носил такого — стало быть, не грабитель. Спутали с кем-то? Навигаторы в мундирах здесь теперь не так уж часты — новый военный порт находится чуть далее на запад, у отодвинутой границы. Подшутили? Рауль полагал, что склонность к иронии в нем развита слабо, но как будто этот ход не очень-то смешон.

Хотели утопить?

Мага из морского корпуса — рассчитывать похоронить в воде, когда высота полета позволяет выпрямиться, а дно давно расчищено под судоходство? Вздор. Приличный навигатор выплывет без риска, даже в сапогах.

«Если только он трезв, — оглушила догадка. — Кто-то подумал иначе!»

Рауль не взял сегодня в рот ни капли, все чародейские навыки были при нем и подчинялись без усилий — но другой маг, дернувший его петлей за ногу, этого не ведал. Четверть часа назад очень многие сочли лейтенанта Дийениса едва стоящим на своих двоих. Кто-то нашел это время удачным — легко утопить недотепу в студеной Дивине, куда он во хмелю мог пасть и сам, припомнив юные забавы.

И в этом случае — злодей сегодня восседал с ним за одним столом. О, дивная душевность посиделок!

Семья надзорщика как будто не имела слуха к магии, значит — «свои», из команды. Все пятеро слыхали про ракушки, все чуяли благоухание за метр от него. Четверо из них всерьез владели магией. Впрочем, «лучший из снабженцев Ладии» тоже мог припасти артефакт, управлявший петлей.