— За складами у парусодельни кто-то шарил.

«С другой стороны, иногда я ошибаюсь и удачно».

— Со шхуны кто-то? — привычно-радостно прорвался деловитый тон. — Не с мануфактуры трудник?

— Не, нарядный больно, — сморщился Тедька. — И не со шхуны — его никогда не видал. Волоса черные, нос как слива, на носу очки.

Такого среди мореходов Нерина не помнила. Единственный, кто там носил очки, был блондин-картограф, но во всем прочем описание довольно отличало подозрительную личность от щеголеватого мага.

— Он железки искал, ругался, — продолжал доклад ловец. — Потом унялся — и ложку там оставил.

— Ложку?

— Ложку. Серебровую, какой все благородные хлебают суп. Он ее прямо в стену и воткнул, промеж дощечек. Золой засыпал, штобы не видал никто. Я выждал, пока он ушел, и хотел ее вам сковырнуть, да не вышло. Должно, он ее там замагичил.

«Однако!»

Нерина впала в думу. Летопись обещала получиться не хуже морского романа, а если ей удастся еще раз лейтенанту подсобить, хотя и с «серебровой» ложкой…

— Пойдемте, барышня? — искусил ее ловец. — Сама поглядите.

Нерина-книжница попробовала спорить, что ей пора садиться за перо и сочинять пролог, но барышня-фельдмаршал уже застегивала полковой мундир.

«Парусодельня» располагалась углом на две улицы, являя им свое парадное лицо — дюжину высоких окон и резных наличников с якорями. Ставить стекла на оборотную сторону было уже расточительно, оттого весь внутренний угол здания был слеп и глух — всякому разумному понятно, что для свалки лучше места не найти. Горы шлака из печей, битая глиняная тара и обрезки полотна, негодные женам на юбки, работники несли сюда, справедливо полагая: не вывезет хозяин — так само сгниет.

От входа в левом крыле провожали телегу. Управляющий три раза переспрашивал возницу, точно ли тот запомнил имя шхуны, куда отвозит стопку парусов, тот клялся и в конце концов был с миром пущен. Управляющий глядел ему вслед еще минуту, кажется, не слишком доверяя, но покачал головой и укрылся внутри.

Улица затихла — три мануфактуры прятали работников до вечера, а для прогулок место было мало поэтичным, ибо за этим кварталом начинался великий пустырь. Когда-то оживет и он — уже задумана постройка семейных рабочих казарм за парусным корпусом, но пока это благое дело ограничилось большим привозом досок. Они лежали повсеместно, защищенные слабыми чарами от ворья и непогоды, и именно одну из этих груд Нерине требовалось по совету Тедьки обойти, чтобы пробраться к знаменитой сорной куче во внутреннем углу. Обходить полагалось по рытвинам и грязи.

— С чистой стороны никак нельзя? — с надеждой уточнила барышня.

— Там ишшо хлешше, — довольно докладывал Тедька, уже миновавший преграду. — Тут только канава останется, а там перед конюшнями ходить, да и заметят.

«Приключения так приключения, — смирилась Нерина, прикинув, через что пришлось бы ей идти перед конюшнями. — Певец подобной экспедиции и сам обязан пережить немало трудностей.»

Успокоив себя, что грязь подмерзла с ночи и не вдруг прилипнет к каблучкам, она примеривалась к первому шажку — а то и в самом деле набегут свидетели. Однако, припоздала.

— Нерина Стефановна?

Барышня обернулась, глупо придерживая юбку за бока. По улице летел светловолосый молодец в штатском синем камзоле с серебряным шитьем.

— Господин Оскарис! — сглотнула она и улыбнулась жалко.

— Дивное место для встречи! — картограф оживленно приближался, ничуть не выказывая занятости и желания идти своей дорогой. — Интересуетесь мануфактурным производством?

Нерина отпустила юбку, вдохом вернула себе чинный вид и сложила руки под накидкой. Воздух прогреваться не желал, ладони мерзли и в перчатках.

— Люблю Арсис во всякой его грани, — сказала она. — Жаль, никак не возведут жилье для трудников. Надеялась увидеть здесь подвижки. Придется у приятельницы, дочери владельца, расспросить — не чинят ли им в управе города каких препятствий.

— Преклоняюсь перед вашим добрым сердцем, — картограф действительно склонился к ее руке и не спешил ее обратно выпускать. — В благой устроенности вашей жизни вы не забываете радеть и о других.

Нерина предпочла бы скрыть свое радение, в особенности там, где оно близко касалось свалки. К досаде, расточительный на похвалы Оскарис не очень-то спешил. Тедька позади нее пыхтел, но догадался не выказывать знакомства. Картограф зыркнул на него, и по шагам Нерина угадала — отрок скрылся. Торчать без повода при беседе благородных — наказуемая дерзость.

— По мере сил стараюсь, — она скромно потянула руку на себя, но без успеха.

— Лично обозреваете каждую малую стройку, не боитесь ножки утомить, — восторгался Оскарис. Холодное солнце блестело на стеклах очков, придавая молодцу задора.

Однако, его оды были нынче не ко времени.

— Всего-то доски обойти, — сказала она, ища повод расстаться.

Ручка ее оставалась в плену.

— Еще канаву не страшитесь перепрыгивать, — подчеркнул картограф ее самоотверженный осмотр.

Нерина заготовила ответ, но вдруг запнулась.

— А почему вы знаете, что там канава?

Ручка снова дернулась, чтобы упрятаться под плащ, но пальцы морехода сжались только крепче.

— Разве… это вы ее там спрятали? — доспросила она.

— Кого, леди Нерина? — еще улыбался Оскарис.

— Ту важную синюю шестеренку, — речь Нерины замедлялась и стихала. — Которую я отдала лейтенанту Дийенису…

Оскарис вскинул бровь и миг молчал, потом вздохнул картинно.

— Что вы за умница, леди Нерина! Какое счастье вы могли составить кому-нибудь из наших навигаторов… Мне правда несколько неловко — и очень, очень жаль.

Магический поток забил Нерине рот, и тело перестало подчиняться.

«Какой певец погибает…» — бледно качнулась она.

Порт Арсис, 24 мая, пятница

Рауль умолк — в его уме звенели стеклышки мозаики, один к одному составляя понятный узор.

Кто разносил все сплетни, разделяющие офицеров? Балагур-картограф!

Кто нахваливал Рауля больше всех, доводя гордеца-Мартьена до бешенства и провоцируя дуэль? Приятель-Оскарис, открытая душа!

Кто болтался по Арсису так подчеркнуто, что не тянуло даже проследить за его приключениями? Ловелас-Валентин!

Кто еще в первую ночь был замечен у парусной мануфактуры, где мальчишки потом и нашли усилитель? Герой, спаситель отроков!

Кто довольно понимал устройство шхуны, чтобы знать слабости по инженерной части? Все он же, «отличник морского корпуса», пусть и по геодезической специальности!

Ему даже «отложенную искру» чаровать было проще других — глаза уже защищены очками, удел черепахи ему не грозил.

Он тысячу раз ходил по краю, но никто не хотел видеть злодея в острослове. Оскарис позволил себе даже в самые очи рассказывать Нерине, что Барритская империя щедро заплатила бы тому, кто саботирует начало экспедиции! По-видимому, сговор его с барритами состоялся давно.

— Мы ослепли раньше черепахи, — прошептал Рауль.

Капитан не склонен был к любого рода самобичеваниям.

— Он здесь?

Рауль припомнил час, когда исследовал штурвал, разыскивая «искру» — Оскарис в этот миг махнул ему рукой.

— Сошел на берег.

— Говорил, куда?

Пришлось покачать головою: «мне — нет».

Бердинг шагнул к выходу с таким знакомым мужеством, что навигатор спешной магией открыл перед начальством дверь — иначе она все-таки утратила бы связь с петлями.

Беззвучно растворенная каюта еще более насторожила всех, кто оказался от нее в опасной близости. Ирдис почуял это затылком и обернулся от сходней, забыв свои дела в порту. Алваро и Мартьен поглядели от мачты, при которой грелись чем-то из двух кружек (зная лекаря, Рауль предположил имбирный чай). На мостике за головую капитана стоял колеблемый ветрами иеромонах. Кот Авось запрыгнул в свернутые тросы. Пятеро матросов отступили, кто куда успел.