Алваро кивнул и поднял очи.

— Обязательно, — сказал он. — обязательно продолжу. Без меня сын скоро будет вынужден вернуться в родную северную глушь — не допущу, ибо его это погубит. Жена давно почила в вечности, а больше у меня нет никого.

Он с оживлением залез в карман, выловил там медальон на цепочке и обернул к обеим дамам:

— Здесь ему шестнадцать! С тех пор он несколько еще подрос, но этот портрет мне дорог тем, что писан был еще женою.

Нерино вежливо смотрела на худое лицо подростка, а замечала, как обтерта манжета у лекарской формы. Невольно подняла глаза — на поясе ряд медных пуговиц слегка топорщился, словно бы скроенный на мужа покруглее. Сукно было хорошее, когда-то — наивысшей пробы, но то ли не хватало больше средств сменить мундир, то ли он вовсе шит был на другого, а перекуплен позже с рук. Нерина прежде не задумывалась, что молодецкий облик требует от воина не только выправки и чести.

Лужен тоже взглянул на медальон.

— Помню его таким! И ты не вешай нос — еще потешишь внуков! — Лужен продолжал сулить уверенно, точно сам был своей жизни хозяин. Такую манеру держаться Нерина одобряла куда больше — за то они с сестрой и восхищались отчаянным авантюристом-капитаном. В молодости он наверняка немало походил на тех, о ком писали в ее книгах.

— Я, брат, тебе завидую, — добавил капитан, упрочив барышнино лестное воззрение. — Меня море часто зовет, да в Приказе уже списали. «С мундиром и пенсией», конечно, но что мне с них! Хоть мало бы магию слышал — авось, нашли бы применения старику, а так…

Он дернул изувеченным плечом, иллюстрируя причину небрежения к себе флотоводцев Морского приказа.

— Нечему завидовать, — Алваро снова увел взгляд, рассматривая гобелены Эммы, но и со стен его встречали надоевшая вода и паруса. — Не в том я нахожу свое призвание.

От двери снова появилась Ийя — полная торжественной гордости, она проплыла мимо гостей в столовую, неся перед носом огромное блюдо. Благородные рты тотчас исполнились довольно прозаической слюны — длинный пирог в форме рыбы с румяными кружочками-чешуйками манил бы и сытого, а уж раззадоренные сыром посетители и вовсе слаженно свернули шеи за кухаркой, боясь вдохнуть горячий дух дрожжей слишком приметно.

— Прошу, — с улыбкой встала Эмма. — Вы убедитесь, что прождали не напрасно.

Гости живо поднялись, кто снова поведя плечом, кто поправляя кружево на платье.

Все-таки, раб человек своему желудку: улов простородной кухарки вдруг показался господам куда весомее того, что удалось поймать в беседе им самим.

Порт Арсис, 18 мая, суббота

В бытность навигатором «Фортуны» Рауль уже встречал такое: на речной прогулке секретарь валицианского посла упал, едва отведав кваса.

К большому облегчению ладийских дипломатов, виною был не яд, а незнакомая напасть — таинственная «аллергия». Что уж не смог переварить в ладийском квасе организм южанина — Бог весть, но его патрон, посол Валиции, оказался дивно сведущ в облегчении такой беды.

«Травить у них — рутина будняя, так что их маги с детства тренируются лечить», — пояснил капитан «Фортуны», пока они следили с мостика за этим врачеванием. Посол растянул страдальца на палубе ровно и молниеносными чарами стал разгонять ему кровь. Цепкий до знаний, Рауль невольно примечал движения его магических потоков.

Когда Мартьен упал со стула, первый навигатор сейчас же вспомнил эту сцену. Обернулся и нашел вокруг себя лишь три растерянных лица. Без судового лекаря он, кажется, единственный догадывался, что здесь можно делать.

«Аукнется мне эта предприимчивость», — предрек обреченно, уже отшвыривая стулья не то чарами, не то руками.

К Мартьену подступился осторожней — повернул с правого бока на спину и убедился, что сердце его бьется. В него-то Рауль и направил поток, разгоняя едва слышный ритм. Посол на «Фортуне» проделывал что-то и с венами, но лезть туда своим неумелым воздействием маг-мореход не решился. Сердце Мартьена встретило вялым «Туук. Туук…»

— Уверены? — тихо спросил капитан, не прерывая, впрочем, действий навигатора.

Рауль честно качнул головой, но никто другой не изъявил желания вместо него взять этот риск. Чары его струились ровно и решительно, как при воздействии на механизмы шхуны.

Туук. Тук. Тук.

«Не ты меня сдернул с моста», — пришла запоздалая мысль.

Атака на мосту, поломка усилителей — не личная месть Раулю, а попытка не пустить «Императрицу» в море. Преступник хладнокровно ждет удобных случаев и не жалеет никого — второй навигатор тоже простерся почти бездыханным.

«Уже доказал невиновность, — беззвучно подтолкнул его Рауль. — Довольно спать, ты рвался утереть мне в схватке нос!»

«Тук. Тук. Тук-тук», — с неохотой разгонялась мышца, но грудь не поднималась, и воздух в легкие не шел.

Кто его так? Взирает ли он и теперь среди прочих со лживым сочувствием?

— Подымайся! — зло и сквозь зубы прошептал Рауль, как будто затылком ощущая чей-то насмешливо-жестокий взгляд.

Команда рядом дрогнула от этой тихой вспышки. Капитан положил руку на его плечо, придерживая жестко, готовый, если нужно, оттащить ретивого целителя от жертвы. Рауль неосознанно сбросил ее и ниже наклонился над лежащим. Колени больно уперлись в грубо оструганный пол.

За спины своих подступили и прочие гости добропорядочной чайной, разволновался половой, но все с почтением оставили Рауля, такого умного, справляться самого. Маг не жалел своей силы.

«Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.» — поддалось ему сердце больного.

Дрогнув, лежащий напрягся и сипло вдохнул — кровь, наконец, побежала быстрее, разгоняя отеки на горле.

Рауль сглотнул — слава Богу, его неопытное лекарство беднягу не добило! Чары продолжали гнать сердечный ритм. Краем напряженного сознания маг уловил, как пухлый половой поймал своего сына и отправил «вихрем чтоб!» за городским целителем.

Через бесконечность, уложившуюся в полминуты, Мартьен вздохнул еще раз и открыл глаза. Встретившись с нависшим над ним первым навигатором, он вскинул руку, ухватив того за ворот, но тут же отпустил — по-видимому, жест был больше рефлекторным. Лишь после этого Рауль додумался, что пострадавшему нужно ослабить мундир. Мартьен отбросил его руку и, едва справляясь с дрожью в пальцах, расстегнулся сам под взглядами всех любопытных в чайной.

Руаль рискнул отпустить свой поток и устало сел, найдя спиной опору — ножку массивного стола. Мартьен осмотрелся со своей невыгодной позиции.

Второй навигатор всегда полагал, что его слабость — аллергия на пчелиный мед. Это вскрылось однажды, когда по августу ему, четырехлетнему, мать вручила медовый пряник, а потом три дня рыдала у постели и благодарила Бога, что уездный лекарь еще вовремя поспел. С тех пор он сторонился меда и тем закрыл, как полагал, единственную беззащитную пяту.

На деле он имел еще одну — не знающее меры честолюбие.

Мигель Мартьен, черноусый молодой офицер, гордость родителей и любимец вздорной, но богатой бабки, не мог себе позволить ошибаться. Он был отмечен грамотой при выпуске из корпуса, всегда одобрен капитаном прежней шхуны, гладко одет и блестяще выбрит — бесспорно, эдакому молодцу дорога в адмиралы! Впрочем, ему уже тридцать, а в мирное время продвижения можно прождать еще годами — и оттого Мартьен сам попросился в экспедицию. Успех сулил участникам награды, а главным лицам — повышение (возможно, даже через ранг!). Он в нетерпении заканчивал свою речную службу и половиной сердца был уже в пути, когда по осени на представлении команды Бердинг мимоходом сообщил, что лейтенант Мартьен, образцовый и умелый навигатор, зачислен вторым.

И кто взят первым! Белобрысый мальчишка! Открывшаяся тяга того к хмелю добила гордого Мартьена, но подарила шанс подвинуть наглеца.

Теперь надежда рода лежал на половицах провинциальной чайной, при зрителях сраженный первой слабостью — но по-настоящему он задыхался от мучительно прищемленной второй.