— То, что вы придумали, милый брат — это самоубийство и не сработает. Хоть ваша решимость рискнуть жизнью ради друга — похвальна, даже у безрассудства должны быть пределы. Зная, как в том кошмаре умер Азат, ваш товарищ, вы всё равно готовы бросить вызов сущности, что выше разумения и понимания. То, что гнетёт и грозит поглотить сего юношу… — девушка неторопливо обмакнула указательный палец в блюдце с ягодным джемом, попробовала его на вкус, а затем ткнула в грудь Айра:

— Не какой-то жалкий злой дух, не лишённый тела пришелец с изнанки и даже не низший из демонов. Это древнее чудовище, пришедшее из места, что породил сон человеческого разума.

— Сэра, ты… — удивлённо начал говорить Ланн, но девушка его сразу же перебила, продолжая что-то чертить на могучей груди гвардейца:

— Сейчас нет времени. А после я всё равно ничего и не вспомню, потому и в словах нет смысла. Внимайте же! Помочь можно. Подобное изгоняется только подобным. И на нашу удачу в лесах Дикой Чащи спит столь же древняя и могучая сила. Мы призовём её на сей бой, а ты, дорогой “брат”, станешь проводником. Но знайте! Времени у вас будет лишь час. Сущность Чащи непостоянна, как сама страсть, непокорна и не терпит законов. Но именно в полдень она безусловно блага и поможет. Но если задержитесь — её непостоянство может выйти нам боком. Всё ясно? Тогда рубаху снимай и изволь лечь рядом!

Ясно было ровным счётом нихрена. Айр понял только, что младшенькая Грейсер предложила выбить клин клином, но по её безапелляционному выражению лица было совершенно понятно, что объяснять что-то более подробно она вряд ли станет. А значит, выбора было ровно два: либо сверкая пятками попытаться бежать, отдавшись на милость проклятия, что превращало его в кровожадного монстра. Либо смириться, доверившись девушке, даже более таинственной, чем её старший брат. Такой вот выбор без выбора, как в пошлой солдатской шутке про два стула. Ланн рассудил так же, оголив ужасающие шрамы на торсе, но медлил.

— Есть ещё один парень, поражённый тем же проклятием, мы можем его тоже… — нерешительно попытался он задать вопрос.

— Нет, — качнулись пепельного цвета волосы, а глубокие, серые глаза девушки потускнели от чужой боли, — нет, всегда приходится выбирать. А это не тот риск, на который можно пойти дважды. Сей друг для тебя важен — так думай же пока лишь о нём и борись!

Ланн молча кивнул, обошёл кровать и лёг рядом, коснувшись Айра плечом. Сэра закончила рисовать липкий след на поражённой плоти гвардейца и направилась к своему брату, негромко и собранно объясняя, с интонациями учителя, проводящего давно выученный наизусть и успевший надоесть урок:

— После того как я закончу, вы погрузитесь в подобие сна. Айр, это будет отражение твоего Эго, и ты будешь властен там над некоторыми из законов, но без нужды не рискуй менять себя слишком сильно. Знай главное: в этом пространстве ты будешь бессмертен, какие бы страшные раны ты ни получил — коли не иссякнет твоё желание сражаться, ты не падёшь. Посему защищай Ланна — он там рискует не только жизнью, но и душой.

— Сэра, а чем рискуешь ты? — спросил Ланнард, взволнованно вглядываясь в непроницаемые, глубокие глаза девушки.

— Ничем. В моих силах пока лишь вас проводить в путь и молиться судьбе, ожидая возвращения. Но в этот раз… всё точно получится. А сейчас — спите!

***

Звенели цепи. Оковы протянулись над жаркой бездной, способной расплавить даже камень. Её жар возносился вверх, к бесконечному переплетению сотен и тысяч сверкающих звеньев, каждое из которых было десятки метров в обхвате. Их переплетения на немыслимой высоте закрывали от яростного жара весь мир, принимая его на себя. Но нерушимый металл даже не нагревался, лишь мелодичный звон от ударяющихся друг о друга цепей заполнял собой это место. Восходящие потоки воздуха делали всю эту конструкцию очень шаткой, а бесконечно долгое падение вниз грозило неминуемой смертью. Откуда шёл жар, было не видно, лишь блеск алых углей иногда проглядывал сквозь густой, потусторонний мрак. Глубочайший котёл скованных грёз и пылающей ненависти не могли пронзить лучи далёкого солнца.

Жарко было, словно в печи. Айр собственной шкурой чувствовал испепеляющий сухой жар, от которого кожа начала пузыриться и плавиться. Каждый вдох был невыносимым страданием, раскалённый воздух опалял легкие. Его глазные яблоки ссохлись и впали внутрь черепа, но он всё равно видел. Собственные обожжённые руки и чёрную фигуру вдали. Он заметил этот силуэт, и боль сразу перестала сводить с ума. Она не исчезла, всё так же ощущалась по всему телу, просто внутренние приоритеты сместились. Он чувствовал, что сгорает от собственной ненависти, но тот силуэт — был здесь лишним. Айр закричал и потянулся к нему, разом преодолев сотни метров пространства, но наткнулся лишь на холодную, нерушимую стену высокомерного отрицания.

Один быстрый жест нечестивого фантома — и его скрутило и разорвало, забросав окрестные цепи кусками живой, агонизирующей плоти, тем не менее способной воспринимать, чувствовать, осознавать. Но вторженцу не было до Айра никакого дела — он просто отмахнулся от владельца тела, словно от назойливого насекомого. На его матово-чёрной, обсидиановой шкуре мерцали и переливались далёкие звёзды, а фиолетовые, горящие глаза раздражённо метались, что-то пытаясь найти в переплетении внутренних запретов гвардейца.

«Боль. Страдание. Унижение. Бессилие. Слабость. Я через всё это прошёл, всё выпил сполна. Но эта высокомерная мразь даже меня не замечает. Не знаю, из какой бездны выползла эта тварь, но она — настоящий, истинный аристократ!» — апофеозом ненависти взвыл внутренний голос, и пламя глубин ринулось вверх, заставляя цепи трястись в унисон.

— Под пологом сна все мысли реальны. Вспомни себя на прошлой заре. Тело и разум верни себе те, что были тогда, бренное оставь в забытом и потерянном прошлом! — мысль обрела голос, что слился в заклятие, подслушанное у ларийца. Теперь Айр понимал его смысл, за мгновение собрав себя воедино и сделав шаг по направлению к супостату.

Аметистовые зрачки лишь на мгновение скучающе сфокусировались на наглом и жалком смертном. Не защищённом никакими высшими силами, но дерзнувшем воспротивиться Его Воле. Он был жалок, нелеп и совершенно бессилен. Хохот, тёмный и нечестивый, полоснул по разуму Айра просоленными волокнами розг. А затем прогремел голос, исполненный крушащей зубы уверенности:

— Ты здесь, шлюха. Я чувствую. Неужели ты решилась покинуть домен и действовать напрямую? Напрасно. В этот раз твои пешки ещё слабее, чем прежние. Я открою им истину мира! А затем наконец мы снова встретимся. Ты проведёшь со мной целую вечность, до завершения этого цикла, точно так же, как в первый раз.

Это были даже не слова, а воплощённые тёмные, низменные желания, обретшие их форму. Унизительные, пахнущие чужими страданиями, похотью и насилием. Всем тем, что гвардеец так ненавидел. Его вспышка слилась с горячей адской баней снаружи.

— Эй, уёбок. Ты с кем разговариваешь? Я с тобой ещё не закончил, — прохрипел Айр и крепко сжал кулак правой руки.

Ему не раз приходилось останавливать злобу в зародыше. Обычную, человеческую, но разрывающую изнутри. Чтобы не натворить дел и банально остаться в живых. Он хорошо знал, как душить ненависть. Свою или чужую — неважно. Лязгнула сталь, и нерушимые оковы самоконтроля обвились вокруг обсидианового гиганта. Тот рванулся, стремясь их сбросить, но то, что ковал гвардеец с самого детства, смогло выдержать немыслимую силу на долю мгновений. Достаточно для того, чтобы гигантским прыжком в сотню метров Айр сблизился с чёрно-звёздной рожей и от всей души отвесил в холёную, высокомерную харю могучий удар кулаком.