Айр усмехнулся — он никак не мог привыкнуть к своему новому статусу и тому, насколько иначе на него начали смотреть люди, рядом с которыми он недавно сражался плечом к плечу. Товарищи-гвардейцы сейчас косились со смесью зависти и опасений — похоже, они застали тот самый неловкий момент, когда он отрывал голову Скитальцу. А во взгляде Вигмара Брасса было еще больше раздражения, вперемешку с обидой, будто Айр нанес ему личное оскорбление тем, что тоже подчинил себе Волю.

Но сильнее всего в последнее время изменился Белый Барон. Еще с самой Чащи он был переполнен энергией, весело жужжал и везде успевал, словно напившийся кровью комар. А его белозубая улыбка и вовсе вгоняла в ступор людей, успевших с ним прежде познакомиться. Пока Ланнард о чем-то беседовал с нежданно пришедшим им на подмогу сэром Филишем, бывший десятник Айра по имени Грузд даже подозрительно поинтересовался у недавнего подчиненного, чем барон занимался в лесу и не находил ли там подозрительного вида грибочки с магическими свойствами, запрещенными во всем королевстве. Пришлось оправдываться и убеждать наставника, что никаких грибов они в глаза не видали, а Ланн и без них сам по себе немного пришибленный и волшебный.

Белый Барон в это время шумно восторгался решимостью, интуицией и прозорливостью своей младшей сестры, которая сообщила коменданту, что они нуждаются в помощи. На осторожные попытки Брасса Старшего поинтересоваться, откуда девочке было известно даже точное место встречи, он лишь пожал плечами, апеллируя к Богине-Матери или Деве. Айр уже устал его подозревать в самых ужасных грехах, тем более что поведение странного аристократа однозначно указывало на то, что опасения тщетны. Так что он решил напрямую распросить товарища, как только представится случай.

Хороший момент выдался ближе к утру, когда они достигли наполовину разобранной деревни у основания холма, на котором возвышался форт Равен. Похоже, солдаты потихоньку растаскивали дома крестьян по бревнышку, готовя надолбы и волчьи ямы, а кроме того, увеличивая расстояние убойной полосы, которую свежевателям придется преодолеть без укрытий до первой стены.

Но сейчас, в предутренней тишине, работа стояла, а эта тоскливая деревня стала временным пристанищем их отряда. Брасс Старший попросил тертых десятников гвардии поговорить по душам с будущими рекрутами и выяснить, кто в чем замазан и какие имеет планы на будущее. Похоже, господин комендант был полон сомнений как в лояльности, так и в пригодности, и решил перестраховаться, прежде чем тащить разбойников в крепость. Шейл Крестник увел Вигмара вверх по склону холма — бастард, истощенный долгой дорогой, едва переставлял ноги. Айр же решил задержаться и за всем проследить.

Здесь было уже сравнительно безопасно, но женщин и детей расположили во все еще целой и крепкой таверне, позади которой Ланн обнаружил справную баню и полную дровницу. Там его Айр и нашел — в одной рубахе на голое тело, закатав рукава, покрытый ужасающими шрамами, барон, словно обычный крестьянин, с задорным гэканьем обрушивал колун на сучковатые бревна.

Задумку товарища гвардеец понял мгновенно и горячо одобрил. В крепости места под баню, к сожалению, не нашлось, так что мыться предполагалось в бадье — ну, это в случае благородных. Обычные солдаты довольствовались обтиранием мокрым полотенцем или ведром воды из колодца, вылитым на похмельную голову.

Вскоре работа уже спорилась в два топора, а на сухой треск дерева подтянулись гвардейцы и успевшие пройти проверку бандиты. К счастью, бивший из холма источник еще не был засыпан, так что из него коромыслами начерпали воду, доверху наполнив объемные бочки. Жаль, но эта банька тоже пойдет под снос в скором времени — прежде чем сюда пожалуют свежеватели. Так что, не сговариваясь, люди решили ее протопить, как в последний раз, а обнаруженное в подвале трактира дешевое и чуть забродившее пиво стало в этом отличным подспорьем.

На коловшего дрова барона, конечно, косились. Не только потому, что аристократ, выполняющий работу простолюдина, был зрелищем столь же редким, как говорящий енот. Дело было в его яркой внешности. По мере того, как росла горка порубленных бревен, они, исходя паром, разделись по пояс. И если Айр был сложен, как молодой бог, пришедший из мифов о Воине, то Ланнард на его фоне казался злым, уродливым карликом.

Макушкой он достигал рослому гвардейцу лишь до середины груди, покрытое жутким наслоением шрамов тело было жилистым, сухим и напоминало свежевателей. Грудь ссохлась, сквозь обтягивающую бледную кожу были видны острые ребра и переплетения мускулов, а впалый живот, узкие плечи и широкие бедра лишь усиливали эффект зловещей долины, который создавал облик Ланнарда. Он напоминал труп, неделю пролежавший на солнцепеке. Только лицо было безмятежным и даже прекрасным.

На взгляды окружающих барон внимания не обращал, размеренно работая топором и вкладывая в каждый взмах тяжелого инструмента капельку Воли, отчего даже самые несговорчивые, сучковатые брусья лопались на куски. Изящество движений, присущее длительной практике, указывало на то, что эти действия Ланнарду далеко не в новинку. Айр обладал отличной памятью и любил структурировать все полученные знания, что не раз его выручало как в мирной жизни, так и в бою. Но чем больше он узнавал о своем спутнике, тем больше противоречий замечал.

Малыш занялся растопкой, а когда, морщась и чихая от дыма, вернулся под синее небо, на лужайку уже вытащили три длинных дощатых стола, на которых громоздилось все съедобное, оставленное в окрестных домах. Ушлые люди не церемонились, а гвардейцы припонов им не чинили — все понимали, что через полторы-две недели здесь уже будет орда тварей Лангарда. Айр с товарищем закончили рубку дров, вскоре грянули глубокие деревянные кружки с мутным и вонючим содержимым бочонков. Прижимистый Борислав предпочел их не тащить с собой, а просто прикопал в подвале до лучших времен.

Сначала, как полагается, выпили за павших — молча и стоя. Затем закусили, и пошел разговор: кто сколько тварей убил и какой повидал чертовщины. Гвардейцы от разбойников не отставали — за последние четыре дня десяток Кулака тоже без дела не сидел и отбил от свежевателей пару разведчиков, проверяющих, где находятся основные силы врага. Обошлось без потерь, но сеча получилась кровавой — Грузд там даже заполучил еще один шрам, стрела по касательной рассекла дубленую шкуру старика на левой щеке. Все было так же, как и всегда, за одним, но важным и непривычным исключением.

Когда слово взял Айр, гомон голосов разом замолк, даже усатый дядька-десятник заметно напрягся и едва не взял под козырек. Они видели в бою его пламя Воли, а потому въевшийся за века в подкорку инстинкт твердил им, что зеленоглазый здоровяк с соломенными волосами теперь — аристократ. Малыш тоже стал значительно осторожнее в общении — как бы разбойник ни кичился тем, что ему на благородных плевать, опасность в людях он чуял отлично и от служивого ею сейчас просто воняло.

Так что даже хвалиться своими подвигами Айру уже не хотелось. Не было шутливых подколов и дружеских оскорблений, пьяных призывов сойтись раз на раз в кулачном бою или борьбе на руках. Все просто почтительно кивали, принимая за данность, какую бы чушь Айр ни сочинил. Все же, оставаясь своим, он уже стал чужим для этих простых и очень даже обычных парней. И это было на удивление паршиво.

Ланнард пить отказался. Разумеется, никто настаивать не стал — таким напитком барона можно было лишь оскорбить. С таинственной полуулыбкой, витая в своих мыслях, он молчал весь разговор, чтобы не мешать окружающим. Он “своим” никогда не был, а потому и не чувствовал себя таким же потерянным, как его зеленоглазый друг. Лану нечего было терять. Но пару часов спустя, когда солнышко уже спешило к зениту, вспомнив о ликующем ощущении единства и счастья, что он недавно испытал в Чаще, Белого Барона дернуло подняться из-за стола и предложить: