Муран резко вдохнул, его глаза распахнулись.

— Чёрт! — он попытался сесть, но Елисей удержал его.

— Не двигайся, дурак, или швы разойдутся!

Муран уставился на меня.

— Ты... ты разбудил что-то там, внизу.

Тишина повисла в воздухе, густая и неудобная.

Радослава медленно перевела взгляд на меня.

— Что он имеет в виду, Зоран?

Я сжал кристалл в кулаке.

— Думаю, нам всем стоит поговорить. Но сначала... — я посмотрел на Мурана, — сначала дайте ему прийти в себя.

Где-то за стенами лагеря ветер завыл, как голодный зверь. И мне показалось, что в этом звуке было что-то новое…

Тяжелый запах тушеной похлебки витал в воздухе, смешиваясь с дымом очага. Радослава разливала еду по мискам, ее движения были точными, почти механическими. Взгляд — остекленевшим. Она не спрашивала больше о кристалле, но каждый раз, проходя мимо, бросала на него быстрые, украдкой взгляды.

Мужчины молча ели, перебрасываясь редкими фразами. Горислав чинил сломанный стул, Светозар подпирал дверь новой балкой. Даже Елисей, обычно такой разговорчивый, сегодня лишь копошился у постели Мурана, меняя повязки.

Тишина.

Не та, что приходит с покоем, а та, что висит перед бурей.

Я сидел в кресле у камина, перекатывая кристалл между пальцами. В свете огня он временами вспыхивал тусклыми бликами, словно подмигивая мне.

Как добыть еще?

Шахты обрушены. Источник мертв. Но кристаллы работали в моих руках. Почему?

— Завтра, — мой голос гулко разнесся по комнате, заставив нескольких человек вздрогнуть, — мы ищем выживших. Затем — укрепляем стены.

Никто не возразил. Даже не поднял глаз. Лишь кивки, короткие, как удары топора.

В их взглядах читался страх.

Не перед тенями. Не перед князем.

Передо мной.

Я сжал кристалл в кулаке, ощущая, как его грани впиваются в кожу.

Князь не станет ждать. Он уже знает, что я жив. Знает, что Темница разрушена. И теперь... теперь он сделает следующий шаг.

Пришлет войска? Магов? Или нечто похуже?

Кристалл вдруг стал теплее.

Я разжал пальцы — на его поверхности проступил слабый узор, напоминающий руну. Ранее его не было.

— Интересно... — прошептал я.

За окном ветер внезапно стих. Слишком резко. Слишком... неестественно.

Муран, лежавший на подушках, приподнялся на локте:

— Ты слышал?

Я нахмурился.

— Что?

— Тишину.

И правда — ни сверчков, ни шороха листьев. Даже огонь в камине горел беззвучно.

Я медленно поднялся, подойдя к окну. Туман.

Густой, молочно-белый, он стелился по улицам, уже почти достигнув нашего дома.

Туман окутал город плотным молочным покрывалом, глуша все звуки. Мы стояли у окон, вцепившись в оружие, всматриваясь в белесую пелену. Но ничего не шевелилось, не подавало признаков жизни. Только тишина — тяжелая и давящая.

— Может, они ушли? — прошептал Светозар, не опуская лука.

— Или затаились, — ответила Радослава. Ее пальцы нервно перебирали край платья.

Прошло еще полчаса, но туман не рассеивался, и никакие тени не показывались.

— Надо отдыхать, — наконец сказал я. — Кто-то останется на дежурстве, остальные — спать.

Люди зашевелились, устало кивая. Радослава увела Елисея и Светозара в дальнюю комнату, где уже лежал Муран. Скоро в доме остались только я и Горислав.

Мы сидели у камина, где тлели последние угли. Горислав чистил свой нож, время от времени поглядывая на меня.

— Ты не похож на них, — внезапно произнес Горислав, его низкий голос разрезал тишину, словно нож.

Я медленно поднял бровь, ощущая, как холодный ветер с улицы пробирается под плащ. В его словах была не просто констатация факта — в них звучало что-то вроде… уважения?

— На кого?

— На людей князя. – Горислав скрестил руки на груди, его темные глаза сверкнули в свете дымного факела. — Я с самого рождения живу в этом городе. Всю свою жизнь провел тут. Застал и хорошие времена, и плохие, и самые тяжелые.

Его голос дрогнул на последних словах, будто за каждым из них стояли годы боли, голода, потерь. Я молчал, давая ему продолжить.

— И князь сюда отправлял уже людей. И управленцев, кого здесь только не было. Горислав усмехнулся, но в этой усмешке не было радости — только горечь. — Они приходили, отдавали приказы, прятались за спинами солдат. А потом исчезали, бросив нас на произвол судьбы. Но ты… ты другой.

Он посмотрел на меня так пристально, будто пытался разглядеть что-то в глубине моей души.

— Ты сам сражаешься. Идешь вперед. Не отправляешь людей на смерть. Это… заслуживает уважения.

Я кивнул, ощущая, как в груди разливается тепло. Не гордость — нет. Скорее, твердая уверенность. — Я хочу восстановить этот город. Вернуть ему былую славу.

Мои пальцы сжались в кулаки сами собой, будто тело отзывалось на скрытую энергию, пульсирующую в стенах этих древних улиц.

— Я чувствую, здесь есть магия. Здесь есть сила.

Горислав нахмурился, его плечи напряглись.

— Но князю это будет не по нраву. – Он бросил взгляд на дверь, словно ожидая, что за ней кто-то стоит. — Первое время мы не могли понять, почему он перестал нам отправлять провизию. Думали, источник иссяк. Но я… я думаю иначе.

Он замолчал, словно боясь сказать лишнее.

— Мне интересно, — я сделал шаг вперед, голос звучал тише, но тверже. — Расскажи, что ты об этом думаешь.

Горислав задумался, затем тяжело опустился на стул. Дерево жалобно скрипнуло под его мощным телом. Он сцепил пальцы в замок, наклонился вперед, и в его глазах вспыхнул огонь давней догадки.

— Я думаю, у князя не было возможности управлять этой магией. Он произнес это почти шепотом, словно даже стены могли его предать. — Она была слишком сильна. И в какой-то момент он решил, что лучше ее… запечатать.

Мои пальцы сами собой потянулись к кристаллу у пояса. Я вспомнил, как магия текла по моим венам — плавно, уверенно, будто всегда была частью меня.

А князю не удалось.

Мысль пронзила меня, как молния. Может, в этом и есть разгадка?

Магия подчинялась мне так легко, словно признавала хозяином. Но почему? Потому что я сильнее? Или… потому что она моя?

Воспоминания, чужие и в то же время мои, всплывали в сознании обрывками. Настоящий Зоран не справился. У него не хватило воли.

Но у меня — хватит.

И, возможно, именно поэтому магия отвечала на мой зов без сопротивления.

— То есть ты думал, он решил бросить вас на погибель?

Горислав медленно кивает, его грубые пальцы сжимают край стола, оставляя вмятины в старой древесине. Он долго молчит, будто взвешивает каждое слово, прежде чем выпустить его на свободу.

— Раньше я не осмелился бы сказать это вслух. – Его голос звучит хрипло, словно ржавые петли. — Боялся. В городе было слишком много его людей, его ушей... Но сейчас... Он окидывает взглядом полуразрушенную комнату пустые бочки и закопченные стены. — Сейчас я понимаю — терять уже нечего.

Я чувствую, как в груди разгорается знакомый огонь — не ярость, а холодная, обдуманная решимость.

— Все верно. Нам нечего терять, а значит, пришло время защищать себя самим. – Мои пальцы непроизвольно сжимаются в кулак. — Я больше, чем уверен: князь скоро снова пошлет сюда своих людей. Не знаю, почему он решил не казнить меня сразу, а отправить сюда, будто на заклание…

Губы сами растягиваются в оскале, в котором нет ни капли веселья.

— Но он не знал, с кем связался.

Горислав вдруг смущенно отводит взгляд, почесывает щетинистую щеку.

— Ну, прости, Зоран... – Его голос неожиданно становится тише. — Я, конечно, видел тебя в бою. Видел, что ты делаешь для своих людей. Но... – Он делает жест, будто обмеряя мое тело взглядом. — На первый взгляд ты не выглядишь как... ну, знаешь. Сильный. Мужественный.

Я не могу сдержать короткий хриплый смешок.