Пока молодая волшебница и маг болот испуганно вжимались в траву, Артлин действовал: он схватил посох, лежащий неподалёку, но все заклятия, как назло, вылетели из головы. Вскинув посох наподобие двуручного меча, он что есть силы треснул зверя по загривку, но это не возымело эффекта.

Не растерявшись, Арти заскочил на него сверху, впившись коленями во впалые бока твари. Рявкнув, волк задрал голову, Артлин прижал посох к его шее и обеими руками потянул на себя, чувствуя, как ломается трахея. Почему-то существо не спешило умирать: оно яростно щёлкало пастью у самого лица чародея, и его покрытые лунными бельмами глаза всё так же сочились зелёным светом. На мгновение Артлин похолодел внутри, понимая, что уже видел такие глаза — ему припомнилась ночь в таверне, когда он и Вельбер едва не погибли. Воспоминание о чёрном коне, яростно ломившемся в двери, ударило в его мозгу, как молния. Этот волк уже давно не был живым: теперь это было мёртвое тело, управляемое лишь магией…

Страха больше не было. Левой рукой Арти вцепился в голову зверя, и, перехватив посох правой, резким движением затолкал навершие с камнем ему в глотку. Вспомнив слова заклятия, он быстро пробормотал их. Тело умертвия содрогнулось, будто собрав остатки сил, оно рванулось вперёд и замерло. Гнилая кожа, обтягивавшая торчащие рёбра, с треском лопнула, и из расползающихся ран, извиваясь, полезли корни и тугие плети лозы. Лапы волка подогнулись и он распластался на брюхе. Больше он не шевелился — лишь лозы, ветки и листья лезли из его рта, глазниц и многочисленных дыр между рёбрами.

С трудом встав, Артлин протянул руку Шерин, и она схватилась за неё и медленно поднялась на ноги, неотрывно глядя ему в глаза.

***

Средь нашего учения существуют вещи, известные всем и каждому. Не суть магии, но её внешняя сторона. Отсвет, который привлекает, но сам по себе есть ничто.

Немало и тех вещей, которые составляют скрытую сущность волшебства, но которые оказываются доступны лишь посвященным. Их нелегко узнать, до них нелегко добраться, но каторжный труд познания сторицей окупается сладкими плодами учения, становящегося уделом избранных...

...

...Путь мага есть ключ и дверь одновременно — слившись воедино из книжных знаний и колдовского опыта, он распахивает пред обратившимся к нему тысячу путей, и каждый из них подобен восхождению в гору.

Окажется ли восхождение легким, или каждый шаг станет тяжким испытанием? Сможет ли человек, идущий стезей волшебства, поднять глаза и узреть те сокрытые тайны и истины, что будут окружать его каждодневно, но постичь которые станет главнейшим испытанием всей его жизни?

Предание о сердцах стихий, весь сонм легенд о них — одна из тех величайших тайн, что до сих пор остается непознанной. Считается, что сердца стихий представляют собой огромные светящиеся камни, являющиеся бесконечным источником колдовских сил, однако, до сих пор ни одно из них не было найдено, как, впрочем, даже косвенные доказательства существования самих сердец.

Земля ревностно хранит свою тайну, и то, есть ли сердца на самом деле, или же все слухи и рассказы о них — лишь вымысел из давних времен, когда земля дышала мифами, остается невыясненным и поныне.

Милберт Уиттерс, Шоун Уиттерс

«Заповеди нашего общества» (выдержка из предисловия)

***

Белиньи нечасто выбирался в город: ему нравилось смотреть на Вермен издалека, из окон своего замка или с высот крепостной стены, по которой он изредка, когда случалась хорошая погода, прогуливался в сопровождении слуг.

Сам герцог предпочитал объяснять свои редкие вылазки то приступами мигрени, то нежеланием лишний раз привлекать внимание к своей персоне. Меж тем, истинная причина была известна лишь ему одному — Белиньи ненавидел свой город, хотя, порой, стеснялся признаться в этом даже самому себе. Вермен был ему неприятен: огромный, неудобный, хаотичный и мрачный — все эти недостатки становились особо очевидны вблизи, и герцога это страшно коробило. Глядя на облупившиеся, грязные трущобы, он чувствовал какое-то граничащее с отчаянием бессилие и беспомощную злость.

Эти чувства Белиньи ненавидел особенно, и потому, если уж случалось так, что он инкогнито выезжал на городскую прогулку, то его неприметный, простой экипаж с задернутыми шторами чаще ездил по чистым и благоустроенным улицам богатых районов, изредка сворачивая в купеческие или торговые кварталы.

Однако сегодня герцог изменил привычный маршрут. Подпрыгивая на колдобинах, карета медленно ползла вдоль руин западной стены. Внутри полутемного экипажа, чуть покачиваясь в объятиях мягких диванов, ехали Белиньи и Селем.

— Прошу прощения: окраины моего города не поражают красотой, — герцог осторожно отодвинул занавеску и тут же с раздражением задернул её, — особенно ныне…

— К счастью, красоте не обязательно входить в число его достоинств, — заметил Селем. Это прозвучало дипломатично, но в тоне тёмного было нечто покровительственное, и Белиньи аж передёрнуло.

— Тем более, что вы частично разрушили свой собственный город, выполняя условия нашего договора. Такой поступок я не могу не оценить… Я уверен, — тёмный положил на плечо герцога свою холодную, тяжелую руку — преображение, свидетелем которого вы скоро станете, не оставит вас равнодушным. Я попросил вас организовать эту прогулку, чтобы показать, как продвигается строительство. Взгляните, мой друг… Это действительно невероятно!

Белиньи медленно и осторожно отодвинул штору. Он старался казаться абсолютно спокойным, но внутри буквально сгорал от любопытства. Идея построить половину города за месяц казалась ему фантастической и абсолютно невыполнимой, но Селем говорил о ней с непоколебимой уверенностью, а у Белиньи не было оснований сомневаться в могуществе своего компаньона.

Герцог взглянул в окно и пораженно вскрикнул, будучи не в силах сдержать эмоций. Ровные, идеально размеченные улицы расходились прямыми лучами во все стороны. Домов ещё не было, но работа была проделана поистине впечатляющая — все фундаменты уже были заложены, кое-где уже начали появляться стены из крупного, темно-красного кирпича.

— Поверить не могу!.. — прошептал Белиньи. Украдкой он бросил осторожный взгляд в сторону Селема — это невероятно… Неужели такое может быть на самом деле?

— Моему самолюбию льстит тот факт, что я сумел поразить вас, — тёмный маг повернулся к герцогу и снова смерил его своим тяжелым, пугающим взглядом, — и, кстати, я весьма благодарен вашим строителям: без них мы бы провозились значительно дольше…

— Это всё похоже на сон — словно бы не слыша его, сказал герцог, — откуда вы достали столько камня, Селем? Столько кирпича, столько всего?

— Вы так говорите об этом, мой друг, будто камень и кирпич — предел магии, — медленно произнёс Селем, и в его тоне вновь прозвучали покровительственные нотки, — но на свете, господин Белиньи, существует множество других, куда более сложных и непостижимых вещей. Со временем — он сделал многозначительную паузу, — вы сможете увидеть их все. А пока… Пока просто наблюдайте…

Карета свернула на одну из старых улиц, и вокруг замелькали уже знакомые герцогу дома торгового квартала. Внезапно дорога как будто бы расширилась, по обеим сторонам от кареты выросли ряды высоких каменных колонн с искусно выточенными барельефами. За чугунными перилами моста сверкнули чуть голубоватые, одетые в гранит воды канала.

— Тут была рыночная площадь… — Белиньи всплеснул руками — вы построили канал и мост за два дня?!

— За три, вообще-то, — Селем казался неестественно спокойным, — но пусть вас не впечатляет ни мост ни канал: самое главное скрыто под каменным саркофагом исключительно ради защиты от любопытных глаз. Нам пришлось пойти на это, дабы не сеять страх среди ваших людей. Ведь чернь глупа, и чаще сторонится, а то и вовсе боится всего неизвестного и непознанного… Вы печальны, как я вижу… Вам, верно, жаль площади?