Заброшенный город пах увядшей полынью и горьким дымом пожарищ. Улицы были пустынны, и лишь иногда средь развалин домов мелькали, тут же пропадая, неясные тени.

С небес густыми хлопьями падал седой пепел. Тяжело приземляясь на булыжную мостовую, он стелился пушистым, серым покровом, заметая облетевшие, голые деревья и просевшие крыши домов с выщербленной, разбитой черепицей.

Пепел падал в лужи, вода становилась глянцевой и чёрной, и мрачное осеннее небо с пятнами плотных облаков все яснее проступало в её тёмном зеркале.

По вымершим улицам, среди развалин и опалённых серых стен шли три фигуры, облачённые в дорожную одежду.

— Быть может, он уже покинул это место? — спросил один из путников в вороненых латах, поверх которых был наброшен пыльный и рваный саван.

— Ему не нужно прятаться, — ответил высокий седобородый старик в серебристой кольчуге до колен и с посохом в руках, — он сам ищет встречи с нами…

— Ты что, читаешь его мысли? — возразил первый, — это — сама хитрость во плоти. Это демон!

— Тихо… — сказал третий путник в широкополой шляпе, прежде молчавший.

Двое других разом оборвали разговор и повернулись к нему.

Глядя куда-то вдаль, поверх крыш, он поднял руку в латной перчатке, словно указывая на что-то, и негромко сказал:

— Смотрите.

Все трое замерли на месте, глядя в подернутую мглой даль. Там, среди бесконечной полосы серых туч, плывущих над развалинами города, горел луч багрового света, прорезая небо тонкой, сияющей стрелой. Облака ходили вокруг него кругами, стекаясь в зев огромной, медленно крутящейся воронки.

— Он ждет нас, — глухо сказал старик, — идёмте.

Пустынная прямая улица вывела их к городской площади, окруженной стеной алого, жгущего глаза сияния. Путники в нерешительности остановились. За хрустальными гранями слепящих лучей, бесконечно искажаясь, плавал черный силуэт старого храма.

Закутанный в саван человек шагнул к висящему в воздухе потоку света и осторожно прикоснулся к нему рукой. Его пальцы уперлись в застывшую стену багрового сияния.

— Как стекло… — недоумённо прошептал он.

Старик в кольчуге подошел к застывшему огню. Нахмурив брови, он провел ладонью по мерцающим в замершем воздухе потокам свечения.

— Демонские уловки, — сказал он с презрением и сокрушенно покачал головой — одного не пойму: почему он прячется от нас…

Третий не сказал ничего. Он лишь шагнул вперед, и стена прогнулась и расступилась перед ним, осветившись тысячами оттенков красного света.

Едва он сделал шаг сквозь мерцающее алое зарево, как из недр храма раздался низкий, рокочущий рев. С просевших крыш взметнулись черные стаи птиц, серые тучи вскипели на потемневшем небе, и одинокая красная молния плеснула где-то вдали, осветив короткой вспышкой дымящийся горизонт.

— Выходит, он ждал одного тебя, — полушепотом сказал старик, глядя на размытый силуэт, колышущийся в потоках сияния.

Молчаливый отрывисто кивнул и поправил головной убор. В тени широких полей шляпы блеснула улыбка. Казалось, он совершенно не боялся.

— Значит, судьба.

Старый маг только сжал губы.

— Берегись. Он может попытаться обмануть тебя. Не поддавайся ему. Не верь.

— Он не сможет, — тихо произнес стоящий за стеной человек.

— А если… Если ты проиграешь? — осторожно спросил первый.

— Проиграю — уходите, — спокойно ответил путник в шляпе, — только едва ли будет куда уходить…

Отвернувшись, он поправил плащ и неспешно зашагал к храму. Дойдя до ступеней, странник чуть замедлил шаг, еле заметно поклонился и замер у ворот. Упершись руками в створки, он толкнул их, и огромные, окованные железом двери со скрипом подались. Он вытащил меч из ножен и вошёл в освещенную алым сиянием церковь. Ворота тяжело захлопнулись за ним…

Сказывают, что едва лишь молчаливый человек с мечом вошел во внутрь святилища, как небо над городом затянуло густыми черными тучами, а улицы покрыл непроглядный туман. Багровый свет в окнах церкви вспыхнул и засверкал нестерпимо и ярко, и каждый камешек в её стенах вдруг стал стеклянно прозрачным, наполнился огненным сиянием. Весь храм занялся гигантским костром, и под ним, трескаясь, содрогнулась земля, и мириады сияющих алых разломов покрыли плиты площади и засыпанную пеплом мостовую.

Говорят, что после того ещё один удар сотряс растрескавшуюся мостовую, и из нефа церкви в разверзшиеся небеса взметнулся ослепительный столб ревущего пламени. С треском и звоном вылетели стекла, и из обожженных проемов, извиваясь, плеснули языки огня. В недрах храма, отдаваясь гулким эхом, прозвучал надсадный вой, переходящий в хрип, тучи черного пепла фонтанами взметнулись из трещин в израненной земле, и начали медленно оседать.

Ещё долго под сводами церкви, затихая, гудел многоголосый, полный ненависти вой и, треща, горели и рушились резные перекрытия. Вскоре всё стихло, и свет в окнах померк. Усталый человек, покрытый пеплом и шматками вырванных демонских потрохов, шатаясь, вышел из ворот оскверненного храма. Он тяжело сел на ступеньки, положив на колени окровавленные руки…

С тех пор минуло много лет. След этих событий давно угас, имена героев подзабылись, а сама история стала одной из тех легенд, в которые принято верить скорее как в предание, чем как в быль, но которые, тем не менее, живут вечно.

***

По широкой лесной дороге, заросшей пышным лимонником и мятой, ехали двое.

Первый всадник прятался под тёмным фиолетовым плащом, украшенным черно-золотой тесьмой. Широкий, чуть выгоревший капюшон с короткими завязками был накинут на голову, и из-под его тени проступало худое, бледное лицо незнакомца с длинным, тонким носом и крупными, чуть заостренными в уголках губами.

За спиной у него висел рогатый посох со слабо светящимся молочно-белым камнем. Через левое плечо была перекинута туго набитая кожаная торба. Около седла, в притороченных к упряжи плетеных ножнах, болтался короткий пехотный меч, уже порядком иззубренный и источенный.

Высунув из-под одежды тонкую, бледную руку, неизвестный лениво правил конём, зажав в кулаке истертые вожжи. Он сидел верхом чуть сутулясь, и, казалось, дремал. Лишь временами он приподнимал голову, и тогда взгляд его, настороженный и внимательный, влажно поблескивал из-под вылинявшего фиолетового бархата.

Его огромный чёрный тяжеловоз, шёл медленной, шумной поступью, дыша глубоко и размеренно. Клёпанная сбруя позванивала в такт шагу, и ей в ответ тяжело и гулко отзывались латные пластины, покрывавшие бока и грудь коня.

Следом за ним, верхом на сером осле, накрытом оранжевой попоной, ехал второй всадник. На вид ему было лет семнадцать. Пышные светлые волосы, завивавшиеся на висках в крупные, золотистые локоны, обрамляли его круглое лицо с волевым, чуть выдающимся подбородком, розовыми щеками и сияющими голубыми глазами. Одет он был небогато, но броско: на голое тело была накинута коричневая куртка, подбитая белым кроличьим мехом. Под курткой болтался пояс из медных блях, поддерживавший широкие зеленые штаны.

Раздвигая нависшие над дорогой сырые ветви, путники медленно продвигались сквозь полутемную чащу, пахнущую дождём и свежей, влажной травой. Внезапно человек в фиолетовом плаще остановил коня и приподнялся в стременах, вглядываясь в заросли на обочине.

— Видишь? — повернувшись, спросил всадник в фиолетовом. Его спутник отрицательно покачал головой. Вздохнув, человек в плаще спрыгнул с коня и, сойдя с тропинки, полез в кусты можжевельника.

Раздвинув заросли, незнакомец опустился на колени и начал шарить в траве. Вскоре меж колышущихся стеблей сверкнула яркая зелёная искра. Путник накрыл её ладонью, пробормотал что-то, расстроено качая головой, и тяжело поднялся.

В его правой руке, сжатой в кулак, играло изумрудное сияние.

— Тебе надо учиться внимательности. Это первейшая добродетель, — сказал всадник, возвращаясь на тропинку. Его спутник только кивнул в ответ, не сводя завороженного взгляда с дрожащего в кулаке свечения.