– У тебя все твои дружки такие? – спрашиваю я у Чоша.

– Какие?

– Больные на голову!

– Нет, не все. Иди отсюда, Пегий! Я ш тобой еще поговорю! Прости, Лео. Тут народ одиожный, шама понимаешь.

– Понимаю. Ну, веди к командиру.

– К кому?

– К братцу своему названному. Буну.

Чош некоторое время стоит, разинув рот.

– Так ты к нему?

– Ну не к тебе же. Только не говори, что ты не знал.

– Нет, я знал, что он хочет тебя видеть, но чтобы вот так сразу прискакала…

– У меня к нему дело. Веди, что стоишь?

– Я провожу, – вмешивается Дантеро. – Иди, отдыхай, Чош.

– Только смотри, руки не распускай, – грозит ему Чош.

– А я и не против, – говорю я, снова беря под руку красавчика.

– Лео! – обижается Чош. – Ну я же штрадаю, черт побери! Зачем ты так жестоко?

– Пускай тебя та лахудра утешит, дорогой мой.

– Бесшердечная!

– Arrivederci! – посылаю ему воздушный поцелуй.

Выходим через заднюю дверь во дворик. Утоптанный круг (арена для поединков?), вокруг – стойки с оружием: мечами, алебардами, пиками; кучкой сложены доспехи; на железных треногах висят стеганки, куртки с металлическими заклепками, какие-то тряпки, штаны; валяются щиты, шлемы, сапоги. На скамьях сидят неприветливые типы. Кто точит оружие, кто пыхает трубкой, кто тихо переговаривается, один молодой парень в пропотевшей рубахе тренируется на деревянной болванке, дубася ее учебным мечом почем зря. На нас если и обращают внимание, то совсем вскользь.

– Гвардия Буна? – шепчу я.

– Что-то вроде того, – говорит Дантеро.

Входим в мрачный дом. Внутри – облагороженный амбар. Шлифованные деревянные полы, книжные полки вдоль стен, драпировки, кресла, громоздкая люстра со свечками. Металлическая винтовая лестница ведет на второй этаж.

В дальнем углу, на расставленных полукругом диванах, полулежат девушки в свободных легких платьях, худые, бледные и какие-то измученные. Они вяло глядят на нас и тут же теряют интерес.

Ни дать ни взять баянистки в ауте[1]. Настораживаюсь. Что-то тут нечисто.

С противоположной стороны за высоким бюро стоит длинный нескладный писарчук в смешных окулярах, черном фартуке, черных нарукавниках, бородой веером и усищами-метёлками. Что-то старательно черкает гусиным пером в толстенную книгу.

Он смотрит на нас поверх окуляров, аккуратно кладет перо на подставочку, кашляет в кулачок и, наконец, салютует:

– Чрезвычайно рад приветствовать столь прекрасных гостей в нашей скромной обители! Господин Дантеро! – отвешивает хорошо отработанный поклон. – С вашего позволения, благородная госпожа, я представлюсь – Джанкарло, камердинер господина Илио Буна. – И еще поклон.

Дантеро в ответ сдержанно кланяется, а я просто выпаливаю:

– Хай, глазастик! Я – Лео.

Джанкарло некоторое время недоуменно глядит на меня, но потом приходит в себя.

– Прошу вас, любезнейший Дантеро ван…

– Без фамилий, без титулов, сколько раз напоминать, Джанкарло, – обрывает его красавчик.

«Ага! Красавчик и правда из мажоров!» – думаю.

– Как скажете, милейший господин. Прошу следовать за мной, хозяин вас ожидает. Что касается вашей спутницы… Я надеюсь, благородная госпожа не обидится, если я попрошу ее обождать с полчаса?

– Благородная госпожа не обидится, – милостиво отвечаю я.

– Прекрасно! Тогда, не соблаговолите ли вы присоединится… – он указывает в сторону junkie-girl.

– Не соблаговолю, – отрезаю я. – Это что еще такое? Ты их видел? Сесть рядом с этими чухондрами? Ты за кого меня принимаешь? Я – дама воспитанная, честная и, как ты успел, заметить, благородная!

– Нижайше прошу простить меня, – кланяется Джанкарло. – Моя бестактность непростительна.

– Прощаю, так уж и быть, – говорю и усаживаюсь в громоздкое деревянное кресло рядом с бюро. Даже не кресло, а трон. – Что таращишься? Давай, веди Данте, хозяин ждет.

Джанкарло по-птичьи встряхивается, еще разок кланяется и уходит вместе с красавчиком.

До чего же странный типок, однако!

__________

[1] Баянистки в ауте – наркоманки, употребляющие наркотики внутривенно, и, соответственно, находящиеся в состоянии наркотического опьянения. Ниже: junkie-girl – наркоманки-опиушницы (от англ. junk – рухлядь, отбросы).

Едва они скрываются, заглядываю в книгу Джанкарло. Бросаю взгляд на девок, но они как были где-то далеко, так там и пребывают. Их можно не опасаться, не спалят.

Как я и ожидала, книга – простой бухучет. Куча цифр, столбцы, инициалы, имена. Среди прочего – соли, сахара, зерна, пива, вина, рыбы, драгоценностей, оружия и так далее, – какие-то н. р. и о. р. Получено столько-то пудов н. р. от Урт. (в скобках несколько минусов и знак вопроса), столько-то пудов н. р. от Шт. (с примечанием: как всегда, втайне от Г. Р. и Бл.), столько-то о. р. от Мист., из них сбыто: К. Т. – столько-то, Г. С. – столько-то.

Понятно, что ничего не понятно. Что такое н. р., о. р.? Точно какое-то вещество. Р. – это не ребис случайно? Или… как там еще философский камень зовется? Ну-ка, Насть, вспоминай википедию! Ребис? Ладно, не будем пока забивать себе голову, полистаем дальше. На предыдущей странице, среди голых цифр, бросаются в глаза полные имена – Гертруда (Лукр.), Герта (Дон.), Сандра (Шанс.). Ага, тут, скорее, речь идет о девственницах, поставляемых извращенцу Буну. А в скобках что? Кто именно поставлял? Кто такой (или такая) Шанс.?

Тут я замечаю спускающегося Джанкарло и шмыгаю обратно в кресло, принимаю скучающий вид. Писарчук, уделив толику своего внимания наркоманкам, возвращается к книге, и, что-то еле слышно бубня, продолжает писанину.

Сосредотачиваюсь на девках. Первоначальное впечатление, что они под мухой, отметаю. Их скорее кумарит, или даже кошмарит. Одна из девушек, высокая, стройная блондинка, с точеным строгим лицом, всё время вскакивает, начинает вроде бы танцевать, но потом ее лицо искажается болью и она валится на диван. Лежит в отключке несколько минут и все повторяется. Остальные лишь постанывают.

Собираюсь было задать прямой вопрос писарчуку, что же с ними такое, потом передумываю. Нет, тут надо быть хитрее. Начнем издалека.

– Джанкарло!

– Да, благородная госпожа?

– А ты откуда, Джанни?

– Э… – смущается писарчук (видно так его еще не звали). – Я из Этнойи, из Казале, если быть точнее, это недалеко от Адортура.

– А я думала, ты итальянец.

– Вы имеете в виду Италто? О, я проживал в этом городишке некоторое время. Благословенный край! А вина! Это, благородная госпожа, волшебство!

«Так, понятно, – размышляю я. – Значит я не в средневековой Европе. За всей этой суетой даже как-то и не подумала о том, где нахожусь. Пагорг, Адортур, Этнойя – таких стран не существует, так? Фэнтези, что ли? Ого! Блин, а хорошо это, или плохо? Наверное плохо, раз баб жгут на кострах как ведьм. Да и не только баб, наверное».

– А что ты там пишешь? – с самым невинным видом интересность я.

– О, это всего лишь книга прихода и расхода. Ничего интересного. Моя обязанность как камердинера, видите ли, вести строгий учет.

– Вы купцы, что ли?

– Да, в некотором роде. «Артель Буна», так зовется наше предприятие.

– А по синим рожам в таверне и по мордоворотам во дворе не скажешь, что купцы.

– Во дворе – наша личная охрана. Обозы, благородная госпожа, требуют охраны. Окрестности кишат разбойниками, знаете ли.

– Это да…

– А в «Кормчем» – всего лишь посетители. Если вы заметили, район…

– Дыра, понимаю.

– Кхм, как-то так.

– Хорошо, Джанни, – говорю я, вперившись в писарчука. – А с ними что? – показываю на бедняжек.

Писарчук сначала краснеет, потом кашляет, и в заключении, скорчив недовольную мину, сухо отвечает:

– Это гостьи нашего хозяина.

– Они явно не в адеквате.

– В чем, простите?

– Ну, не в себе. Судя по-всему, им нехорошо.