Примерно в это же время, то есть во второй половине июня, Людовик XI принял в своей штаб-квартире в Нормандии, герольдмейстера Ордена Подвязки, который прибыл, чтобы передать ему торжественный вызов Эдуарда IV. О том, что за этим последовало, Филипп де Коммин узнал от самого короля. Людовик подождал, пока он останется один, чтобы прочитать декларацию о начале военных действий, присланную ему Эдуардом, "а затем удалился в кабинет в полном одиночестве и послал за этим герольдом…". В своей обычной прямой и доброжелательной манере и в соответствии с излюбленным методом дипломатии, король взялся объяснить герольду, в чем заключался истинный интерес его господина. Людовик сказал:

Что касается коннетабля, то король прекрасно знает, что тот общался с Эдуардом IV, но он также уверен, что в конечном итоге граф де Сен-Поль обманет англичанина. Короче говоря, Людовик дал герольдмейстеру множество прекрасных аргументов, которые он мог использовать, чтобы убедить короля Англии иметь дело только с королем Франции. Затем он "дал ему триста экю наличными из своих рук" и обещал выдать еще 1.000, если с английским королем будет заключено приемлемое соглашение.

Выслушав аргументы Людовика, герольдмейстер признал, что Эдуарду IV не испытывает особого энтузиазма по поводу вторжения и он полагает, что его господин будет готов к переговорам, но считает излишним обсуждать это, пока король Англии не пересечет Ла-Манш. Сейчас же возможно послать французского герольда с просьбой выдать охранные грамоты для посольства. По словам герольдмейстера, в Англии стоит связаться с милордом Говардом и милордом Стэнли. Людовик, который никогда не забывал имена нужных людей, знал, что Стэнли и Говард пользуются доверием короля Эдуарда[109].

По окончании тайной беседы с герольдмейстером Людовик вызвал Коммина, приказал ему выдать тому тридцать локтей пунцового бархата и постоянно находиться рядом с англичанином, чтобы никто не мог с ним переговорить, пока не будет подготовлен эскорт для его возвращения. После этого он вернулся в зал аудиенций, где "было много людей […] ожидающих и жаждущих услышать, что скажет король и какое выражение будет на его лице, когда он выйдет из кабинета".

С большой самообладанием Людовик переходил от одного к другому, комментируя вызов английского короля, затем отвел семь или восемь человек в сторону и зачитал им письмо Эдуарда IV. Его лицо было спокойным и не выдавало беспокойства: неосторожные высказывания герольдмейстера, некоторые из которых, возможно, были преднамеренными, показали ему, что он не ошибся, оценивая душевное состояние английского короля.

Уже прошли первые две недели июля, когда Людовик XI, все еще стоявший на страже в северо-восточной Нормандии, достоверно узнал, что Эдуард IV высадился в Кале. На самом деле, английской армии, которой помогали несколько сотен плоскодонных судов из Голландии, потребовалось три недели, чтобы пересечь Ла-Манш. Англичане высадились в конце июня, а Эдуард IV прибыл 4 июля. Французский флот не оказал никакого сопротивления. По мнению Коммина, если бы Людовик разбирался в войне на море так же хорошо, как и на суше, "король Англии никогда бы не пересек пролив, по крайней мере, в этот сезон, но он ничего не понимал в этом, а те, кому он передал власть над войсками, понимали в этом еще меньше".

Возможно, король был прав. Однако интересно отметить, что Людовик использовал своего зятя-адмирала в своих сухопутных операциях, и что ни в одном документе он не жалуется на бездействие своего флота. Поэтому не исключено, что король, зная, что рано или поздно англичане вторгнутся во Францию, предпочел, чтобы они высадились сейчас, когда бургундцы застряли под Нойсом, и не понесут потерь, за которые они потом захотят отомстить.

Герцог Бургундский, который, покинув Нойс, задержался в пути, возможно, чтобы показать англичанам, насколько он для них незаменим, прибыл в Кале только в середине июля в сопровождении только своих придворных и личной охраны. Прибыв на встречу с английским королем без своей армии, Карл видимо полагался на свою гордую уверенность и ореол своего военного престижа, что вряд ли могло произвести благоприятное впечатление на лучшего полководца Европы, который, едва прибыв в чужую страну, увидел себя фактически преданным своим союзником, и единолично ответственным за судьбу нескольких тысяч добрых англичан. Щедрый на похвалы герцог Бургундский заявил, что одна только английская армия "достаточно сильна, чтобы завоевать Францию, а затем Италию вплоть до Рима…". Затем он заявил, что у него есть план кампании, которому никто и ничто не сможет противостоять. Сам же он вернется в Лотарингию, соберет свои войска и двинется с востока в Шампань, а король Эдуард и его люди атакуют с северо-запада, затем две армии встретятся в Реймсе, где Эдуард будет коронован как король Франции. По всей вероятности, Людовик XI будет свергнут во время этих операций или, по крайней мере, вскоре после них.

Согласившись со своим военным советом, король Англии решил, что на данный момент лучше всего принять план герцога Бургундского. Эдуард IV полностью доверял этим людям, большинство из которых он испытал в бою. Благодаря щедрым субсидиям Парламента и пожертвованиям, о которых он сам просил, он смог пересечь Ла-Манш с самой мощной английской армией, которую когда-либо видела Франция: около 12.000 латников и 11.000 лучших лучников в мире, поддерживаемых внушительной артиллерией и осадными командами. Его главные капитаны, его младший брат Ричард, герцог Глостер (будущий Ричард III) и Уильям, лорд Гастингса, уже доказали свою состоятельность в деле.

Французская разведывательная сеть была настолько хорошо организована, что, как только англичане покинули Кале, Людовик смог шаг за шагом следить за продвижением противника. Более того, ему удалось узнать или хотя бы догадаться о плане англо-бургундской кампании. 20 июля англичане медленно продвигались к Перону. 23 июля числа в Фокемберге герцог Бургундский провел торжественный смотр своих войск. На две ночи Эдуард IV и его армия разбили лагерь на поле битвы при Азенкуре. Из Дуллана, где она была 28 июля, английская армия продолжила свой марш к Сомме через сожженные деревни и опустошенную сельскую местность.

Когда англичане покинули Кале, Людовик тоже отправился в путь со своими шотландцами, французской гвардией и примерно 1.000 копий кавалерии, направляясь на юго-восток. 28 июля, когда Эдуард IV проходил через Дуллан, Людовик отправил Таннеги дю Шателю приказ сжечь город, "кроме церквей", как только англичане из него уйдут. Он также отправлял в Реймс письмо за письмом, в которых благодарил его жителей за работу над укреплениями днем и ночью и сообщал им, что Эдуард IV намеревается короноваться королем в их городе "вопреки воле Бога и Богоматери" и что в связи с этим оборонительные работы за стенами должны быть выполнены вовремя, иначе он будет вынужден разрушить город. 4 августа король выехал из Бове в Крей. На следующий день он вошел в Компьень, где решил разместить свой штаб. В тот же день, менее чем в сорока милях к северу, Эдуард IV и его армия пересекли Сомму в Пероне, вступили на французскую территорию и разбили укрепленный лагерь на другом берегу реки.

Английское вторжение началось.

Людовик XI увеличил численность своей постоянной армии до 4.000 копий, то есть почти до 24.000 человек, большая часть которых была сосредоточена в Нормандии и Пикардии, к ним добавилось не менее 6.000 латников дворянского феодального ополчения и около 20.000 лучников и артиллеристов, так что в целом армия короля насчитывала около 50.000 человек. Ее левое крыло, состоящее из 900 копий под командованием адмирала, при поддержке ополчений Руана и Нешатель, располагалось от Дьеппа до Амьена, где командовал Таннеги дю Шатель. Находясь на Сомме, центр армии, базой для которого служил Париж, охватывал линию от Бове до Нуайона через Крей и Компьень. Войска, оборонявшие Нуайон, находились под командованием Великого магистра двора Антуана де Шабанна, старого врага англичан. Справа Роберт д'Эстутевиль, прево Парижа, отвечал за оборону Лаона, а в Реймс был введен мощным гарнизоном. Правый фланг был также защищен силами, которыми в командовали герцог Рене II Лотарингский и сеньор де Краон, а также армией, только что одержавшей победу над бургундцами при Гипи.