Король Людовик вскоре узнал о существовании Лондонского договора и сразу же позаботился о приобретении его копии, которую купил у одного из арагонских купцов, ведущих переговоры с герцогом Бургундским. В ответ на эту провокацию он намеревался воспользоваться бургундской агрессией против Кельна, чтобы вовлечь швейцарские кантоны в свой план. После двух месяцев терпеливого маневрирования королю и его агентам удалось убедить швейцарцев, что, поскольку конфликт с Бургундией неизбежен, лучше всего первыми начать военные действия, пока герцог занят осадой Нойса. По условиям договора, заключенного 26 октября, если кантоны объявят войну Карлу Бургундскому, Людовик XI обязывался выплачивать каждому из них ежегодную пенсию в размере 2.000 экю. Однако, и это был самый важный для него момент, король не был обязан сам принимать участие в военных действиях, за исключением случаев крайней необходимости, но мог вместо этого внести вклад в общее дело в размере 80.000 рейнских флоринов.
После объявления войны швейцарцы немедленного направили армию через Юру, чтобы атаковать Франш-Конте. 13 ноября швейцарцы разбили бургундские войска, пришедшие на помощь осажденному ими Эрикуру. В это время Рене II, молодой герцог Лотарингский, которому надоело терпеть бургундскую оккупацию своего герцогства, присягнул на верность королю Франции, Нойс продолжал сопротивляться армии Карла, и наконец, Фридрих III опубликовал воззвание, призывающее князей и города империи взяться за оружие. В конце декабря Людовик XI завершил год дипломатических триумфов, подписав с императором Андернахский договор. Ранней весной 1475 года, хотя он знал, что англичане вот-вот высадятся во Франции, Людовик снова попытался убедить герцога Карла продлить перемирие и продолжал пользоваться для этого услугами графа де Сен-Поль, хотя точно знал, что граф теперь ведет переговоры и от своего имени. Тем временем король был занят тем, что собирал самую мощную армию, которой когда-либо командовал. Срок перемирия с Бургундией истекал 1 мая, поэтому Людовик с нетерпением ждал любых известий с Рейна. Несмотря на ужасные разрушения, причиненные артиллерией герцога Бургундского, Нойс продолжал держаться. Осада Нойса постепенно превратилась в одно из самых любопытных зрелищ. Сэр Джон Пастон, служивший в Кале под началом губернатора лорда Гастингса, был сильно огорчен когда не смог посетить это место. Шли дни, и бургундский осадный лагерь превратился в настоящий город. Вокруг разборного дома герцога Бургундского стояло около девятисот палаток, в которых размещались его люди, гвардейцы, главные офицеры и капитаны. Лагерь был разделен на улицы проходившими во всех направлениях, на двух огромных рыночных площадях царила ярмарочная суета, здесь были пекарни, кузницы, ветряные и водяные мельницы, различные деревянные здания, изобретательно выполненные в форме замков, а теннисные корты, бани, бордели и таверны обеспечивали войска различными развлечениями, в часовнях свадьбы чередовались с крещениями и похоронами. Карл любил слушать музыку, особенно когда размышлял о подвигах великих завоевателей прошлого, "в апартаментах герцога мелодичные звуки музыкальных инструментов делали это место похожим на земной рай". Однако как для осаждающих, так и для защитников Нойса все выглядело совсем иначе. Казалось, прошло очень много времени, с тех пор как в июле 1474 года герцог прибыл к стенам города со своей великолепной армией, пушками, бомбардами и всем осадным оборудованием. Из 22.000 человек его армии, почти половину составляли итальянские наемники, кроме того, в его войска входил большой контингент английских лучников. День за днем, летом, осенью, зимой и, наконец, весной, герцог обрушивал огонь своей артиллерии и гнал людей на стены упрямого города, защитники которого каждую ночь пытались починить разрушенные днем оборонительные сооружения. Под землей также происходили жестокие битвы, где в дымных и грязных туннелях бургундские саперы и их противники из города сражались в беспощадных рукопашных схватках, рискуя быть разорванными на куски заложенными пороховыми зарядами. Войска, собранные Кельном, снабжали защитников Нойса, в то время как городская артиллерия топила бургундские корабли, плывшие по Рейну из Нидерландов для снабжения осаждающих припасами. Неделя за неделей болезни, раны и смерть оставляли бреши в рядах бургундской армии, которые не могли заполнить подкрепления. Нойс продолжал упорно держаться, а герцог Бургундский столь же упорно отказывался снять осаду. Тем не менее, в апреле 1475 года император в сопровождении многих немецких князей отправился вниз по Рейну во главе большой армии, в то время как Эдуард IV, который был практически готов пересечь Ла-Манш, отправлял своему союзнику послание за посланием, призывая его выполнить свои договорные обязательства. 29 апреля, в предпоследний день франко-бургундского перемирия, в лагерь Карла Бургундского прибыло новое английское посольство возглавляемое Энтони Вудвиллом, графом Риверсом, братом королевы Англии. При поддержке бретонского посольства и эмиссаров графа де Сен-Поль Риверс попытался убедить герцога отказаться от осады. Но все было напрасно. Карл отказался, заявив, что Нойс падет со дня на день и что он вполне способен оказать англичанам обещанную поддержку, продолжая свою кампанию в Германии. По мнению Коммина, герцог поступил таким образом, потому что Бог лишил его разума, чтобы сохранить королевство Франция. 25 апреля, за пять дней до истечения срока перемирия, Людовик XI выехал из Парижа в Пикардию со своими шотландцами, французскими гвардейцами, семью сотнями копий тяжелой кавалерии, "большой компанией" дворян и лучников из Нормандии и Иль-де-Франс, а также мощным артиллерийским обозом, в то время как все королевство готовилось к нашествию своих старых врагов из Англии. 20. Английское вторжение I В тот момент, когда Людовик готовился встретить самую серьезную угрозу за время своего правления, то есть возобновление Эдуардом IV военных действий, которые однажды назовут Столетней войной, казалось, что король Франции был полным хозяином в своем королевстве. Буйный граф д'Арманьяк, которому его сестра Изабелла в результате инцеста родила троих детей, навсегда исчез с политической сцены: 6 марта 1473 года, через день после сдачи своего города Лектур, он был смертельно ранен королевским лучником в стычке во время так называемой Лектурской драмы. Герцог Алансонский, приговоренный Парижским Парламентом к смертной казни за измену, остался жив только благородя милосердию своего крестника и в то время находился в тюрьме. После смерти графа де Фуа его владения перешли в руки ребенка, находящегося под опекой короля. Смерть Карла, графа дю Мэн, избавила Людовика от еще одного интригана, и когда его брат, престарелый король Рене, в 1477 году попытался наладить отношения с бургундцами, король разместил гарнизоны в его герцогствах Анжу и Бар. Герцог Бретонский был побуждаем своими приближенными согласиться помочь Эдуарду IV как истинному королю Франции, но Людовик, который был хорошо информирован об этом, знал, что Франциск II неохотно согласился сделать это. На самом деле, герцог хотел лишь посредничать между Францией и Бургундией, и король чувствовал, что когда англичане пришлют ему войска (а они это сделали) он не сможет заставить себя отказаться от своего нейтралитета. Пойманный на заигрываниях с бургундцами, граф де Сен-Поль оказался непоправимо скомпрометирован: пытаясь обмануть и короля, и герцога Карла, он в итоге навлек на себя непримиримую ненависть обоих[107]. С весны 1474 года он неистово пытался (и Людовик это прекрасно знал) создать новую Лигу общественного блага, однако даже Жак д'Арманьяк, герцог Немурский, не решался ничего предпринять, вполне обоснованно опасаясь гнева государя. Более того, у короля больше не было брата, который мог бы выступать в роли знамени для мятежных феодалов.
вернуться Людовик и все преданные ему люди ненавидели коннетабля за интриги, которые он затевал в мирное время, а также за то, как он лавировал во время войны. "А герцог Бургундский, — сообщает Коммин, — ненавидел его еще больше, и у него были для этого более веские причины, ибо мне доподлинно известно о причинах с обеих сторон. Герцог не забыл, что упомянутый коннетабль был причиной взятия Амьена и Сен-Кантена, и ему казалось, что он был причиной и истинным инициатором этой войны между королем и ним, ибо во время перемирия он говорил самые лучшие слова о мире, но, как только начинались споры, он становился его главным врагом или хотел заставить его выдать замуж свою дочь [за сына короля]". Во время переговоров, которые проходили между Францией и Бургундией в 1473 и начале 1474 года, обе стороны имели претензии к графу де Сен-Полю; и "таким образом, начали практиковаться в способах победы над упомянутым коннетаблем", люди короля сообщали бургундцам, которых он имел в качестве врагов, об обвинениях, которые они должны были выдвинуть против него, и каждая из двух сторон сообщала другой о своих интригах. В конце 1473 года, почувствовав опасность, граф де Сен-Поль вторгся со своими войсками в Сен-Кантен и заставил королевский гарнизон эвакуироваться из города. Он думал, что заполучил пешку, которую можно использовать для натравливания короля и герцога Бургундского друг на друга. Затем он отправил Людовику XI очень любезное письмо, в котором предупредил его, что взял Сен-Кантен только для того, чтобы обеспечить своим войскам лучшее жилье, и что он ни в коем случае не должен сомневаться в его верности. Скрывая свое недовольство, король посылал ему послание за посланием, но коннетабль довольствовался тем, что умножал свои заверения в верности. В то же время король призвал герцога Карла объединить с ним усилия против графа де Сен-Поля, который делал и Бургундии заманчивые предложения. Однако, несмотря на подозрения, которые его действия вызвали в обоих лагерях, переговоры продолжались. Неаполитанскому послу герцог Бургундский с гордостью объяснил — хотя это был конец апреля 1474 года и Петер фон Хагенбах находился в тюрьме в Брайзахе, — что "король Франции и коннетабль соперничают друг с другом за его расположение, первый предлагает ему Сен-Кантен и голову де Сен-Поля, второй — Сен-Кантен и свои ценные услуги". Он готов принять любое из этих двух предложений, которое поступит первым, — добавил герцог, заявив, что не доверяет ни одной из партий. "Король не сдержал ни одного из своих обещаний, а что касается коннетабля, то он является человеком, который не может принять ни одного сюзерена и не заботится ни о чем, кроме своих собственных интересов…". Через несколько дней, в начале мая 1474 года, французский и бургундский посланники заключили соглашение, по которому граф де Сен-Поль, объявленный врагом обоих государей, должен был быть предан смерти в течение восьми дней первым, кто его схватит, или передан другому для казни. Людовик не замедлил дорого заплатить за это сотрудничество: он обязался снабжать герцога войсками и передать ему, помимо Сен-Кантена, все земли и владения, которые коннетабль имел в пределах его королевства. Однако де Сен-Полю, который теперь осознавал грозившую ему опасность и продолжал делать предложения обеим сторонам, удалось убедить короля, который, подозревал, что герцог Карл готовится предать своего государя, и склонить графа на свою сторону. В результате Людовик отправил краткое послание своим уполномоченным и добился аннулирования соглашения против графа де Сен-Поля. "И если мы правильно воспринимаем действия короля, — замечает Коммин, — то его поступок имел большой смысл, ибо я полагаю, что упомянутый коннетабль был бы принят герцогом Бургундским, получив от него Сен-Кантен, какие бы обещания сам ни давал". Две недели спустя, 14 мая, Людовик имел беседу с графом де Сен-Полем в деревне Фарнье, между Нуайоном и Амом, опорным пунктом коннетабля. Полный опасений, граф принял все меры предосторожности, чтобы обеспечить свою безопасность. На дамбе, перегораживающей болотистый ручей, было установлено не одно, а два заграждения на расстоянии около двенадцати футов друг от друга. Король заставил де Сен-Поля ждать довольно долго. Затем, заблаговременно отправив Коммина для принесения извинений, он вошел в деревню в сопровождении своих главных офицеров, шотландской гвардии и около 600 латников, под командованием злейшего врага коннетабля, Антуана де Шабанна, графа де Даммартен, Великого магистра королевского двора. За вторым заграждением находился коннетабль, сидя на лошади в окружении полудюжины сторонников, а за дамбой стоял отряд численностью около 300 человек. Сопровождавшие графа де Сен-Поля не носили доспехов, но и Коммин, и Кристоферо да Боллате могли видеть, что шелковая мантия коннетабля скрывает кирасу. Вместе с некоторыми своими советниками король подошел к первому заграждению. Громким голосом, "из-за расстояния между ними", Луи де Люксембург, который склонился в глубоком почтении, но не сходя с места, сказал государю: "Сир, я пришел к Вам, чтобы показать всем, что я не бургундец и никогда им не был, как Вам внушили, но Ваш слуга и добрый француз, которым я всегда буду с Вашего позволения; и я хочу довести до Вашего сведения, что истинные бургундцы — это те, кто обвинил меня в том, что я не такой, как все". Людовик с легкостью ответил: "Мой брат [то есть "свояк", поскольку граф был женат на Марии Савойской, свояченице Людовика], я всегда считал Вас верным и поэтому проявил доброжелательность. Давай забудем о прошлом и перейдем к другому, более важному, как для Вас, так и для меня". После этого король, а вскоре и граф, дали знак своим советникам удалиться, а их секретари составили охранные грамоты и обещания дружбы. Затем коннетабль приказал открыть ворота со своей стороны и подошел к воротам Людовика. Все еще верхом на лошадях, они обнялись и, обменявшись грамотами, составленными их секретарями, начали беседовать "в очень интимной и дружеской манере" в течение более получаса. Стоявший в стороне Коммин, не преминул заметить: "Людовик увидел, что коннетабль внезапно вышел из себя. Он поспешно попросил открыть королевские ворота и поспешил встать рядом с государем. Он громко извинялся за то, что взял с собой вооруженных людей и принял столько мер предосторожности, объяснив это близостью к бургундской территории, и, кроме того, боязнью, что страшный старый живодер де Даммартен может попытаться что-то предпринять против него. Он смиренно предложил королю пройтись с ним немного, но тот заявил, что это не к чему, добавив, что прекрасно знает, что коннетабль является верным подданным. Поэтому Людовик вернулся один к своим приближенным, чьи мрачные взгляды и раздраженный ропот выдавали их недовольство. Им надоело высокомерие де Сен-Поля, и король с удовольствием дал им понять, что встреча с коннетаблем только усилила его антипатию к графу". "В тот день он [граф де Сен-Поль] был в большой опасности", — лаконично заметил Филипп де Коммин. Через несколько дней коннетабль, одетый по этому случаю очень просто, встретился с королем и графом де Даммартен. Под проливным дождем Людовик приказал двум врагам примириться. После этого, он больше никогда не видел коннетабля Франции. |
