В Руссильоне, который королю удалось заполучить у Арагона в 1462–1463 гг. благодаря дипломатическим усилиям, внезапно произошли события, угрожавшие безопасности королевства. В 1473 году старый король Хуан II Арагонский, который был одним из самых злейших врагов Франции, захватил Перпиньян, из которого изгнал французов. Пообещав вернуть 300.000 экю, в обмен на которые он заложил Руссильон Людовику, король Арагона пытался затянуть переговоры, пока его союзники не вступили в войну. Однако в 1474 году, когда срок перемирия истек, Людовик XI, не обращая внимания на мрачные угрозы герцога Бургундского, который в то время был занят в Германии, организовал крупную экспедицию в Руссильон. 10 марта 1475 года Перпиньян капитулировал, и Хуан II был вынужден заключить перемирие, которое продлится до конца его правления[108]. Что касается короля Франции, то у него было достаточно времени, чтобы собрать свои войска для противостояния бургундцам и англичанам.
Несмотря на все успехи его германской политики, положение Людовика не было лишено риска. В дополнение к своим значительным ресурсам герцог Бургундский обладал престижем завоевателя, который нельзя было игнорировать. Тем времен возле Кентербери собрались отряды опытных латников и лучников из всех графств Англии. Вскоре они пересекли Ла-Манш, под предводительством Эдуарда IV, который в свои 34 года еще не потерпел ни одного поражения на поле боя и уже считался одним из самых блестящих полководцев из государей, которые когда-либо правили в Англии. Людовик прекрасно понимал, что если бы он потерпел поражение или допустил ослабление своей власти, то ему следовало ожидать, что герцог Бретонский, Анжуйский дом, граф де Сен-Поль, герцог Немурский и даже герцог Бурбонский (и это только самые могущественные его вассалы) присоединятся к герцогу Бургундскому, чтобы расчленить королевство. Коммину король с горечью заметил, что если он проиграет битву, то может опасаться восстания против него, так как "он чувствовал, что его не любят все его подданные, и особенно великие…". В письме Эдуарду IV (которое Людовик позже купил за 40 фунтов у секретаря английского короля) сеньор д'Юрфе, доверенное лицо и друг Франциска II, утверждал, что "герцог Бретани за один месяц совершит больше подвигов с помощью разведки, чем армия англичан и герцога Бургундского за шесть, какими бы сильными они ни были". "И я верю, — добавляет Коммин, — что он говорил правду, если бы все дошло до крайности". Знавший все секреты своего господина, сеньор д'Аржантон, который сам был выдающимся политиком, посчитал, что король находится в смертельной опасности. Другие видели ситуацию в еще более пессимистичном свете. 25 января 1475 года Галеаццо-Мария Сфорца, герцог Миланский, в панике отказался от союза, который так преданно защищал его отец, и подписал перемирие с герцогом Бургундским. По всей Европе предсказывали небывало жестокую войну и судьбу Людовика, похожую на судьбу его прапрадеда, короля Иоанна II Доброго, который попал в плен к англичанам в 1356 году в битве при Пуатье. Несколькими месяцами ранее, узнав о последних английских приготовлениях, Людовик XI сам вскрикнул в минуту отчаяния: Ах, Пресвятая Дева, даже теперь, когда я пожертвовал тебе четырнадцать сотен экю, ты не оказываешь мне ни малейшей помощи! В остальном хроники говорят лишь о бодрости и самообладании короля. Он все еще был уверен в своих силах и знал, как должен вести себя король Франции, когда на него надвигаются англичане и бургундцы. II 1 мая, как только истек срок перемирия с Бургундией, Людовик XI покинул аббатство Виктуар близ Санлиса и отправился в стремительную кампанию по Пикардии. 11 мая он овладел Мондидье и Руа и переправой через Сомму у Корби. После эвакуации населения каждый из этих городов был разрушен до основания, более того, король отдал приказ уничтожить каждое место на границе, укрепления которого не смогли бы выдержать осаду. В это же время молодой герцог Рене II Лотарингский, объявив войну Бургундии и напал на герцогство Люксембург. Далее на юг французская армия под командованием герцога Бурбонского вторглась в герцогство Бургундия, а швейцарцы вновь готовились пересечь Юру и войти во Франш-Конте. Англичане еще не появились на континенте, Нойс все еще держался, а войска императора приближались к лагерю бургундцев под городом. Во второй половине мая король во главе мощной армии поспешно прибыл на побережье Нормандии. Он получил срочное известие от графа де Сен-Поль, что англичане вот-вот высадятся. Коннетабль был слишком непостоянен, чтобы Людовик придал большое значение его словам, однако, поскольку Нормандия была самой богатой провинцией королевства, враг вполне мог начать свое вторжение именно там, как он неоднократно делал это в прошлом. В июне король узнал, что большие английские контингенты прибыли в Кале, но сам Эдуард IV, очевидно, еще не появился. До конца месяца Людовик получил известие о том, что его армия, действовавшая в герцогстве Бургундском, 20 июня одержала победу при Гипи и взяла в плен губернатора, сына графа де Сен-Поль. Людовик поручил своему зятю, адмиралу, опустошить земли между Абвилем и Аррасом, находившиеся в руках бургундцев. Все, что ели англичане (а они славились в Европе хорошим аппетитом) они должны были взять с собой. Увидев состояние сельской местности и деревень, они вскоре поняли бы, что не могут рассчитывать прокормить себя за счет французского короля. 27 июня адмирал, продолжавший свою разрушительную работу до самых ворот Арраса, столкнулся с бургундской армией, вышедшей из города для атаки. Однако ему удалось обратить бургундцев в бегство и захватить в плен их главных командиров, среди которых были Жак де Ришбур, брат коннетабля, и сеньор де Конте, один из лучших капитанов герцога Карла. В письме, извещающем об этой радостной новости, Людовик сообщил Великому магистру двора о своей деятельности и ближайших намерениях. Затем король занялся укреплением обороны Дьеппа, куда он приказал свезти весь урожай из окрестностей, "чтобы англичане ничего не нашли […] Я нахожусь здесь, у Нёшатель, и пока не знаю, пойдут англичане в Нормандию или нет […] В Кале четыре или пять тысяч англичан, но они не двигаются с места, и еще ни один из них не появился перед нашими людьми". Тем временем на Рейне произошли решительные события. Император, который, наконец, начал действовать, создал мощный укрепленный лагерь немного ниже по течению реки от Нойса. Однако, 24 мая герцог Бургундский перешел в наступление. Лишь несколько тысяч человек беспорядочными толпами вышли из императорского лагеря и бросились на бургундцев, которые вскоре их разгромили. Противник оставил на поле боя несколько сотен трупов, и герцог Карл с удовлетворением заметил своим капитанам, что это плод дерева войны. На следующий день император, чей гнев спал как по волшебству, подписал перемирие и приступил к переговорам о соглашении с помощью папского легата. Однажды, показывая Фридриху III свою знаменитую артиллерию, герцог заявил: Ваше Священное Величество, Вы видите эти пушки? Это ключи, которыми я намерен открыть ворота городов королевства Франция. Тут же Ле Глорье, придворный шут герцога, не преминул добавить: Ваше Священное Величество, показывал ли вам мой господин ту пушку, с помощью которой он вошел в Бове?
В середине июня герцог Бургундский, зная, что англичане уже высаживаются в Кале, дал согласие на соглашение, которое он счел достаточно достойным, чтобы не нанести ущерб своей "чести". Нойс был передан под управление папского легата, пока сам Папа расследует ссору из-за архиепископства, а бургундская и имперская армии на время перемирия покинули регион. Затем герцог отправил свои измотанные войска в Лотарингию, чтобы "освежиться", разграбив герцогство. Затем, не спеша, он сам отправился в Кале, чтобы встретить Эдуарда IV. Теперь, когда он знал, насколько слабы были имперцы, он сказал Жан-Пьеру Панигароле, новому миланскому послу в Бургундии, что скоро вернется, чтобы окончательно разгромить их, но сначала он должен провести кампанию, которая позволит ему покончить с Людовиком XI. вернуться Летом 1472 года король Арагона Хуан II окончательно подавил восстание в провинции Каталония — восстание, которое было обречено на поражение с момента смерти герцога Иоанна Калабрийского в декабре 1471 года. На рассвете 1 февраля 1473 года король Хуан II появился перед Перпиньяном с небольшой армией; население города поспешило открыть перед ним ворота, а французский гарнизон под командованием Антуана, сеньора дю Ло, был вынужден искать убежища в цитадели. Людовик XI немедленно отправил подкрепления и припасы на юг, и еще до конца апреля ему сообщили, что его войска осадили Перпиньян. Однако штурмы города французами не увенчались успехом, а сам дю Ло вскоре попал в плен; жара, болезни и недостаток продовольствия подорвали моральный дух осаждающих и проредили их ряды, так что к середине июля французская армия была вынуждена отступить. Было подписано перемирие, которое должно было истечь 1 октября и во время которого должны были состояться мирные переговоры. Однако Людовик остался равнодушен к угрозам, с помощью которых герцог Бургундский надеялся отговорить его от продолжения войны с Арагоном. 28 июня он написал Антуану де Шабанну: "Монсеньёр Великий магистр, два герольда Бургундии, то есть Золотая измена и Люксембург, прибыли сообщить мне, то есть: Золотая измена призвать меня к заключению перемирия с королем Арагона, а Люксембург — отправиться к упомянутому королю Хуану Арагонскому, чтобы сообщить ему об этом. Я ответил им, что, со своей стороны, я хотел бы соблюдать перемирие, если король Арагона его соблюдет, но что это он нарушил его и отнял у меня места, и, если он хочет вернуть их мне, я готов соблюдать перемирие. И по этому поводу я велю отвести упомянутого Люксембурга к губернатору Дофине и поручаю ему держать его у себя, пока его не затребуют обратно; и, в это время, герцог Бургундский будет считать, что его герольд выполняет самую лучшую миссию в мире". Герцог Карл в это время был занят в Германии, овладевая герцогством Гельдерн, поэтому Людовик воспользовался этим, чтобы как можно быстрее уладить свои дела в Руссильоне. Чтобы обеспечить удовлетворительные условия, он выбрал своим представителем отца де Рокаберти, арагонца, "который пользовался большим авторитетом у Хуана II" и который в то время был пленником короля. Согласившись обменять его на Антуана дю Ло, Людовик пригласил де Рокаберти отобедать за своим столом и переночевать в королевской прихожей; он польстил его амбициям и, несмотря на неодобрительный ропот своих советников, отправил его с французским делегатом на переговоры с королем Хуаном*. В середине сентября 1472 года он достиг соглашения, которое дало ему время передохнуть: нейтральный Руссильон будет управляться самим де Рокаберти, а если в течение года король Арагона не вернет 300.000 экю, которые он задолжал с 1462 года за выкуп провинции, французы смогут вновь ее занять. Весной следующего года, встречаясь с арагонскими посланниками, прибывшими узнать о мерах, которые Франция предпримет против Руссильона по истечении годичной отсрочки, король Людовик блестяще разыграл комедию обмана. Великолепное посольство Хуана II, прибывшее в Париж в марте (1474), уже задержалось в своей миссии из-за "ошибки", допущенной королем Людовиком в формулировке их охранных грамот. Послы сразу же объявили, что прибыли подтвердить договор, просить о продлении срока выплаты долга и предложить дочь принца Фердинанда в жены дофину Карлу. Людовику не составило труда догадаться, что погашение никогда не будет произведено, что старый хитрец Хуанн II просто пытается отсрочить военные приготовления Франции, пока некоторые посланники продлевают свой путь, чтобы обратиться за помощью к союзникам Хуана ― Бретани, Бургундии и Англии. Пока король задерживал послов в Париже, он продолжал наращивание сил на руссильонской границе. 9 апреля из Санлиса Людовик написал Таннеги дю Шателю, находившемуся в Дофине и готовившемуся к подкреплению растущей французской армии в Нарбоне, что двое людей, которых он отправил в Париж, чтобы "выяснить" истинные цели посланников, сообщили, что те "не принесли никаких стоящих новостей, и их намерение ― лишь отвлечь меня словами, пока зерно [в Руссильоне] не будет собрано". "Поэтому я должен играть роль мэтра Людовика [то есть старого хитреца], а вы ― метра Жана [то есть простака], и, вместо того чтобы они нас обманывали, мы покажем себя умнее их. Что касается меня, то я буду развлекать их здесь до первой недели мая, а вы тем временем отправляйтесь [в Руссильон], как только сможете". С переброской войск для участия в экспедиции "у вас будет достаточно людей, чтобы сжечь урожай и опустошить всю деревню". Это был первый раз, когда Людовик приказал применить столь суровую тактику. В отношениях с Руссильоном, который не затрагивала его коронационная клятва ― он был частично французским по языку, полностью французским по географии и когда-то принадлежал королевству, ― он был не совсем в своей стихии; и теперь он жертвовал всем ради плетения своей паутины. Через пять дней после письма Таннеги дю Шателю Людовик вызвал арагонских послов в деревню близ Санлиса, где, наконец, должен был дать им аудиенцию. Он намеревался сделать эту аудиенцию впечатляющей церемонией, и сам руководил приготовлениями. Стоя между своими принцами и прелатами, с одной стороны, и капитанами и советниками — с другой, он серьезно выслушал вступительную речь графа Хуана-Рамона де Кардона-и-де-Прадес. По его словам, он был рад приветствовать посланников Хуана II при условии, что они не приехали замышлять что-то против него или его интересов. На протесты де Прадеса о том, что у короля Арагона нет другого желания, кроме как жить в мире с Францией, он ответил, что король Арагона уже нарушил некоторые статьи договора, но тем не менее, он согласился назначить представителей для переговоров с ними. Скоро он сам будет в Париже, где с радостью примет их, добавил он приветливо. Для этой церемонии Людовик надел ожерелье Ордена Святого Михаила, и, одетый в шелка и атлас, он был в "более роскошном костюме, чем когда-либо за последние десять лет", отмечает Боллате, который считал, что король таким образом "выглядел на десять лет моложе". В столице король предложил арагонским послам всевозможные приемы и развлечения, включая смотр парижского ополчения. Однако посланники стали волноваться, повторяя, что если соглашение не будет достигнуто, то они вынуждены будут уехать. Граф де Прадес заболел, но это была уловка, сказал Людовик Боллате, предлог, чтобы покинуть Париж. В конце концов, однако, король отпустил послов. В связи с этим он со злорадством писал Таннеги дю Шателю и другим капитанам, находившимся тогда на границе с Руссильоном: "Я продержал каталонских послов здесь все время, которое обещал Вам, и даже дольше; был вторник [5 мая], когда они уехали". Под охраной почетного, но строгого эскорта посланники медленно поехали по дороге, которая должна была привести их домой. Король, приказавший хорошо с ними обращаться, но задержать их в Лионе и Монпелье, позаботился о том, чтобы они прибыли в Арагон не раньше августа. К этому времени его войска уже были заняты уничтожением урожая в Руссильоне, чтобы уморить Перпиньян голодом. *Такое случалось нередко, поскольку многие королевские советники, как и миланский посол, считали, что Людовик действует вопреки здравому смыслу. По их мнению, де Рокаберти взял на себя обязательства перед королем только для того, чтобы обмануть его, как только он вновь обретет свободу. По словам Боллате, он был "очень искусным придворным, умевшим вставлять мудрые замечания в любой разговор; но его хитрая внешность, а также шрамы, которыми было отмечено его лицо", говорили о том, что лучше ему не доверять. |
