В январе Людовик отправился в Нотр-Дам-де-Беюар, чтобы воздать Богоматери благодарность. Незримые нити, сплетенные "всемирным пауком", оказались мощными канатами. Он не только не потерял ни одного человека, но и в его королевстве не было ни одной сожженной деревни. Ни одна держава на Западе не могла теперь соперничать с этим королевством, чей государь был самым успешным из монархов. В возрасте 53-х лет Людовик имел за плечами восемь лет правления. Он не мог знать, что его выдающаяся политическая победа, последствия которой трудно оценить станет триумфом, подобного которому западный мир, возможно, никогда не знал. Но еще предстояло узнать, как король воспользуется преимуществами холодной войны, которую он так умело вел.

18 января 1477 года, в суровую зимнюю погоду, король Франции сел в седло и отправился в обширные северные территории, которые так долго находились под контролем Бургундии[119]. Теперь удача ему сопутствовала, и больше не требовалось ни терпения, ни мастерства, которые когда-то были необходимы. Для его стремлений, больше не было границ, которые ранее существовали. В возрасте 53-х лет он также по-новому осознал хрупкость человеческого бытия и быстроту течения времени. Мир и он сам изменились, и с этого момента он должен был обо всем заботиться и все делать все сам. По дорогам сновали гонцы, чтобы собрать его войска и его капитанов. Он позаботился о том, чтобы в Пикардии, Артуа, Фландрии и Эно местные жители, которым он многое пообещал сами взялись за дело. Чтобы завоевать расположение жителей Гента, король послал в город своего фламандского цирюльника, знаменитого Оливье Ле Дэна и разослал письма в свои добрые города с просьбой предоставить продовольствие, боеприпасы, лошадей, каменщиков и деньги.

В начале февраля, когда король вошел в Перон, города Пикардии и почти все земли вдоль Ла-Манша подчинились его представителям. Герцогство Бургундия согласилось на присоединение к короне. Что касается Франш-Конте, то оно также уступило вскоре после этого, но не без возражений, так как жадность сеньора де Краона, который отвечал за переговоры о подчинении бургундских территорий, вскоре вызвала там волнения. В то время у Людовика не было другого оружия, кроме иронии, чтобы сдержать грубую жадность де Краона. Король писал ему:

Еще до гибели Карла Бургундского Людовик рассматривал возможность присоединения его владений, женив Дофина на единственной дочери герцога, Марии. Однако теперь, когда поступили хорошие новости и события разворачивались даже лучше, чем он надеялся, он считал возможным захватить все бургундское наследство, не вступая в столь неопределенный союз. 2 февраля, накануне вступления в Перон, Филипп де Коммин предупредил короля, что отсутствие защитников повергло графство Артуа в состояние паники и что Филипп де Кревкёр, д'Экерд, капитан Арраса, его столицы, кажется, готов поступить на службу к королю.

Однако за ужином в тот же день Людовик понял, что сеньор д'Аржантон не разделяет ни его оптимизма, ни больших надежд, выраженных другими приближенными. После трапезы он попытался склонить на свою сторону мудрого советника, к чьей поддержке он уже привык, но было ясно, что Коммин, который был сторонником примирения и поддерживал проект брака, считает поспешным и неразумным военный захват бургундских владений. В тот же вечер Людовик назначил его капитаном Пуатье, столицы провинции, сенешалем которой он уже был, а на следующий день приказал ему отправиться в Пуату, чтобы присматривать за бретонцами. Людовик больше не был в настроении прислушиваться к голосу мудрости[120].

До конца месяца, снедаемый нетерпением, король снова отправился в путь. Поручив своему старому преданному Великому магистру двора начать военные действия на границах Эно, он теперь намеревался отправиться на северо-восток, чтобы попытать счастья в Артуа. Из Фландрии же он получил ряд путаных донесений, в которых ему еще предстояло разобраться.

"Мадемуазель [Мария, бургундская наследница] была тогда в большой беде", — с трогательной простотой отмечает бургундский хронист Жан Молине, преемник Жоржа Шателена. Опечаленная трагическими новостями, теперь, когда ее отец погиб, Мария оказалась без войска, без денег и без власти. Более того, она даже оказалась пленницей города Гента. Узнав о смерти Карла Бургундского, жители города поспешили казнить своих главных магистратов и многих богачей, обвиненных в поддержке тиранического режима герцога. Они также потребовали, чтобы Мария созвала Генеральные Штаты Фландрии, которым она была вынуждена предоставить право собираться, когда они пожелают, и накладывать вето на любое решение об объявлении войны. 11 февраля жители Гента добились от нее восстановления муниципальных свобод и привилегий, которые герцог Карл и его отец у них отобрали. Однако в городе продолжались волнения, которые постепенно распространились на другие крупные города, такие как Брюгге и Ипр, а также на различные населенные пункты в Брабанте и Эно. В этих ужасных обстоятельствах у Марии не было другой поддержки, кроме той, которую предлагала небольшая группа постоянно ссорящихся друг с другом советников, остававшихся на ее стороне. Среди них были канцлер ее отца Гийом Югоне, ее дядя, епископ Льежский Людовик де Бурбон, сеньор Ги д'Эмберкур, который был одним из лучших советников и капитанов герцога, и Маргарита Йорк, вдовствующая герцогиня, которая, будучи бездетной, всегда относилась к Марии как к собственной дочери. Но гентские бунтовщики не хотели никого слушать. Их заботило только сохранении своих вновь обретенных свобод, и совершенно не интересовало то, что может произойти с бургундским государством: все, что они знали, это то, что они не желали находиться под управлением короля Франции, их номинального сюзерена.

Советники Марии сошлись в одном: молодую принцессу, которая в двадцать лет была самой богатой наследницей в Европе, нужно было выдать замуж, и как можно скорее. Югоне и д'Эмберкур выступали за Дофина, как и епископ Льежа. Ее мачеха, со своей стороны, выбрала кандидата из семьи Йорков в лице своего брата Джорджа, честолюбивого герцога Кларенса, который по счастливой случайности как раз овдовел в декабре прошлого года. Однако Мария была не более заинтересована в том, чтобы стать женой английского герцога не имевшего и гроша в кармане, чем в том, чтобы выйти замуж за брата королевы Англии, которого Эдуард IV рассматривал в качестве замены Джорджа. На самом деле, похоже, что она уже положила глаз на перспективного девятнадцатилетнего молодого человека, которого уже имел в виду ее отец, а именно на Максимилиана, сына императора Фридриха III, которому герцог Карл в конце концов пообещал ее руку в надежде получить военную помощь от империи.

Город Аррас на границе с Фландрией, известный своими текстильным производством, в то время был разделен на две отдельные части: нижний город, находящийся под юрисдикцией архиепископа, и верхний город, укрепления которого возвышались над первым. 4 марта Людовик XI вступил в город, который Филипп де Кревкёр передал королю в обмен на предложенные ему высокие должности и щедрую пенсию. Но, что касается самого города, то все, что удалось сделать Людовику, это подписать с ним перемирие, по которому он признавался сюзереном Арраса, но не должен был входить в него со своими войсками.

В то же время королю сообщили, что миссия Оливье Ле Дэна потерпела провал: двор Марии был возмущен грубым хвастовством цирюльника, а жители Гента, которых ему тайно поручили привлечь на сторону своего господина, были настроены настолько враждебно, что Оливье был вынужден поспешно покинуть город. Людовик совершил большую ошибку в выборе своего посла и в своих надеждах на победу над фламандцами. Однако, когда в Аррас прибыла делегация из Фландрии, король продолжил свою кампанию. Посланники, которым он предложил немедленно заключить брак между Дофином и Марией при условии, что она отдаст себя под его защиту, заявили этот проект "немыслим". Затем король попытался воспользоваться разногласиями между фламандцами и двором Марии, чтобы заручиться поддержкой той из двух партий, которая обратилась к нему. Когда его советники показали письмо, в котором бургундская наследница заявила, что хочет, чтобы всеми ее делами руководили Югоне, д'Эмберкур и еще два ее приближенных, фламандские послы, утверждавшие, что их Генеральные Штаты обладают всей верховной властью, пришли в такой гнев, что 9 марта покинули Аррас, прихватив с собой письмо, которое они поспешили предъявить герцогине. После этого вожди Гента бросили Югоне и д'Эмберкура в тюрьму и, несмотря на смиренные мольбы Марии, предали их смерти на городском рынке, как преступников. Людовик немедленно выдал их наследникам грамоты, гарантирующие сохранность их собственности и жестко осуждающие казнь. Но это была еще одна ошибка, поскольку ненависть, которую толпа питала к Югоне и д'Эмберкуру, частично объяснялась их профранцузскими настроениями.