С утра Бернарду показалось, что неожиданный выходной свалился как снег на голову. Он уже привык днём сидеть в студии и периодически заглядывать с бумагами к Чилтону в бюро. Ему было проще подстраиваться под плавающий график Юэна, поэтому выходные он брал исключительно для того, чтобы вместе отправиться куда-нибудь. А так, чтобы просто посидеть дома... давно такого не было.

— Чем займёмся? — спросил Юэн, когда Бернард наконец закрыл крышку ноутбука и потянулся. — У меня ещё есть время до работы.

— А чем ты хочешь заняться? — посмотрев в сторону окна, спросил Бернард. Дождь не прекращался. Более того даже усилился, и поднялся ветер. — Жаль, что в такую погоду никуда не выбраться.

— Тогда без сомнений у нас только один вариант, — бодро заявил Юэн, вставая из-за стола и подхватывая Бернарда за плечо. — Займёмся... — низко и бархатно протянул он, на мгновение приподняв брови, — проявкой фотографий, которые я делал в «Вайтбридже». У меня тоже есть дело, которое я не хочу больше откладывать. Пошли-пошли.

Оказавшись в проявочной, Юэн сразу переключил свет на красный и выставил перед собой руки.

— Его можно включать непосредственно при проявке фотографий, — напомнил Бернард. — Сейчас необязательно.

— Обязательно, — настоял Юэн и, приблизившись к Бернарду, мягко потрепал его за щёки. — Потому что это самое интересное. За столько времени ты уже привык и не воспринимаешь красный свет как что-то особенное. Но для меня это необычно. Дай насладиться впечатлениями.

Пока Юэн касался лица Бернарда самыми кончиками пальцев, Бернард просто изучающе смотрел на него. При таком освещении губы Юэна казались бледными, а глаза тёмными. Красный свет мягко подчёркивал его черты лица: прямой нос, скулы, ямочку на подбородке, которую так хотелось погладить большим пальцем.

Бернард задумался: меняются ли люди, или просто в процессе общения открываются новые грани их характера? Сейчас Юэн представал нежным и заботливым. В его мягких и смелых прикосновениях читалась искренность. И Бернард осознавал, что в иной ситуации Юэн может быть резким и жёстким, не терпящим оскорблений и предпочитающим решать спорные вопросы крепкими словами и не менее крепкими кулаками.

В начале знакомства Бернард часто ловил в его взгляде что-то холодное и... волчье. Несмотря на показушную инфантильность Юэн всем своим видом говорил: не лезь ко мне слишком близко, и я не покажу свои острые зубки. Бернард понимал странность и иронию возникающей ассоциации, но Юэн был похож на собаку. С теми, кого хорошо знал, он вёл себя дружелюбно. Радостно вилял хвостом при встрече и любил, когда его чешут за ухом. Но если кто-то посмеет поднять на него руку — вцепится в неё клыками мёртвой хваткой.

Бернард с каждым днём всё сильнее восхищался этим человеком. Его характером и жизненными установками. Юэн был разным и многогранным. Как и его голос. Сладкий и мелодичный, когда он исполняет песню на сцене, и с проклёвывающейся напряжённой, временами даже угрожающей хрипотой, когда он зол или раздражён. Потом эта же хрипотца могла стать нежной и обволакивающей, словно тёплый бархат, когда он жарко шепчет что-нибудь на ухо, а сладость в голосе сочится язвительностью, перед тем как он замахнётся кулаком в ответ на колкую реплику в своей адрес.

Юэн не боялся показаться глупым и наивным. Был прямолинейным и мог ляпнуть что-нибудь в самый неподходящий момент. Он не боялся быть собой. Боялся только показывать свои явные фобии, потому что другие могли использовать их против него. Он оберегал свои точки, которые считал слабостями. И каждый раз касаясь его шрама, Бернард просто хотел напомнить, что, находясь рядом, Юэн может полностью быть собой. Не винить себя. Не стесняться. Ему нет смысла оберегать свои слабости, потому что Бернард их принимает, он готов жить с ними и, если потребуется, защищать от других. Потому что к шрамам Юэна он уже относился так, будто они были его собственные.

Когда у Бернарда заболели щёки от тисканья при красном свете, Юэн принялся пересматривать на просвет ленты негативов из «Вайтбриджа».

— Вот эти точно нужно проявить, — посоветовал Бернард, стоя рядом и указывая на отрезок из пяти кадров. — На мой взгляд, фотографии с них получатся хорошими.

— Как ты можешь это определить? Здесь же все цвета наоборот! Но раз уж мне советует профессионал, как я могу не послушаться его?..

После долгого изучения негативов (Бернарду даже показалось, что стройматериалы и двуспальную кровать они выбрали быстрее), Юэн наконец отобрал те, которым решил дать дальнейшую жизнь в виде фотографий.

— Фартук надевать не будешь? — спросил Бернард, когда тот принялся готовить свежие реактивы.

— Не-а, с ним неудобно. Испытаю свою удачу.

Пока удача была на стороне Юэна. Он ничего на себя не пролил и сделал реактивы точно в соответствии с инструкцией, однако перчатки всё же надел.

«Мне ещё на сцене играть этими руками».

Бернард настроил и показал, как работать с проецирующим аппаратом. Юэн сам подготовил необходимые инструменты: ванночки, щипцы, секундомер. И с присущей ему живостью принялся за проявку. Бернард в основном только наблюдал. Юэн хорошо справлялся и не допускал ошибок, несмотря на то, что они с Бернардом постоянно отвлекались, болтали и подтрунивали друг над другом.

Постепенно натянутые над столом верёвки заполнялись фотографиями на просушку. И хоть погода сегодня не благоволила на путешествия, они вновь совершили вылазку в «Вайтбридж», только на этот раз не выходя из дома. Вот кованные ворота с облупленной краской и разбитая дорога. Вот уже знакомый главный корпус, перед которым ветер смёл листву в аккуратные горочки. А вот едва заметная тропинка среди высоких сосен. Где-то там, на клочке леса, приютившегося на территории дома отдыха, они обнаружили мёртвую лисицу. Но фотографий с ней не было, поэтому это осталось за кадром. Как за кадром осталось и то, что Бернард с Юэном сидели на краешке заболоченного бассейна. Имелся только кадр самого бассейна и хмурых туч над ним.

«Фотография — не просто красивая картинка. Это история и эмоции, которые её сопровождают».

На верёвках появились также снимки самого здания дальнего комплекса, который Юэн ни в какую не хотел называть Южным, а называл «младшим братом главного корпуса». Что и требовалось доказать, в той части дома отдыха на плёнку попалось мало полупрозрачных белых сфер. Бернард помнил, что там чувствовал себя лучше, чем в стенах главного корпуса. Значит, предположил он, какая-то закономерность между количеством сфер на снимках и интенсивностью его предчувствия шумов и призраков всё-таки существовала.

— Вижу, ты совсем заскучал, — сказал Юэн, устанавливая выбранный негатив в специальный отсек проецирующего устройства.

— Мне до сих пор непривычно просто стоять в проявочной, наблюдать за процессом и ничего самому не делать.

— То-огда-а, — загадочно протянул Юэн, щёлкнув по кнопке. На лист бумаги легла проекция изображения. Послышался стук отсчитываемых проецирующим аппаратом секунд. — Я исполнил своё желание с самостоятельной проявкой фотографий. И чтобы ты не скучал, последний снимок мы сделаем вместе. С плёнками в прошлый раз вышло неплохо.

Стук прекратился, свет в аппарате погас. Проекция изображения исчезла, но белая бумага уже таила в себе то, что не видно глазу. Юэн извлёк будущий снимок, аккуратно придерживая его кончиками пальцев.

— Зачем нам гончарный круг, когда у нас есть это?

— И красный свет.

— И красный свет! Да! Так что два один в пользу проявочной, — сказал Юэн и повернулся к столу с ванночками. Бернард приблизился. — Будет удобнее, если ты встанешь позади меня. Так мы друг другу не помешаем.

Бернард прокашлялся, стараясь скрыть ухмылку. Юэн перевёл на него взгляд.

— Да ладно, не стесняйся, — сказал он, — а то я вижу, как ты покраснел с головы до ног.

— Тогда почему и ты весь красный? — рассмеявшись, спросил Бернард. — Тоже стесняешься?