Насколько это было возможным со скрещёнными ногами, Бернард подвинулся ближе и, склонившись, коснулся шрама губами. Глубоко выдохнув, Юэн издал едва слышный полустон. Бернард потёрся кончиком носа о его руку, приник ненадолго щекой, вдыхая тонкий особенный аромат его кожи, потом принялся покрывать поцелуями каждый дюйм предплечья. Осторожно как только мог, словно от одного неловкого движения шрам мог обратиться в рану и закровоточить.

Грудь Юэна тяжело вздымалась, словно ему не хватало воздуха, а спасали только глубокие вдохи и выдохи. Бернард сам был не в состоянии дышать равномерно. Он то задерживал дыхание, то сбивчиво и с жаром выдыхал, прикрывая веки и продолжая целовать шрам. В какой-то момент он ощутил, как пальцы Юэна забрались ему под рукав футболки и сжались на плече, скользнули по ключице.

Бернард отстранился от предплечья, смахнул прядь тёмных волос со лба Юэна, прислонил ладонь к щеке и поцеловал его чуть выше брови, потом коснулся губами скулы. Пальцы Юэна скользнули от плеча к предплечью и сомкнулись на запястье Бернарда. Большим пальцем он погладил ребро его ладони.

— Если ты хочешь поцеловать каждую часть моего тела, где хоть когда-то были синяки и ссадины, тебе потребуется очень много времени, — усмехнувшись, сказал он.

— В этом есть какая-то проблема? — спросил Бернард.

— Да есть. Нам обоим надо на работу.

Бернард улыбнулся. Он чуть отдалился, убрал руку и аккуратным движением опустил рукав на кофте Юэна, пряча шрам. Заглянул в блестящие серые глаза.

— Берн... — выдохнул Юэн. — Мне всегда казалось, что по действиям должно быть всё очевидно, но я всё равно сейчас скажу дико банальную и слащавую вещь. Вообще никогда не думал, что буду такое говорить, как в этих убогих романтических фильмах, которые всегда казались слишком тупыми, актёры в них явно переигрывали, да и вообще эмоции виделись какими-то ненастоящими...

— Я люблю тебя, Юэн.

— Я... подожди, — Юэн непонимающе взглянул на Бернарда, будто не расслышал, что он сказал. Потом нахмурился. — Какого...? Я должен был сказать это первым.

— Значит, я тебя опередил.

— Так нечестно, — пробурчал Юэн. — Я готовился, тренировался перед зеркалом и всё такое.

— С чего ты вообще взял, что должен был сказать первым?

— Эм-м... не знаю, — пожав плечами, улыбнулся Юэн и приблизился к Бернарду. — Из нас двоих я самый болтливый и вроде как самый эмоциональный. Значит, по логике, всю романтическую чушь должен говорить я.

— Так было написано в каком-то пособии или что?

— Ага, пособие называется: «Как наибональнейшим способом признаться в своих чувствах», том первый, издание первое, дополненная редакция.

Бернард не смог сдержать усмешки.

— Сначала я хотел замутить тему с лепестками роз и ароматическими свечками, — активно жестикулируя, продолжал Юэн. — Вроде как это считается романтичным. Однако с приходом осени цены на цветы в нашем городе поднялись, а практически все заработанные деньги я потратил на новую одежду и ремонт ноутбука, дисплей которого благополучно разбил на днях. Да и свечи... Открытый огонь, ну его. Безопасность дома превыше всего. Потом я замышлял сделать что-то с надписями, — не останавливался Юэн. Бернард только сидел и, усмехаясь, удивлялся, как ему удаётся выдумывать это всё на ходу. — Ну ты знаешь, такие крупные имена или признания где-нибудь у всех на виду. Однако подумал, что на разные надписи у тебя, должно быть, аллергия, и ты потом меня же отправишь это всё оттирать, а вдруг ещё штраф платить придётся за вандализм...

Бернард рассмеялся и покачал головой из стороны в сторону, представляя все эти ситуации, которые несомненно для кого-то были романтичными, но в данном конкретном случае выглядели скорее комичными.

— Хорошо, что я ничего из этого не сделал, да? — с усмешкой спросил Юэн.

— Да, это было бы слишком.

— Вот и я о том же, — не переставая улыбаться, сказал Юэн. — Поэтому решил поступить самым неоригинальным способом, но и тут ты меня опередил.

— Если так подумать, то кто кого ещё опередил...

Юэн вопросительно приподнял бровь.

— Твои песни...

— Значит,— сказал Юэн, губы его растянулись в довольной улыбке, — дошло наконец, или ты давно догадался и молчал?

— Если честно, догадался только сейчас.

— Издеваешься?

— Я не шучу, — виновато улыбнулся Бернард.

— Берн, ты действительно мало чего замечаешь в реальном мире. И чего, собственно, я удивляюсь, если ты понял, что Эрика к тебе неравнодушна, когда она пошла в решительное наступление.

— С Эрикой всё было сложнее.

— Да ладно, — всплеснул руками Юэн. — У неё над головой практически уже висела сноска как в комиксах: «Я без ума от Бернарда Макхью», «Берни, могу я стать твоей девушкой?», «Я буду твоей единственной и неповторимой моделью».

Бернард скорчил недовольную и усталую гримасу. Юэн широко улыбнулся.

— Но это правда со стороны выглядело именно так. Её поползновения к тебе были настолько очевидны, что я был шокирован тем, что ты их не замечаешь. С тобой нужно разговаривать прямым текстом, намёки ты не понимаешь.

— И всё же, мне кажется, я делаю успехи, — сказал Бернард.

— А мне кажется, ещё рано делать выводы.

— Ещё мне кажется, что ты очень много болтаешь.

— А мне казалось, ты уже успел привыкнуть к этому.

— Не казалось, я привык, — улыбнулся Бернард.

— И ты же не думал, что я буду вести себя тихо.

— Нет, не думал. Но сейчас явно слишком много лишних слов.

— Я просто всё ещё хочу признаться в том, в чём ты меня опередил.

— Ладно, — согласился Бернард, положив руки себе на колени и выпрямив спину. — Дубль два. Я тебя внимательно слушаю. Перебивать не буду. Обещаю.

Юэн провёл рукой по волосам и подался корпусом вперёд.

— Я люблю тебя, Берн.

— Взаимно, Ю.

Улыбнувшись и чуть приподнявшись на коленях, Юэн заключил Бернарда в крепкие объятия. Прижал к груди. Там, под надписью на кофте, информирующей о том, что загрузка практически завершена, билось его сердце. Бернард обхватил Юэна за корпус, коснулся губами шеи.

— Ты ведь не пойдёшь к себе? — с надеждой спросил Юэн.

— Теперь разве что только за своей подушкой, — сказал Бернард.

— Никаких кошмаров.

— Никаких кошмаров.

Часть II. Плёнка #18

Машину, как и прежде, они оставили у поворота. Правда, чтобы не было видно с шоссе, пришлось загнать её чуть дальше в поредевшие заросли.

Осенью, постепенно перецветающей в зиму, «Вайтбридж» выглядел особенно уныло и одиноко. Летом заброшенному дому отдыха жизнерадостных красок добавляла зелень. Сейчас это место было похоже на человека, который на протяжении долгого времени проходил тяжёлое болезненное лечение, не давшее ему, однако, никаких положительных результатов. На фоне хмурого неба и изливающейся на всё серости, казалось, что ветер и дожди с пущей силой вымывают из него остатки жизни и сил.

Через будку поста охраны, где на столе лежал пыльный и порванный ловец снов, они попали на территорию и направились к главному корпусу. Дорога казалась ещё более потрёпанной, хотя с момента их предыдущего визита прошло не так уж много времени. Летом, даже тем холодным, что в этом году посетило Сент-Брин и его окрестности, из травы доносился стрёкот сверчков. Сейчас замолкли даже птицы. Холодно и тихо, только мелкие камушки и пожухлые листья шуршали под ногами.

Берн остановился и обернулся, чтобы сделать снимок ворот. Юэн тоже остановился и, переминаясь с пятки на мысок, коснулся плёночного фотоаппарата, висевшего на шее, — он выпросил его у Берни ещё дома, очень уж жгло желание поработать с плёнками.

Теперь Берн не интересовался, почему Юэн не хотел тратить свои выходные дни на что-то иное, нежели совместное посещение заброшенных мест. После перерыва, решения рабочих дел в клубе, марафона изматывающих кошмаров у Берна и его переселения из своей комнаты в бывшую спальню родителей вообще казалось, что многие вопросы решились сами собой. Друг с другом стало ещё легче и свободнее.